Становясь Милой - Эстель Маскейм

когда он ведет себя не так, как в реальной жизни: определенные гримасы, манеры, принадлежащие именно персонажу, а не Эверетту Хардингу. Невероятно дико наблюдать за кем-то, кого ты прекрасно знаешь – за своим собственным отцом, – который ведет себя как совсем чужой человек. Хотя в последнее время я не узнаю папу не только на экране.

Меня прямо-таки передергивает, когда он хриплым голосом шепчет Лорел какую-нибудь слащавую фразочку. Я крепко зажмуриваюсь и мечтаю на время отключиться всякий раз, когда они целуются на экране. Вот эти сцены всегда самые некомфортные. Папа, целующий чужую женщину, – само по себе зрелище дикое, что уж говорить о том, как он засасывает свою коллегу на огромном экране в HD-качестве.

– Эй, – шепчет Блейк, подталкивая мое колено, во время третьей из тошнотворных романтических сцен, – хочешь отсюда уйти?

Приоткрываю одно веко; его лицо подсвечено экраном, в глазах мелькают вспышки от фильма. Очевидно, Блейк заметил мои мучения.

– Еще как, – шепчу.

Он находит мою руку в темноте и тянет за собой. Мы пробираемся мимо ряда коленей, и в какой-то момент я спотыкаюсь о чью-то вытянутую ногу.

– Прости! – шепчет Лейси, но в ее голосе не слышно сожаления.

Мы с Блейком продолжаем продвигаться к проходу, стараясь не мешать просмотру (хотя у меня возникает желание – должна признаться, весьма детское – громко объявить, чем закончится фильм, испортив всем удовольствие), затем сбегаем по ступенькам к выходу, все еще держась за руки. Сзади раздается тихий одобрительный свист – полагаю, от Барни, – и прежде чем выйти из зала, я оборачиваюсь, чтобы последний раз посмотреть на зрителей: все зачарованы, взгляды приклеены к экрану, никто даже не жует попкорн, боясь шуметь.

Миновав двери в теперь уже пустое фойе, я выдыхаю с огромным облегчением. Здесь нет никого, кроме подметающего пол уборщика, а из залов доносится шум других кинолент.

– Ты права, – говорит Блейк, смеясь так, будто мы только что едва избежали смерти. – Фильм реально отстойный, а мы просмотрели всего половину.

– Не хочу досматривать, – признаюсь я, оглядываясь на двери в наш зал с ужасом в глазах.

– И не надо. Идем.

Мы возвращаемся к билетным кассам и киоскам – подозреваю, они будут пустовать до следующего показа «Вспышки», пока не нахлынет новая волна, привнося с собой шум и суматоху. Когда мы проходим мимо картонных фигур у входа, у меня руки чешутся залепить кулаком прямиком в папину голливудскую улыбочку. Но я не горю желанием быть задержанной за нападение на фотографию в кинотеатре, поэтому оставляю его в покое и выхожу на улицу вместе с Блейком.

Увы, мы пропустили закат. Солнце только-только зашло за горизонт, еще довольно светло, и воздух плотный от исходящего от асфальта жара. Вечером воскресенья на улице особенно оживленно: народ толпится у многочисленных ресторанов и баров.

Блейк приводит меня к своему пикапу. Прислонившись спиной к задней дверце, смотрит на мою руку, рассеянно касаясь браслета и играя с пальцами.

– Можно не ждать, пока остальные досмотрят фильм, и перекусить где-нибудь. Неподалеку есть «Сабвэй»…

– Или, – перебиваю я, – можем заняться кое-чем другим.

Впервые в жизни я набираюсь храбрости и проявляю инициативу. Беру руку Блейка и кладу себе на талию, затем сокращаю разделяющее нас расстояние и прижимаюсь к его губам.

Может, мы и стоим посреди парковки, но Блейк целует меня так, будто мы одни во всем мире. Наш первый поцелуй был неуверенным и осторожным; на этот раз мы знаем, что другой не отстранится, поэтому не сдерживаемся, полностью растворяясь в поцелуе. Свободная рука Блейка зарывается в мои волосы, и фильм совершенно вылетает у меня из мыслей.

– Твой план нравится мне гораздо больше, – шепчет он, улыбаясь мне в губы.

Мы прерываем поцелуй всего на мгновение, соприкасаясь лбами; мой большой палец касается ямочки на его левой щеке. Мы заглядываем друг другу в глаза, тяжело дыша. Даже не знаю, чья улыбка счастливее.

– Между прочим, мы в Нэшвилле, – бормочу я между глубокими вдохами, – и, по-моему, не следует упускать шанс. Давай заглянем в «Хонки-тонк централ»?

И тут появляется ответ на предыдущий вопрос – самая счастливая улыбка у Блейка.

Глава 24

Во вторник посреди дня мы с Тори и Саванной бродим по «Уолмарту» в поисках нового фена взамен сгоревшего. Однако мы увлеклись, и теперь наши тележки заполнены всевозможным барахлом. Изначально мы намеревались заскочить буквально на пару минут по пути из «Данкин донатс», где покупали кофе со льдом, но больше часа слоняемся по рядам.

– Это ж сколько надо мужества, чтобы выйти с папиного фильма посреди сеанса! – Тори позирует перед зеркалом в ярко-красных солнцезащитных очках – по-моему, это уже сотая пара, которую она примеряет. – Мила, тебе буквально наплевать на известность отца, и за это прими мой глубочайший поклон.

– Мы пойдем смотреть фильм в пятницу, – бросает Саванна, обходя стойку, – но Майлз сказал многого не ждать.

Ее тележка переполнена, а на выдвижной сидушке для детей лежит пачка «Читос» – пристегнутая, как полагается, – которую она уже открыла и похрустывает, просматривая стеллажи.

– Верно, – соглашаюсь я с усмешкой.

Хотя первые выходные проката заработали кучу денег, отзывы о фильме далеко не радужные. Давным-давно в киностудии ходили слухи о четвертой части, но, полагаю, после провала третьей им придется пересмотреть свои планы.

Пару месяцев назад я бы ужасно расстроилась, теперь же мне фиолетово. Папа настолько успешен, что ни к каким звездам стремиться уже не нужно. Наоборот, ему не помешает время от времени спускаться на землю.

Наконец Тори решает, какие солнцезащитные очки за три доллара с наибольшей вероятностью прослужат больше недели (круглые, обрамленные стразами), и бросает их в тележку.

– Мне до сих пор не верится, что вы умудрились сходить в «Хонки-тонк централ», и вас не выперли. Это в порядке вещей для детей Эверетта Хардинга и мэра Нэшвилла? Для вас делают исключения? Например, разрешают несовершеннолетним сидеть в баре?

– Никто не делал нам исключений, – возражаю я, слегка отталкивая от себя наигранно обиженную Тори. – Просто во время проверки документов мы спрятались за столиком в углу, и вышибалы нас не заметили. Да и недолго мы сидели.

– Вы проторчали там до часу ночи, – напоминает Саванна, приподнимая бровь и запихивая в рот еще один читос. Сегодня у нее в ушах, на удивление, простые гво́здики. – Как по мне, вечер удался на славу.

Мысли уносятся к вчерашнему ужину с Блейком в «Хонки-тонк централ». Поскольку был выходной, все три этажа бара полнились веселой толпой. Мы вновь заказали тарелку с закусками, что и в прошлый раз. Грохотала живая музыка кантри, и я невольно растворилась в ее