Коварный искуситель - Моника Маккарти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Яйца! – завопил крестьянин.
Чертовы яйца как раз стекали по его физиономии. Лахлан хотел было утереться, но передумал и, напротив, сунулся лицом в солому, которой была выстлана корзина. Отличная, хоть и чертовски противная маскировка.
Нелепая выходка не пропала даром: в притихшей было толпе раздались смешки. Лахлану, лежавшему ничком в грязи и покрытому разбитыми яйцами и соломой, не нужно было гадать, над чем смеются зрители.
Прежде чем встать, он сделал вид, что не может удержаться на ногах.
– Прощения просим, – сказал он заплетающимся языком, изображая пьячужку, не проспавшегося после ночного кутежа.
Но крестьянин уже не смотрел на него. Лахлан услышал яростное кудахтанье, а затем и вопль:
– Мой петух!
Расталкивая людей, бедняга бросился вдогонку за улетевшей птицей.
– Где мой петушок?
– Та маленькая скрюченная штучка, что болтается у тебя между ног? – крикнула из толпы какая-то женщина.
Отлично. Зрители засмеялись громче, обмениваясь сальными шуточками насчет бедняги крестьянина. Но Лахлан не полагался на удачу. Пытаясь подняться на ноги, он снова упал, на сей раз сокрушив деревянный каркас клетки с курами. Птицы разлетелись, стоявшие рядом люди бросились их ловить, отчего возникла давка. Деревенские жители, которые аккуратной шеренгой выстроились на обочине, теперь высыпали прямо на дорогу.
Лахлан наконец встал на ноги, и женщина, что была поблизости, протянула ему руку, помогая обрести равновесие. Он посмотрел туда, где только что видел Сетона с Беллой, но они исчезли, явно воспользовавшись всеобщей неразберихой. К счастью, Комин, кажется, не заметил их исчезновения, поспешив убраться, дабы не передавить кудахтающих кур. Лахлан не стал дожидаться, когда порядок будет восстановлен.
Бормоча себе под нос что-то вроде благодарности, он сунул в руку женщине несколько монет и исчез.
Глава 14
Они скакали на север, пришпоривая коней, чтобы избежать преследования, если кто надумает отправиться за ними вдогонку. Но, похоже, им удалось оторваться: во всяком случае, признаков преследования разведка не обнаруживала.
Им повезло, и Белла это знала. Розу никто не должен был увидеть, кроме ее дочери. Ведь это всего лишь украшение на платье – почему из-за него было столько шума? Впрочем, все бесполезно.
Ее плечи горестно поникли. Она не могла придумать оправдание своему безрассудному поступку: ведь риску подвергла не только собственную жизнь, но и жизни Лахлана и Алекса.
Они были в ярости, на что имели полное право. А чего добилась она? Увидела, как дочь публично от нее отреклась, и ничего больше.
«Это ничто и ничего не значит». Кажется, Джоан произнесла эти слова специально для нее. Каждое слово было стрелой, пущенной в материнское сердце.
Тому должно быть какое-то объяснение. Белла не хотела – и не могла – мириться с тем, что потеряла дочь. Один-единственный поступок – коронование Брюса – уже слишком дорого ей обошелся. Потерять еще и Джоан – слишком высокая цена!
А она так хотела совершить нечто важное, постоять за то, во что верила, исполнить долг перед своим кланом и своей страной. В чем она ошиблась? Разве недостаточно поплатилась за свои высокие идеалы? Неужели обязательно потерять все?
Может быть, Джоан сделала это не нарочно? Может, это был спектакль, чтобы доказать преданность дяде и человеку, который, как узнала Белла, был не кто иной, как сэр Хью Деспенсер, предположительно ее новый опекун.
Только это не было похоже на спектакль. Это было вполне искренне.
Она узнает правду не раньше, чем встретится с дочерью лицом к лицу. Но как этого добиться?
Ее взгляд отыскал Лахлана – точнее, его спину, потому что он ехал впереди. Он мог ей помочь. То есть она, конечно, не станет его просить: он так зол, что даже не посмотрит на нее. Каждый раз, когда Белла пыталась с ним заговорить, он бросал ей в лицо резкий односложный отказ и холодно отворачивался. Осталась в прошлом близость, которую она чувствовала, когда ехала вместе с ним. Она даже подумывала, не свалиться ли с лошади, чтобы Лахлан опять посадил ее к себе в седло.
Сэр Алекс был ненамного приветливее – особенно после того, как она стала свидетелем жаркого разговора между ним и Лахланом во время первого привала, когда они остановились напоить лошадей. Судя по их виду, Лахлан задал парню такую словесную взбучку, какую молодой воин забудет не скоро. Сэр Алекс молча стоял, с красным от гнева лицом, принимая удар за ударом и даже не пытаясь защищаться. С ней разговаривал только Робби Бойд, да и тот, казалось, здорово в ней разочаровался, поэтому путешествие показалось Белле долгим, трудным и печальным.
Должно быть, они проехали миль двадцать с тех пор, как покинули Роксбург. День, который так много сулил, через несколько часов сменился мрачной тьмой. Когда Лахлан наконец объявил о привале, Белла еле держалась в седле. Утренние события, безумная скачка, недостаток сна и голод сделали свое дело.
Они остановились на травянистой поляне у подножия невысокого холма. Было темно, однако в лунном свете можно было различить выжженный участок, спускающийся по склону холма к реке Твид, которую они только что миновали. Но Белла удивилась, когда легкий ветерок донес до нее тяжелый запах торфяного дыма.
Когда Лахлан помог ей спешиться, она, несмотря на его хмурое лицо, осмелилась задать вопрос:
– Где мы?
– В Пиблсе.
Она вытаращила глаза. Далеко же они заехали! Пиблс, небольшой городок в двадцати милях к югу от Эдинбурга! Они почти выбрались из Шотландской Марки, но эта часть Шотландии была тем не менее под контролем англичан. До сих пор они старались обходить стороной города и деревни, как большие, так и малые, а в замке Пиблс наверняка стоят гарнизоном солдаты короля Эдуарда.
– Тут безопасно? – с сомнением спросила Белла.
Его глаза хищно сузились, превратившись в щелки, сквозь которые сверкали золотисто-зеленые огни. Боже, как он умел пронзить ее этим взглядом!
– Сущий пустяк по сравнению с вашей выходкой сегодня утром!
Белла затаила дыхание, осознавая, что он вот-вот взорвется и выскажет ей все, что накипело. И так, наверное, было бы лучше: тогда все закончится.
– Я…
Но он не дал ей ничего сказать:
– Нам нужно сменить лошадей, а вам – отдохнуть.
И ушел, прежде чем она успела возразить. Прирожденный командир, он, несомненно, довел до совершенства свое искусство отдавать приказания.
Пока мужчины занимались лошадьми, Белла решила перекусить, что оказалось весьма непросто. Вяленая говядина была сухая и жесткая, и требовалось немало
