Божественная комедия - Данте Алигьери

      Следя, чтоб зверь добычу не увлёк;

85 Так в эту пору были мы все трое,

      Я — за козу, они — за сторожей,

      Замкнутые в ущелие крутое.

88 Простор был скрыт громадами камней,

      Но над тесниной звезды мне сияли,

      Светлее, чем обычно, и крупней.

91 Так, полон дум и, глядя в эти дали,

      Я был охвачен сном; а часто сон

      Вещает то, о чём и не гадали.

94 Должно быть, в час, когда на горный склон

      С востока Цитерея[946] засияла,

      Чей свет как бы любовью напоен,

97 Мне снилось — на лугу цветы сбирала

      Прекрасная и юная жена,

      И так она, сбирая, напевала:

100 "Чтоб всякий ведал, как я названа,

       Я — Лия, и, прекрасными руками

       Плетя венок, я здесь брожу одна.

103 Для зеркала я уберусь цветами;

       Сестра моя Рахиль с его стекла

       Не сводит глаз и недвижима днями.

106 Ей красота её очей мила,

       Как мне — сплетённый мной убор цветочный;

       Ей любо созерцанье, мне — дела".[947]

109 Но вот уже перед зарёй восточной,

       Которая скитальцам тем милей,

       Чем ближе к дому их привал полночный,

112 Везде бежала тьма, и сон мой с ней;

       Тогда я встал с одра отдохновенья,

       Увидя вставшими учителей.

115 "Тот сладкий плод,[948] который поколенья

       Тревожно ищут по стольким ветвям,

       Сегодня утолит твои томленья".

118 Со мною говоря, к таким словам

       Прибег Вергилий; вряд ли чья щедрота

       Была безмерней по своим дарам.

121 За мигом миг во мне росла охота

       Быть наверху, и словно перья крыл

       Я с каждым шагом ширил для полёта.

124 Когда под нами весь уклон проплыл

       И мы достигли высоты конечной,

       Ко мне глаза Вергилий устремил,

127 Сказав: "И временный огонь, и вечный

       Ты видел, сын, и ты достиг земли,

       Где смутен взгляд мой, прежде безупречный.

130 Тебя мой ум и знания вели;

       Теперь своим руководись советом:

       Все кручи, все теснины мы прошли.

133 Вот солнце лоб твой озаряет светом;

       Вот лес, цветы и травяной ковёр,

       Самовозросшие в пространстве этом.

136 Пока не снизошёл счастливый взор

       Той, что в слезах тогда пришла за мною,

       Сиди, броди — тебе во всём простор.

139 Отныне уст я больше не открою;

       Свободен, прям и здрав твой дух; во всём

       Судья ты сам; я над самим тобою

142 Тебя венчаю митрой и венцом".[949]

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

1 В великой жажде обойти дозором

     Господень лес,[950] тенистый и живой,

     Где новый день смягчался перед взором,

4 Я медленно от кручи круговой

     Пошёл нагорьем, и земля дышала

     Со всех сторон цветами и травой.

7 Ласкающее веянье, нимало

     Не изменяясь, мне моё чело

     Как будто нежным ветром обдавало

10 И трепетную сень вершин гнело

      В ту сторону, куда гора святая

      Бросает тень, как только рассвело, —

13 Но всё же не настолько их сгибая,

      Чтобы умолкли птички, оробев

      И все свои искусства прерывая:

16 Они, ликуя посреди дерев,

      Встречали песнью веянье востока

      В листве, гудевшей их стихам припев,

19 Тот самый, что в ветвях растёт широко,

      Над взморьем Кьясси наполняя бор,[951]

      Когда Эол[952] освободит Сирокко.

22 Я между тем так далеко простёр

      Мой путь сквозь древний лес, что понемногу

      Со всех сторон замкнулся кругозор.

25 И вдруг поток[953] мне преградил дорогу,

      Который мелким трепетом волны

      Клонил налево травы по отлогу.

28 Чистейшие из вод земной страны

      Наполнены как будто мутью сорной

      Пред этою, сквозной до глубины,

31 Хотя она струится чёрной-чёрной

      Под вековечной тенью, для лучей

      И солнечных, и лунных необорной.

34 Остановясь, я перешёл ручей

      Глазами, чтобы видеть, как растенья

      Разнообразны в свежести своей.

37 И вот передо мной, как те явленья,

      Когда нежданно в нас устранена

      Любая дума силой удивленья,

40 Явилась женщина,[954] и шла одна,

      И пела, отбирая цвет от цвета,

      Которых там пестрела пелена.

43 "О женщина, чья красота согрета

      Лучом любви, коль внешний вид не ложь,

      Но сердца достоверная примета, —

46 Быть может, ты поближе подойдёшь, —

      Сказал я ей, — и станешь над стремниной,

      Чтоб я расслышать мог, что ты поешь?

49 Ты кажешься мне юной Прозерпиной,

      Когда расстаться близился черёд

      Церере — с ней, ей — с вешнею долиной".[955]

52 Как чтобы в пляске сделать поворот,

      Она, скользя сомкнутыми стопами

      И мелким шагом двигаясь вперёд,

55 Меж алыми и жёлтыми цветами

      К моей оборотилась стороне

      С девически склонёнными глазами;

58 И мой призыв был утолён вполне,

      Когда она так близко подступила,

      Что смысл напева долетал ко мне.

61 Придя туда, где побережье было

      Уже омыто дивною рекой,

      Открытый взор она мне подарила.

64 Едва ли мог струиться блеск такой

      Из-под ресниц Венеры, уязвлённой

      Негаданно сыновнею рукой.[956]

67 Среди травы, волнами орошённой,

      Она, смеясь, готовила венок,

      Без семени на высоте рождённый.

70 На три шага нас разделял поток;

      Но Геллеспонт, где Ксеркс познал невзгоду,

      Людской гордыне навсегда урок,[957]

73 Леандру был милее в непогоду,

      Когда он плыл из Абидоса в Сест,[958]

      Чем мне — вот этот, не разъявший воду.

76 "Вы внове здесь; мой смех средь этих мест,[959]

      Где людям был приют от всех несчастий, —

      Так начала она, взглянув окрест, —

79 Мог удивить вас и смутить отчасти;

      Но ум ваш озарится светом дня,

      Вникая в псалмопенье «Delectasti».[960]

82 Ты, впереди,[961] который звал меня,

      Спроси, что хочешь; я на всё готова

      Подать ответ, всё точно изъясня".

85 "Вода и шум лесной, — сказал я снова, —

      Колеблют то, что моему уму

      Внушило слышанное прежде слово".[962]

88 На что она: "Сомненью твоему

      Я их причину до конца раскрою

      И сжавшую тебя рассею тьму.

91 Творец всех благ, довольный лишь собою,

      Ввёл человека добрым, для добра,

      Сюда, в преддверье к вечному покою.

94 Виной людей пресеклась та пора,

      И превратились в боль и в плач по старом

      Безгрешный смех и сладкая игра.

97 Чтоб смуты, порождаемые паром,

      Который от воды и от земли

      Идёт, по мере силы, вслед за жаром,

100 Тревожить человека не могли,

       Гора вздыбилась так, что их не знает

       Над уровнем ворот, где вы вошли.

103 Но так как с первой твердью круг свершает