Коварный искуситель - Моника Маккарти

Он привлек ее к себе, прижавшись всем телом, так что она ощущала каждую выпуклость, стальные узлы мускулов. Ей казалось, что они оба тают в объятиях друг друга, сливаясь телами и рождая в этом жаре совершенный сплав.

Его язык терся о ее язык, понуждая – нет, заставляя – отвечать.

Белла целовала его в ответ, вторя каждому хищному движению. Горьковатый пряный вкус его губ ошеломил ее, заставив забыть обо всем на свете, кроме того, что происходит здесь и сейчас.

Здесь не было места ни нежному воркованию, ни острожному соблазнению: только яростное столкновение отчаянной страсти двух противоположностей, которые жаждали одного и того же.

Эта яростная потребность, это безрассудство, эта страсть… Белла никогда не думала, что испытает такое, даже не представляла, что будет так увлечена, что тяга к мужчине может быть такой сильной. Неужели это происходит с ней и наяву? Неужели женщина, которая годами была холодна как лед, сможет получить наслаждение в объятиях одного из самых отъявленных, самых опасных и всеми проклятых злодеев во всей Шотландии?

Но ведь в нем таилось что-то еще. Он обладал суровым характером, но плохим человеком не был. Во всяком случае, таким, каким хотел казаться. Просто его никто не любил, и не было никого, кому бы он мог довериться. Она просто обязана дать ему шанс. За такого мужчину стоило сражаться.

Его губы были так горячи, а каждое движение языка так сладостно, что все ее тело вскоре пылало. Казалось, жар его поцелуев стекает до самых ног, сердце колотится прямо о его грудь и трепещет как птица в клетке.

Белла обвила руками его плечи, с удовольствием ощущая, какой он большой и сильный. Вот что ей так было нужно: тело воина, твердое и непреклонное, но в то же время теплое и ласкающее, как мягчайший и самый теплый плед.

В объятиях Лахлана ей никогда не будет холодно.

Она застонала, испытав страх и восторг одновременно, когда его большие ладони обхватили ее ягодицы! Он казался таким… большим.

Как он сможет…

Белла прикусила губу. Как они смогут…

Конечно же, она почувствует боль…

Все эти мысли вылетели из головы, когда он начал тереться об нее, и медленное движение его бедер подражало греховному ритму совокупления. Белле стало все равно. Внутри ее разгорался костер, она истекала жаркой влагой, сочившейся между ног. Собраться. Сосредоточиться. Сжать тугую пружину беспокойного желания.

Ее лицо покраснело, дыхание сделалось неровным, а Лахлан терся об нее все интенсивнее, раздувая ее огонь. А ей хотелось большего. Она выгнула спину дугой, чувствуя, что незнакомое ощущение грозит накрыть ее с головой. Она взлетала ввысь, к звездам, парящим высоко над головой.

Белла не понимала, почему из груди вырываются тихие стоны, не узнавала собственный голос.

Тем временем губы Лахлана переместились на ее шею, прочертили дорожку вниз, к ложбинке между грудями. Восхитительно! Колючая щетина его подбородка щекотала нежную кожу, порождая огненные сполохи. Лахлан тоже хрипло стонал, точно от боли… Белла хватала ртом воздух, но вдруг застыла, вздрогнула и в следующее мгновение взлетела в запредельные выси, испытав доселе неизведанные ощущения.

Рассыпавшись на тысячу ослепительных искр сияющего пламени, она закричала.

Лахлан совершенно забыл, что она прижата спиной к стволу дерева, что Бойд и Сетон в любую минуту могут вернуться из деревни, куда ушли добывать лошадей, он утратил способность думать в то мгновение, когда коснулся губ этой женщины. И всякая надежда на то, что можно помедлить, соблюсти хоть видимость самообладания, улетучилась, когда она начала отвечать. Это ли не доказательство, что она тоже сгорает от желания? Когда он услышал ее тихие стоны, а потом крики наслаждения, почувствовал сладкие судороги, зная, что это благодаря ему она дошла до вершины… он утратил рассудок и мог думать лишь о том, чтобы войти в нее, взять, сделать своей.

Но он слишком долго терпел, чтобы справиться с собой и оттянуть неизбежное. В следующий раз. В следующий раз он не будет торопиться. В следующий раз он даст ей время подготовиться. В следующий раз распробует каждый дюйм ее тела, но сейчас ему здорово повезет, если успеет избавиться от штанов до того, как изольется.

Едва она затихла, обмякнув от столь желанного освобождения, как он снова стал ее целовать, но уже выпустив из тесного заключения своего дружка. Прохладный ночной воздух принес благословенное облегчение разгоряченной плоти, ставшей до боли чувствительной и твердой, готовой взорваться, только тронь.

Он не успел даже прикоснуться к ней: боялся, что одного прикосновения к этой нежной шелковистой розовой плоти, истекающей соком в доказательство ее желания, хватит, чтобы утопить его в водовороте, из которого ему не вырваться на свободу. Он потянул вниз слишком широкие для Беллы штаны, обнажая бедра, и приподнял ее ягодицы, устраиваясь между ног. Тронув осторожно средоточие ее страсти, застонал, ощутив теплую влагу. Это было восхитительно. Тело пронзила жестокая судорога, сжимая растущее напряжение, молотом бившее в основание позвоночника. Боже, как он хотел вонзиться в нее, глубоко-глубоко. Нет, он не мог больше ждать. Сунув ладонь ей под спину, чтобы защитить от грубой древесной коры, он наконец ворвался в нее с торжеством обладателя. О боже! Как хорошо. Никогда еще ему не было так хорошо!

Она удивленно ахнула, на мгновение открыв глаза. Он же не отпускал ее взгляд, стиснув зубы до скрипа, и, не в силах произнести хоть слово, вонзался в нее и вонзался, словно юнец со своей первой в жизни женщиной. За него говорили глаза. Они впивались в Беллу со всей яростью переживаний, которые бушевали в нем и которых Лахлан не понимал, только чувствовал, что от них сжимается сердце и в груди растет что-то теплое и нежное. Пусть бы это мгновение длилось вечно! Но он слишком долго ждал, слишком сильно ее хотел.

Они удивительно подходили друг другу, как рука и перчатка, и он с удовольствием шевельнулся у нее внутри, прежде чем опять ринуться в атаку.

Чтобы хоть немного отвлечься и замедлить процесс, он поцеловал ее, но это не помогло: желание было нестерпимым настолько, что он терял рассудок.

Ему хотелось погрузить пальцы в ее волосы, насладиться их шелковистой мягкостью, но Белла заплела их в косу на макушке, чтобы спрятать под шапку.

Она обвила его шею руками, отвечая на поцелуй с той же страстью и готовностью. Его уже трясло, мускулы дрожали от невыносимой муки: сдержаться во что бы то ни стало, – но он не мог, это было сильнее его. И