Волки - Larka

Восходящее где-то справа-сзади светило уже украло в той стороне густую фиолетовую окраску неба, пригасило нестерпимо яркие искры звёзд. И вот наконец, Сноухэд первым осветился — да так, что серебряные искры резанули взор, обжигая, казалось, не только глаза, но и само сердце.

— Вот и утро. Именно такое бывает только раз в пять-семь лет, милая. Чтоб ни туч, ни ветра — и у нас, горцев, именно этот день и этот час почитают началом нового года.

Тени косо сползали вниз по склонам гор, уступая место свету. Так быстро, что это оказалось видно глазом. И ощущение, надо признать, было жутковатым и прекрасным одновременно. Настолько, что Ивица молча и чуть искоса смотрела в это великолепие, меланхолично потирая носик о щёку своего лорда. Даже мягко золотящаяся сбоку комета не нарушала очарования, лишь придавая феерический оттенок всей картине и напоминая о неизбежном.

— Ты возьмёшь меня с собой наверх, почтить величие богов и Сноухэда? — лёгкий шёпот уст отозвался не струйкой пара, а несколькими снежинками, быстро упавшими в разреженном воздухе.

— А ты станешь моей леди? — чьи-то губы нескромно раздвинули рыжую шевелюру, нашли ушко и ласково, до сладкой дрожи и истомы, легонько поцеловали мочку.

Но всё же, Ивица уже опомнилась.

— Посмотрим, мой лорд, — но в глазах её даже и посторонний заметил бы лукавую смешинку.

Частью вверх, немного вниз — да легонько повернуться в обернувшей душу грусти неизведанной печали, когда эти неизбывны слёзы неба слижут льющиеся в душу капли грусти горькой и солёной. Не изведать, не измерить глубину печали лёгкой, но вернёмся мы однажды к сводам царственных чертогов поклониться в память предков да почтить вниманьем сердца…

Ла Виолетта проснулась под утро от того, что как обычно ворочающийся во сне Ларс намотал на себя весь тёплый шерстяной плед, и бывшую коронную девицу до костей пробрал вовсе не шуточный морозец. Пришлось ей отвоёвывать законный кусочек тепла, да ещё и врезать ворчащему что-то сквозь сон рыжему под рёбра. Надо признать, тот вовсе не брыкался — почти сразу и почти безропотно уступил подруге её добычу. А потом запросто, как малыш кошку, притянул ту себе под бок, да ещё и обнял обеими руками.

К чести девицы — она не стала мурчать от удовольствия, млея под отвоёванным пледом в сильных, надёжных и всё же нежных объятиях. Она кое-как приоткрыла в сереющий сумрак один глаз и с интересом присмотрелась в сторону.

Огромный костёр уже почти прогорел, и возле образовавшейся груды рдеющих углей сидели три великана. Судя по остаткам валяющейся поодаль шкуры, они подкрепились чёрным жеребцом ло Эрика, и девица немного поёжилась в предвкушении нахлобучки лорда. Зато ходячие громилы, судя по всему, оказались после трапезы скорее в добром расположении духа. Даже, пожалуй, в лирическом — потому что сидели у тепла с задумчивыми, словно высеченными из гранита лицами и негромко напевали какую-то старинную песню.

Негромко, это, разумеется, по их собственному мнению — зато ла Виолетте звук показался грохотом лижущей бок горы каменной лавины. Однако, умаявшиеся за день остальные спали себе беззаботно, потому девица лишь подивилась спросонок, что почему-то понимает слова этой куда более древней, чем мир, песни. И продолжила себе нежиться в тепле, сообразив что слишком пристальное внимание с её стороны может показаться великанам, мягко говоря, невежливым или даже назойливым.

Однако троица у костра обратила на копошащуюся мелюзгу именно столько внимания, сколько она по их мнению заслуживала — то есть, ровным счётом никакого. Всё так же сидели они у скупо светящего огнища, и зачем-то ла Виолетте пришла на ум нелепая мысль, что точно так же это могло быть и сто, и тысячу, и целую вечность назад. Это мы словно бабочки-одноневки. А великаны вон они — вечные словно небо или горы. Могучие как стихии и равнодушные ко многим глупостям, занимающим или даже волнующим наши сердца. Да уж, эти ребятки на мелочёвку не размениваются. Велики не только телом, но и духом…

В следующий раз она проснулась от того, что чуть не захлебнулась. Оказывается, её уже подняли и усадили почти в вертикальном положении. А сама она, оказывается, давно уже завтракает копчёным мясом, прихлёбывая восхитительно горячий травяной отвар из то и дело наклоняющейся к её губам кружки. За последней обнаружились внимательные и чуть насмешливые глаза Ларса. Рыжий безо всякой деликатности постучал девицу по спине, и совершенно спокойно пожелал приятного аппетита.

Вот уж не знаешь — едва не кувыркнувшаяся ла Виолетта не поняла, стоит ей возмутиться или же поблагодарить? На всякий случай она скорчила на парня свирепую и даже злющую мордашку, однако тот что-то не особо впечатлился.

— На здоровье, — искренне пожелал он и тут же оделил подругу глотком напитка.

— Смотри сам не окочурься, — ла Виолетта откровенно не выспалась, а потому не сочла нужным скрывать свою ворчливость. Затем подумала, что не стоит быть такой уж стервозной, как та старая мадам-содержательница непотребного заведения с малолетками обоих полов, когда ту арестовывали. Да и Ларс, собственно, не заслуживал, чтоб с утра ему портили настроение.

Потому она притянула обрамлённое рыжими лохмами лицо к себе, и на десерт устроила себе такой долгий и сладкий поцелуй, что полирующая неподалёку своё копьё ла Торвальдина лишь завистливо вздохнула.

У Денера, как оказалось, гораздо лучше получаются дела, когда он думает не головой и даже не задницей — а доверяет своему сердцу. Потому не удивительно, что когда здоровяк после чинного и велеречивого прощания оставил великанам ещё одну лошадь "на после завтрака", не удивительно, что один из его куда более крупных то ли предков, то ли сородичей улыбнулся снисходительно.

— Погодите, малявки, — а затем, поднатужившись, гаркнул куда-то в сторону. — Скампи!

Как люди не оглохли, не поняли и они сами. На ногах не устоял даже Денер, коему на правах лорда не позволено было проявлять легкодухость.

Зато тщедушный грязно-рыжий бес, который где-то за горизонтом с вожделением принюхивался к последу жирненькой, откормившейся за лето каменной куропатки, так и не понял — какая сила вздёрнула его в воздух словно пушинку. Чудным образом перекувыркнула в воздухе, со свистом и гулом потащила куда-то, а напоследок с размаху приложила о гладко вымощенную каменными плитами площадь.

— Проведёшь человечишков к Сноухэду. Коротким путём, и чтоб без шалостей, — буркнул великан. А затем, потеряв к мелкой нечисти всякий интерес, обратил свой тяжёлый взор на Денера. — Как решишь отпустить, отблагодари куском сырого мяса, да хорошим таким пинком под хвост, от души.