История призрака - Джим Батчер

Я вернулся к своему занятию. Воспоминание, которое я использовал, было одним из почему-то застрявших в моей голове, о Молли в этом здании. Это могло быть брошенное ею заклинание. Оно привязалось к этому месту, поскольку было частью воспоминания, которое я использовал для создания связи.

Я попытался снова, на этот раз опуская фон и изображение – только Молли в пустом черном пространстве.. Эта вторая попытка отправила меня к полицейскому участку, из которого я однажды освободил под залог друга Молли. Я предположил, что я как-то ошибся в заклинании, но бросил быстрый взгляд вокруг на всякий случай. Молли не было.

– Ладно, умник, – сказал я себе. – Что, если воспоминания, которые ты использовал, слишком старые? Ты связываешь само воспоминание о ней с местом, где это тогда происходило. Значит, надо думать о ней, как она существует теперь, чтобы найти, где она существует теперь Так?

– Теоретически – ответил я себе.

– Правильно. Так проверим теорию.

Ну, это очевидно. Хотя обсуждать проблемы с самим собой – вряд ли хороший способ разобраться с расходящимися точками зрения.

– На самом деле, разговаривать с самим собой часто считается признаком надвигающегося безумия, – отметил я вслух.

Что едва ли выглядело обнадеживающим.

Я стряхнул неуместные мысли и проработал поисковое заклинание снова. На этот раз, вместо использования одного из моих ранних воспоминаний о Молли, я использовал самое последнее. Я вообразил ее в ее поношенной одежде и тряпках, как она была у Мерфи.

Формирование воспоминаия в образ, который должен поддерживать энергию, требуемую для заклинания, это не так же просто, как закрыть глаза и подремать. Вы должны воспроизводить образ в точности, буквально фанатически, детально, покуда это в вашем уме не превратится в как бы реальный физический объект. Требуется множество усилий и энергии, чтобы это сделать, вот почему люди используют реквизит, когда решают прибегнуть к магии. Реквизит может быть использован как якорь, сберегающий чародею силы при создании не одной, а многих умственных конструкций, и поддерживающий его целиком в состоянии полной фокусировки и концентрации.

Я в начале учился творить магию трудным путем – целиком в своей голове. Только после того, как я доказал, что я могу делать это без помощи реквизита, Джастин прказал мне, как можно это же делать, используя реквизит. Годами я практиковался в довольно сложной тауматургии без реквизита, может, раз в сезон, поддерживя свою концентрацию и воображение четкими. Оказалось чертовски хорошо, что я это умею. Творить магию в качестве призрака – это значило делать ее почти полностью «о натурель» (в натуральном виде).

Я порылся в памяти, чтобы воспроизводести ситуацию, в которой мне приходилось подстраховывать Молли при товрении ею заклинания. В то время, я был вовлечен в слишком большое количество дел, и в не углублялся точно в то, какое именно формы это имело в сознании Молли. Я видел, как она была напряжена, но подробнее присмотревшись к этому в памяти, отчасти был потрясен, как изможденно и утомленно она выглядела. Молли почти всегда выглядела юной персоной, почти светящейся здоровьем. После шести месяцев ее полной самостоятельности, она выглядела похожей на беглеца из ГУЛАГа: костлявая, жесткая, прибитая, если не разбитая.

Я добавил в образ кое-что еще. Я представил себе ее бодрой, доброжелательной, временами ненавидящей себя за ту боль, которую она причинила своим друзьям в дни, предшествовавшие тому, как я согласился учить ее. Я подумал о ее точном, упорядоченном методе обучения, так сильно отличный от моего собственного, о ее старании, и временами – о высокомерии, через которое проходит абсолютное большинство молодых чародеев, прежде чем они набьют достаточно шишек для настоящего мастерства. Я подумал о наиболее сильном напряжении в ее жизни, о глубокой и постонной ее любви к семейству, и от этого -усиленном чувстве расставания, которое она должна чувствовать при отрыве от них. Энергичная, красивая, опасная Молли.

Я удерживал такой образ моей ученицы в сознании, сблизил с ним мое твердое намерение, и закачал в воспоминание одного из моеих наболее памятных поисковых заклинаний, все это одновременно. Я скомпоновал структуру модифицированной версии заклинания, прошелся, пережевывая словно жвачку, и выпустил заклинание, пробормотав слово.

Энергия хлынула через меня, и точное, мощное усилие закрутило меня в пируэте. Я протянул левую руку, выставив указательный палец, и чувствовавал в нем резкий рывок всякий раз, когда он проходил восточное направление компаса. Через пару секунд я перестал вращаться, поворочался намного относительно точки, затем утвердился в немного противоположном направлении. Мой указательный палец указывал прямо в сердце города.

– Туки-туки, Кромби, – сказал я, – я тебя нашел.

Я последовал за заклинанием к Молли.

Я воспроизвел свое скачковое действие и принялся прошивать центр города по несколько сотен ярдов за раз. Я еще дважды останавливался, чтобы, проверяя, повторить заклинание и скорректировать курс, пока на третьей проверке не начал чувствовать как человек-флюгер. Я стал останавливаться чаще, пока не почувствовал уверенность, что я на правильном пути, и след повел меня вниз, внутрь больших башен в Петле, там где здания вырастают достаточно высоко, чтобы сформировать то, что ощущалось как стены оврага, искусственного каньона из стекла, стали и камня.

Я не был сильно удивлен, когда заклинание привело меня в нижние улицы. Некоторые из улиц города имеют два или даже три уровня. Одни из них – на поверхности, другие уложены под ними. Многие здания имеют верхний и нижний вход и парковку, удваивая количество подходов к зданиям внутри их микрорайонов.

Было также много пустых мест, ложных дорожек, проходов, и лазов. Тут и там, оставленные подвальные комнаты и стоявшие в тихой темноте подвалы зданий выше, ожидали переделывания во что-то новое. Пригородные туннели могли там соединяться, и было несколько входов в безумный, смертельный лабиринт нижнего города, известного как Преисподняя.

Чикагские полицейские патрулировали более низкие улицы на регулярной основе. Всякая нечисть выползала из Преисподней, чтобы побродить в темноте. Лишь машины освещали проезжую часть, только в некоторых местах отделенную от тротуаров полоской выцветшей краски.

В целом, это не то место по которому нормальный человек будет небрежно блуждать.

Я нашёл Молли, стоящую в одном из узких переулков. Снег падал сквозь решётку в двадцати футах над головой, и покрывал землю. Она была одета в те же лохмотья, что я видел прошлой ночью, и обхватила себя руками, дрожа от холода. На её щеке красовался свежий, наливающийся пурпурным свечением заката синяк. Она тяжело дышала.