Белль и Себастьян - Николя Ванье

Для спокойствия у штурмбанфюрера был повод: в этой местности существовала только одна дорога, ведущая к границе со Швейцарией, и проходила она через Бау. Беглецы были впереди и наверняка недалеко. Штраубу временами казалось, будто он их видит — бегущих по снегу неуклюжих крабов. До сих пор им удавалось ускользать от него. Но это не продлится долго! Он знал, какая сила пробуждается в человеке, когда тот попадает в безвыходное положение. Даже у самых слабых открывается второе дыхание. Матери превращаются в диких зверей, защищая свое потомство. Он стал свидетелем таких сцен… Эти люди, там, высоко в горах, могли лишиться только одного — своей жизни, но вместе с тем у них все еще был шанс спастись. Если же он их настигнет, смерть неминуема. Он прекрасно это понимал, и все же их упорство злило его. Повернуть назад сейчас означало бы признать, что горстка гражданских оказалась упорнее и выносливее, чем взвод солдат вермахта! Нет, он поймает их, чего бы это ни стоило! Он их отыщет и вернет назад, живыми или мертвыми. После этого никто не осмелится сунуться в горы на его территории! Ущелье Бау станет местом его триумфа.

Через каждый час отряд останавливался на десятиминутную передышку. Пока баварец сверял направление, солдаты выпивали по глотку сладкого чая, правда, уже холодного. Проводник отчаялся найти какие бы то ни было следы. В полной темноте и при такой погоде это было невозможно. Штрауб же надеялся, что с рассветом буря стихнет.

Небо уже начало проясняться, ветер понемногу терял свою силу, в тяжелых тучах на мгновение появился просвет, через который можно было увидеть усеянное звездами небо.

Холод стоял жуткий, и наваливавшаяся на плечи усталость едва не стала фатальной для солдата, замыкавшего цепочку. Когда его товарищ по оружию (а это оказался не кто иной, как Краусс) обернулся попросить у него флягу с коньяком, Шульц исчез. Его обнаружили распростертым на льду на отдалении в пятнадцать метров. Обернись фельдфебель Краусс на две-три минуты позже, и Хансу пришел бы конец. Нога его попала в рытвину, он споткнулся и упал. Ему быстро перевязали ее и заставили глотнуть спиртного. Штурмбанфюрер согласился сделать получасовую остановку, чтобы этот болван немного пришел в себя. В душе он негодовал, потому что понимал — беглецы здесь, совсем рядом.

Ханс чувствовал себя отвратительно. Паника еще не отступила, а теперь к ней добавился и страх. Из-за него колонна остановилась, так что у бедняги были все шансы оказаться в штрафном батальоне. Говорили, будто Виллем Штрауб беспощаден с теми, кого считает слабаками… Проводник сказал, что впереди — зона расселин, самая опасная на маршруте. Кто бы мог подумать! Ханс вообще удивлялся, как до сих пор стоит на ногах! Он попытался разглядеть хоть что-то в молочной дымке рассвета. Ущелье должно быть где-то совсем рядом, самое большее — на расстоянии километра, и Краусс только что сказал, что они скоро выйдут на более ровный участок, тогда идти станет легче. Затем им останется подняться на последнюю высоту.

Когда полчаса истекли, Шульц, хромая, присоединился к отряду. Он выбрал себе место между Крауссом и крепким парнем, фигурой напоминавшим медведя, который между тем волновался не меньше остальных. Каждый спрашивал себя, что с ними будет, если они в самое ближайшее время не найдут беглецов.

Карательный отряд снова отправился в путь.

Анжелина несла Эстер на спине. Малышка потеряла сознание час назад. Она боролась до последнего. Шла вперед и не жаловалась. А потом неожиданно, когда как раз дошла до своего любимого числа, в голове все перемешалось и она провалилась в черную дыру. Объятия снега показались ей приятными, словно мамина ласка.

Ей растирали руки и лицо, ее трясли, заставляли сосать кусочек льда, и она стала смеяться, а потом заплакала от утомления. Тогда ей положили в рот кусочек замерзшего и безвкусного сала, но она его проглотила, потому что не могла жевать. Есть Эстер не хотела и даже холод перестала чувствовать. Хотелось только спать. Жюль предложил Анжелине нести ее на спине по очереди. Конечно, мужчине говорить такое было неловко, однако он понимал, что далеко с добавочным грузом на плечах ему не уйти. Анжелина отказалась. Ему и так приходилось помогать Луизе, которая тоже подавала тревожные признаки слабости.

Затишье продлилось недолго. Оставалось только утешать себя мыслью: ветер здесь такой сильный только потому, что ущелье близко. Они шли еле-еле, сгибаясь под ударами снежной бури и борясь с отвратительным ощущением, будто топчутся на месте. Когда подъем становился слишком крутым, они помогали друг другу с помощью веревки или же удара ледоруба. Луиза много раз поскальзывалась, но Жюль ее подхватывал, и она снова машинально, ценой невероятного напряжения, шла вперед. Отныне их мир сжался до размеров этого белого ада, продуваемого жестокими ветрами. Все ее мысли были сосредоточены на механическом усилии: поднять одну ногу, потом другую, не споткнуться, и снова одну ногу, и снова другую… У нее даже не осталось сил тревожиться за дочь. Карабкаться наверх… Одна нога, другая…

Белль шла осторожно, опустив нос к земле. Она обнюхивала лед, лапой пробовала снег и чуть сворачивала в сторону, но все равно неуклонно стремилась к вершине. Она почувствовала близость разлома в горе, который люди называли ущельем, и, ведомая инстинктом, шла туда вопреки всем ветрам и вела за собой вереницу путников. Себастьяну, который был связан с ней веревкой, она помогала идти и в буквальном смысле этого слова.

Разлом появился из тумана в последний момент. Они очень устали, и все же от открывшегося вида перехватило дыхание. А потом пришло отчаяние.

Через головокружительную пропасть, преграждавшую путь к ущелью, протянулся язык льда, казавшийся слишком хрупким, чтобы по нему можно было пройти.

Белль замерла у обрыва и посмотрела на Себастьяна. Мальчик онемел от ужаса. Побуждая его поторопиться, собака нервно тявкнула. Мальчик порылся в кармане и достал свои часы с компасом. Открыл, посмотрел, пожал плечами. Анжелина подумала, не заткнуть ли уши, чтобы не слышать, что он скажет. Держать Эстер на плечах было тяжело, но у девушки и мысли не возникло избавиться от маленького неподвижного тела.

— Направление правильное?

— Ущелье прямо перед нами. Но выбирать нам не из чего, тебе не кажется?

— Этот мостик слишком хрупкий, надо поискать другой путь. Идем!

Она указала семье место под сугробом и предложила немного отдохнуть.

— Мы с Себастьяном пойдем посмотрим, нет ли поблизости другой тропы.

Целлеры тут же упали на землю, пьяные от усталости, в то время как Анжелина, Белль и Себастьян уже исчезли в метели.

Они вернулись меньше чем через четверть часа обескураженные. Найти ничего не удалось. Трещина расширялась в обе стороны, зияющая словно пасть огромного ледяного чудища.

Им предстояло попытаться по этому хлипкому мостику перейти через пропасть. Другого решения не было.

Белль, казалось, всячески побуждала их поторопиться.

— Надо разбудить Эстер!

— Я уже проснулась и теперь могу идти.

Неожиданная остановка привела девочку в чувство. И теперь, когда она смотрела на этот невероятный мостик, переброшенный через пустоту, ее сердце сжималось от страха. Но она старалась не выказывать своей боязни, наоборот: снова встав на землю своими ногами, встряхнулась, желая показать, что вполне может идти.

Себастьян присел на корточки перед Белль и обнял руками ее лохматую голову. Взгляд у собаки был беспокойным. Мальчику пришлось за нее уцепиться, чтобы она не вырвалась раньше, чем нужно. Ее нервозность тревожила Себастьяна. Он слишком хорошо знал, какое у нее чутье, и, кроме того, он и сам ощущал настоятельную потребность двигаться вперед. Если Белль беспокоится, значит, на то есть своя причина.

— Ты пойдешь первой, только очень осторожно!

Он поцеловал собаку в нос и встал в нескольких шагах от обрыва, освобождая ей путь. Приободренная Белль сделала один осторожный шаг, потом другой. Мостик выдержал. Слушая ободряющие слова Себастьяна, она двинулась дальше. Когда же треть моста была пройдена, собака неосмотрительно ступила на узкий участок, не проверив его на крепость. Порыв ветра лишил ее равновесия, и задние лапы соскользнули туда, где снег еще не успел заледенеть. Белль попыталась выпрямиться, но было поздно: она почувствовала, что падает в пустоту, и за ледяную стенку обрыва ей не зацепиться. В одно мгновение собака исчезла, поглощенная пропастью.

Веревка тут же натянулась, дернув вниз и Себастьяна. Он вскрикнул, упал на снег и стал съезжать к обрыву. Анжелина вскочила. Она успела броситься на брата и затормозить движение. От страха девушка зажмурилась и, только когда руки Жюля Целлера обхватили ее плечи, побуждая встать, нашла в себе силы шепнуть: