Гретель и тьма - Элайза Грэнвилл

— Нет, нет. — Йозеф тер виски. — Вы не понимаете. Я отправил Беньямина с дурацким заданием. Если б не я… — Он глянул на Гудрун: — Куда они увезли тело?

— Они сюда его привезли, домой, умирать, — сказала Гудрун. — Я им велела его отнести к нему в комнату, над конюшней. Я ему обработаю раны, ладно? И дам что-нибудь болеутоляющее. Глядишь, помирать ему легче будет. Мое…

— Нет! — воскликнул Йозеф. — Задержите их. Беньямина несите в дом. Я сам буду за ним ходить. — Он отметил, как резко она вдохнула. — С вашей помощью, разумеется, Гудрун, будьте так любезны. Вместе за ним присмотрим. Мальчишка не умрет, если за него возьмемся мы.

— Хорошо, — согласилась экономка, заметно успокоившись. — Постараемся. — Она развернулась и заспешила прочь из комнаты, а Йозеф принялся собирать необходимое.

Даже после предупреждения Гудрун Йозеф оказался не готов к плачевному состоянию Беньямина. Он тщательно осмотрел юношу — но с каждым следующим открытием накатывал новый приступ раскаяния. Беньямин пострадал уже трижды, и все — из-за Йозефа. На сей раз он парил над пропастью смерти. Даже если выживет, шрамы останутся на всю жизнь. А все — от похоти его нанимателя. Йозеф призвал на помощь все свое мастерство. Если уж он вознамерился выиграть в битве с Ангелом Бездны, чувства будут только мешать.

— Крепкий орешек, — сказал Штумпф, пока они вносили Беньямина. — Чудо еще, что не утонул. Одному Богу известно, как ему удалось выбраться из реки — после таких-то колотушек.

Йозеф едва кивнул. Богу наверняка известно, ибо Господь видит все, включая постыдные желания в мерзейших альковах человеческого сердца, запертых на засовы. Он помог Гудрун срезать с Беньямина заскорузлую одежду, и в животе у него болезненно ёкнуло — то была одежда его сына, которую он выдал юноше после предыдущих побоев. Мысленно он хотел, чтобы Штумпф ушел, но юный остолоп переминался с ноги на ногу. Наверняка ему прежде ни разу не доводилось видеть человека при последнем издыхании. Следующий вопрос Штумпфа подтвердил эту догадку.

— Он умрет, как думаете? Он что-то бредил про нимф и пастухов, про спящую красавицу. Сейчас-то тихий. — Штумпф с сомнением глядел на неподвижное окровавленное тело Беньямина. — Похоже, это скверный признак. — Он отскочил в сторону — Гудрун протолкалась мимо него с тазом кровавых тряпок. — Я пойду, пожалуй.

— Еще горячей воды, Гудрун, прошу вас. — Йозеф продолжал обследовать раны и понял, что мальчику придется обрить голову. В левом ухе запекся сгусток крови; при ближайшем рассмотрении оказалось, что это из-за внутреннего повреждения. Такое же беспокойство вызвало у Йозефа и состояние левого глаза. Никогда прежде не видел он такого чудовищного отека.

— Глаз он потеряет, — постановила Гудрун. — Попомните мое слово.

— Тихо. — Йозеф боялся, что она права. — Мальчик не глухой.

— Удивительно, что еще не мертвый, — сказала она, хоть и чуть тише.

Беньямин шевельнулся.

— Я не мертвяк. — На губах его выступила красная пена. — Не отдавайте меня студентам на вскрытие. Не нумеруйте меня… — Но тут он опять провалился в небытие.

— Фукс[191] — вот кто нам нужен, — сказал Йозеф, отводя экономку в сторону. — Гудрун, отнесите записку герру доктору Эрнсту Фуксу, главе офтальмологической клиники университета. Попросите, чтобы он был так добр и тотчас явился ко мне. В Вене лучше окулиста не найти. Только он сможет спасти Беньямину глаз. — Йозеф повернулся к изувеченному телу, лежавшему на кровати его сына. Это тело ни на какие образовательные нужды не сгодится, беспокоиться не о чем. Слишком оно все изломано. Почти изничтожено. Тот, кто бросил его в реку, очевидно, считал, что мальчишке конец.

Йозеф работал дальше, а Гудрун отправилась с заданием, поспешно натянув свои лучшие шляпку и пальто. Йозеф, в полной тишине сосредоточенно накладывая швы, не сразу осознал, что кто-то все подает и подает ему горячую воду и свежие бинты, а чьи-то руки проворно раскладывают для него инструменты, чтобы удобно было брать. Сделав наконец последнюю повязку, он осторожно перекатил юношу на бок, чтобы вытянуть из-под него окровавленное покрывало. В одиночку с этой задачей справиться непросто, и он обрадовался еще одной паре тонких рук — кто-то работал рядом. И тут до него дошло.

— Лили! — Он спешно прикрыл нагое тело Беньямина. — Вам не следует здесь находиться, дорогая моя. — Он помедлил. — Не пристало…

— Бедный Беньямин. Что они наделали?

— Ножевые раны. Ушибы. Несколько скверных переломов. — Свои худшие опасения Йозеф воздержался выражать. По лицу Лили ему показалось, что объяснений недостаточно, и он обрадовался возвращению Гудрун — та по-хозяйски ворвалась в комнату и принялась наводить порядок. — Боюсь, сколько-то Беньямин будет прикован к постели.

— Еще работы, — вздохнула Гудрун. Перехватила взгляд Йозефа. — Но мне жаль парнишку, разумеется.

— Вы доставили мое сообщение?

Гудрун кивнула.

— Герр доктор Фукс до вечера принимает пациентов. Придет при первой же возможности. — Она вновь театрально вздохнула, а затем схватила ведро с измаранными бинтами и направилась к двери. — Уберу-ка я это, раз больше никто не сподобился.

— Вы заставили его, — внезапно произнесла Лили.

Йозеф глянул на нее ошарашенно.

— В каком смысле, дорогая моя?

— Я умоляла его не ходить. Я знала, что это опасно. Что вы ему сказали, чтоб он пошел?

— Что вы знаете о том месте? — Йозеф двинулся в наступление. — Если б вы мне больше рассказали про тот клуб, ему бы не пришлось подвергать себя такой опасности.

— Я ничего о нем не знаю, — ответила она тихо. — Я никогда там не была, но любому понятно было, как Беньямину страшно.

— Вы там никогда не были. — Йозеф натужно сглотнул. — О. — Чуть погодя он добавил: — Тогда откуда вы, Лили?

Она скользнула взглядом в сторону.

— Смотрите, и цветы тоже здесь.

— Это бабочки, дорогая моя.

— Вы уверены?

— Лили, — сказал он раздраженно, — где вы были, прежде чем оказались здесь? Месяц назад, допустим? А в прошлом году? Где вы жили? Да, в 1898-м? А в 1897-м что делали? Вы были в Вене во время выборов 1895-го?

— Я вам говорила. Меня раньше не существовало. По крайней мере, в таком виде. Меня создали, чтобы я пришла сюда…

— Прекратите! — Йозеф опустил лоб в ладони. — Не надо. — Успокоившись, он добавил тише: — Да. Вы пришли уничтожить чудовище. Я вроде как должен вам помочь. Тогда скажите мне, кто вас создал, Лили. — Он протянул к ней руки. — Кто ответствен за вашу красоту?

— Может, вы сами.

Йозеф тяжко вздохнул.

— Вряд ли. — Если б можно было создавать что-нибудь по глубочайшему томлению своему, никому бы не нужен был Бог.

— Может, я сама себя изобрела. Вас, себя, Беньямина. — Взмахом руки она обвела комнату: — Все это. — Свет таял; в этот миг она выглядела меньше и как-то даже юнее — и бесконечно уязвимее. — Думаете, это возможно?

— Нет. — Йозеф не сводил с нее глаз. — Нет, Лили. Нет.

Лили показала на Беньямина.

— Бабочки льнут к нему.

Йозеф уловил в ее голосе новую грань — страх. Лили схватила его за руку.

— Что это значит, Йозеф? Что это значит?

Осознав, что он лежит в обычной постели с подушками и бельем, Беньямин внезапно перепугался. Он умолял не везти его в больницу. Если ты бедняк, цену медицинского обслуживания проштамповывали числом сразу после смерти и тебя отправляли на вскрытие. Осилив разлепить один глаз, он увидел, что находится не в АКХ. И не в убогом своем обиталище над конюшней. Тут не прогнувшиеся половицы с дырами, отмечавшими жилища крыс и мышей, а натертые и прикрытые турецким ковром доски. Потолок гладок и бел, в середине его — изящное пересечение балок без всяких следов привычных, обмазанных глиной ласточкиных гнезд, пристроившихся среди грубо сбитых перекладин. Тщетно искал Беньямин общительную сипуху, что днем устраивалась у незастекленного окна. Чуть приподняв голову, он увидел платяной шкаф красного дерева и комод ему в пару, книжные полки с томами, названия которых он не мог прочесть, — и две крупные, хорошо знакомые ему лодыжки.

Он откинулся на подушку и сделал вид, что спит. Но поздно: движение не осталось незамеченным. Гудрун надвинулась на него.

— Ну-ну, вот так угораздило тебя, дружочек. — Беньямин не ответил, и она спустила пар на подушке, приподняв ему голову и взбив перья. — После вот такого, говорю тебе, будешь держаться поближе к дому. — Гудрун встряхнула одеяло. Оно опустилось на тело невесомо, как облако, и Беньямин задумался, почему так слабо чувствует свои конечности.

— Я ног не чувствую…

— Скоро почувствуешь. Мы тебе дали кое-что от боли.

— Спасибо, — слабо проговорил он.

Гудрун отвесила подушке последний тумак.