Формула всего - Евгения Варенкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А чего ты один? Где же твой хозяин? – говорю.
– О, Драго герой!
– Герой? Да говори, не тяни, коротышка!
– Какаранджес.
Вот противный!
– Какаранджес, говоришь, Драго герой. А где он? Где вы остановились?
– Нигде. Погиб мой Драго.
У меня в кишках похолодело.
– Что ты такое говоришь?
– Да. Крепись, цыганка. Погиб твой жених, но погиб, как герой.
«Погиб твой жених»! Драго погиб. Значит, я больше ему не невеста. Я свободна.
Я едва успела прихватить волосы, и меня вывернуло наизнанку. Эх, прощай, жареный поросенок, прощайте, пироги. Хорошо, что никто не смотрел на меня. Я отдышалась, вытерла краем юбки рот и услышала спокойный голос Ристо:
– Вот так встреча! Повезло тебе, что на нас наткнулся, сам бы навряд нашел. Давай я тебя понесу, так быстрее будет. Чего у тебя там, торба?
– Ананас. Изысканный тропический фрукт.
– Я слышал, Герцог его очень любит. Покажи, что за диковина!
– Еще чего! Я тебя не знаю, что ты за цыган.
– Я Ристо Заньковский, – протянул Ристо коротышке руку.
– Какаранджес. Но я тебе не доверяю, не думай, что…
– А я и не думаю.
Глава тридцать третья
Нечего в воскресенье о пятнице жалеть.
Все! Драго умер – и как камень с сердца. А как же Буртя? И что будет с Мушей? Всю дорогу до табора я думала о них. О Драго мы больше не говорили. Коротышка уснул на руках у Ристо, и мы не осмеливались разговаривать в его присутствии. Но взгляды сказали все – мы будем вместе.
Мне стало свободно оттого, что нет больше на мне слова Драго. Не должно быть так, мне кажется. Не должны плохие новости приносить такую радость. Но как я могу заставить себя чувствовать то, чего нет? Не стал мне Драго родным. Не горько мне за него. Мушу жалко, это правда. Буртю жалко. Но Буртя маленький, он поплачет и будет жить дальше, а Муша нет. Ох, чует мое сердце, не захочет он жить дальше.
Я думала, что Какаранджес сам расскажет Муше о гибели его старшего внука, но после разговора с Графом коротышка испарился, словно не было его, даже Бурте не показался.
Думаю, нечисто здесь что-то, неспроста коротышка избегает родных. А потом я случайно услышала разговор Графа со старым Горбой и утвердилась в своих подозрениях.
– Не верю я Какаранджесу, Горба. Мне кажется, этот прохвост что-то недоговаривает или врет. Не мог он одолеть пятерых гажей, и тащить Драго на себе тоже ему не по силам. Трус он и болтун. Но одно несомненно – Драго больше нет на белом свете. Скажи, как мне рассказать об этом Муше? Не хочу я говорить, что Драго погиб.
– Расскажи ему про цыганский рай, – проскрипел старик. – Он поймет.
Граф появился у нас в шатре вечером. Под мышкой он держал огромную штуковину – вроде шишка, а сверху куст торчит. Разрезал Граф шишку, а внутри она оказалась желтая, как масло. Покромсал на кусочки, дал Муше и себе взял.
– Что это? – недоверчиво покосился Муша.
– Ананас. Самый настоящий. Ешь.
По шатру разнесся сочный резкий запах. Вкусно.
– Сладко, – причмокнул Муша. – Только как будто за язык немного кусает.
– Есть чуть-чуть, – согласился Граф.
Некоторое время они только хрустели и чавкали. Хоть бы долечку оставили. Хочется все-таки узнать, какой на вкус этот ананас, уж сколько я его искала.
Потом Муша вытер усы и усмехнулся.
– Вот я и попробовал, что сам Герцог на завтрак ест. Где ж ты его раздобыл? Теперь и умирать можно, туда-сюда. Жаль только, нет мне весточки от Драго. Никто не знает, где он сейчас.
– Я знаю.
– Ты знаешь, где мой внук? – заволновался Муша. – Где?
– Муша, ты же сильный цыган?
– Не-ет. Раньше был, а теперь я старый.
– Старый, но сильный. Слушай, Муша. Тот, кто дал мне ананас, вот что рассказал. Драго твой сейчас далеко. Хорошо ему там… Хорошо ему, и он к нам не вернется. Широкая река там течет меж золотых ворот да под высоким синим небом. Солнце на небе из золота, месяц из серебра, а звезды из алмазов. Тепло там стоит весь год, и земля всего изобильно родит. Цыганочки там все молодые и красивые, с цветами в волосах да в юбках шелковых. Танцуют и поют они день и ночь, а цыганятки играют и смеются. Урдэны у цыган расписные, и кони на сочной травке пасутся. А наш брат на все века силен и молод. И всем воля.
– Вот он куда забрался, – сказал Муша и заплакал.
– Прости.
В этот раз все было совсем не так, как тогда с Драго. Я не наряжалась, а Ристо пришел один. Богато одетый, я его в первый раз таким видела: хромовые сапоги надел, костюм суконный, куркулевую шапку, а на правой руке огнем горит толстый перстень-печатка. Пришел к отцу, шапку снял.
– Мы уходим, Ишван. Я пришел… проститься… посвататься… – покраснел Ристо.
Отец отложил молот, недоумевая посмотрел на нас, а потом вдруг улыбнулся.
– Ну, коли пришел проститься, так прощайся. А коли пришел свататься, так сватайся.
Ристо упал на колени и взмолился.
– Отдай за меня свою дочь, Ишван! Я ее люблю больше жизни. Богатством я не богат, да сердце дороже богатства. И она за мной не пропадет. С ней я все смогу и все дороги мне открыты.
Отец достал трубку, раскурил ее и ответил Ристо по всем правилам.
– Коли дочке жених по нраву – отдам, а нет, так против воли не отдам ее.
– По нраву! – вырвалось у меня.
На секунду я испугалась своей смелости, но отец ухмыльнулся, потом крикнул маму, и они тут же без промедления благословили нас.
Знаю, не по обычаю это, лезть впереди родителей. Но я не хотела торговаться, играть любовью Ристо и своим счастьем. Прости, отец. Я не должна была так делать, но иначе не могла.
Нет тех прежних чувств – что я невеста, ожидания перемен, чего-то страшного и прекрасного, смятения, боязни совершить ошибку. Нет вопросов. Как все будет? Буду ли я счастлива? Будет ли он любить меня?
Жизнь стала понятной. У меня есть Ристо, у Ристо есть я, мы здоровы и счастливы, и все дороги наши. Все, что нужно мне, уже мое. Все, чего хочу я в жизни, уже происходит со мной сейчас, и нет нужды гадать о будущем.
И слава Богу.
Глава тридцать четвертая
Лэстэ дэ шеро рота,
