Шесть имен кота-демона - Чжан Юнь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ди Гуанъюань был одет в простой халат. На его теле не было ни золотых, ни серебряных украшений, лишь нефритовая заколка украшала волосы. Его бороду уже тронула седина. Он был очень просто одет для человека столь благородного происхождения – окажись он в толпе на улице, никто бы не заподозрил в нем выходца из уважаемой семьи.
Ди Гуанъюань приходился сыном Ди Жэньцзе и занимал должность старшего помощника главы округа. По рангу он был не ниже Чжан Чжо, но уважение, выказываемое им придворному историографу, было столь почтительным, что свидетельствовало о семейном благородстве наследников Ди Жэньцзе.
– Старший помощник главы округа Ди, ладно вам. Я просто проезжал мимо и решил скоротать время за приятной беседой. Прошу простить меня, если я вас побеспокоил! – рассмеялся Чжан Чжо.
– Ну что вы, придворный историограф, отнюдь!
– Я благодарен вам за радушный прием!
Оба мужчины были предельно вежливы. Чжан Чжо и его спутники вошли на территорию резиденции, проследовали на север и направились в кабинет.
В огромной резиденции, что некогда принадлежала старейшине государства, царила звенящая тишина – кругом не было видно ни души.
Кабинет располагался в небольшом, весьма утонченно оформленном дворике с неглубоким прудом, в котором плавали несколько красных карпов, энергично виляя хвостами. Сам же кабинет оказался большим и от пола до потолка был плотно заставлен книгами. В центре располагался небольшой памятный алтарь, посвященный Ди Жэньцзе.
Чжан Чжо и остальные почтительно преклонили колени и воскурили благовония, после чего проследовали дальше.
Гости и хозяин сели за стол, и слуга подал чай. Он оказался довольно терпким: в чайнике были заварены крупные и явно недорогие листья с легким ароматом, которые во рту раскрывались горьковатым вкусом с оттенком сладости.
– Прошло два года, но мир так и не смог справиться с утратой канцлера Ди. Страна лишилась своей опоры, народ – человека, который мог заменить каждому и отца, и мать, и все наше поколение потеряло образец для подражания. Ах, какая трагедия! – Глядя на посмертную табличку канцлера Ди, Чжан Чжо искренне выразил всю горечь утраты, что жгла сердце.
– Мой отец говорил: «Жизнь и смерть – это то, что предопределено заранее. Не стоит об этом думать. В этой жизни человек подобен опавшему листу, который в конце концов снова превратится в пыль!» – Ди Гуанъюань рассмеялся, что было весьма неожиданно.
– Я слышал, старший помощник главы округа два года был в трауре и не покидал пределов резиденции. Подобная сыновья почтительность – редкость!
– Что же редкого в сыновьей почтительности, подобной моей? Нет ничего удивительного в этом! Родители, обладающие даром воспитания, предопределяют поведение своих детей. Меня же вы хвалите незаслуженно! – Ди Гуанъюань махнул рукой и пристально посмотрел на Чжан Чжо. – Мне довелось услышать от сына, что последние несколько дней он только и делал, что по пятам следовал за придворным историографом. Надеюсь, мой сын, упрямый по натуре молодой человек, не доставил вам больших хлопот?
– Нет-нет-нет. Мы с Цяньли довольно близки и друг другу братья, учителя и друзья в одном лице. Даже не думайте, что он доставляет мне хлопоты. Вовсе нет! Я во многом на него равняюсь.
– Это хорошо. Я также слышал, что придворному историографу было приказано расследовать одно дело, которое мой отец предвидел и оттого заранее продумал, как же его разрешить. У придворного историографа так много пустых хлопот! – Ди Гуанъюань рассмеялся.
– Да. Боюсь, дело, с которым я столкнулся, требует значительных усилий и достаточно много времени на его решение. Для старейшины государства это были бы незначительные мелочи, если бы он был с нами.
– Мой отец при жизни много раз говорил, что единственный человек, который мог бы пойти по его стопам и занять его место, – это придворный историограф.
– Боюсь, что старейшина государства слишком высокого мнения обо мне! Я недостоин такой чести! – Чжан Чжо рассмеялся.
После дежурного обмена любезностями Ди Гуанъюань сделал глоток чая, поставил пиалу на стол и пристально посмотрел на Чжан Чжо:
– Интересно, что же привело придворного историографа в резиденцию семьи Ди?
– Ничего особенного, я просто пришел поговорить, чтобы скрасить серые будни, – отмахнулся Чжан Чжо.
– Придворный историограф не похож на человека, который любит предаваться праздным беседам, – рассмеялся Ди Гуанъюань. – Мы не чужие люди. Давайте не будем терять время. Если придворный историограф хочет что-то сказать, то я весь внимание.
– Тогда я не буду ходить вокруг да около.
– Разумеется. Я вас слушаю.
Чжан Чжо задумался на мгновение и спросил сына канцлера Ди:
– Интересно, слышал ли старший помощник главы округа Ди о странном случае во дворце?
– Да, разумеется, я слышал об этом, – кивнул Ди Гуанъюань и слабо улыбнулся. – Придворный историограф здесь, чтобы спросить о шкатулке, верно?
Чжан Чжо взмахнул своим складным веером:
– Да, верно. Тогда перейдем сразу к делу. Странная история, что случилась во дворце, настолько важна, что Ее Императорское Величество приказала мне расследовать его, однако пока ничего не ясно. Но в ту ночь старшего помощника главы округа Ди видели во дворце, что показалось мне странным. Когда я услышал, что Цяньли упоминает некую парчовую шкатулку, то был потрясен. Прошло два года со дня смерти старейшины государства… Как он мог предсказать те странные события во дворце? Что в шкатулке? Почему он наказал отдать ее Чжан Ичжи? Я думал обо всем этом, ломал голову в раздумьях, но не смог понять. Надеюсь, вы мне все расскажете. Буду премного вам благодарен.
Чжан Чжо поднялся и поклонился Ди Гуанъюаню. Тот тут же вскочил и помог придворному историографу сесть.
– Вы говорите о чрезвычайно важных вещах, придворный историограф. Даже если бы вы ничего мне не сказали, я тоже считаю этот случай весьма странным. Как же я могу оставить вас без информации? Вот только… – Ди Гуанъюань сделал паузу, и на его лице появилось тяжелое выражение. – Придворный историограф, на самом деле… мне неизвестно, что именно лежит в парчовой шкатулке.
– Ох… – Услышав это, не только Чжан Чжо, но и Авата-но Махито и Шангуань Ваньэр недоуменно переглянулись.
Ди Гуанъюань – открытый и честный человек, и то, что он сказал, не было похоже на ложь.
Увидев недоумевающие лица гостей, Ди Гуанъюань поспешил объяснить:
– Это было еще в божественной столице…
Название Шэньду, что означает «божественная столица», относилось к Лояну. Императрица У Цзэтянь основала династию У Чжоу и перенесла столицу в Лоян, который стал именоваться божественной столицей.
– В ту ночь, когда отец умирал, он отпустил всех и оставил меня одного. Я был удивлен и не понимал зачем. Отец указал на шкатулку рядом со своей кушеткой и отдал ее мне, сказав, что, если во дворце произойдет нечто странное, я должен отдать коробку Чжан Ичжи. Чуть позже той ночью мой отец умер. С тех пор шкатулка хранилась у меня. – Ди Гуанъюань почесал голову. – Сначала я отнесся к поручению очень серьезно, но спустя два года потихоньку забыл об этом. Мощь Ее Императорского Величества затмевала небеса, дворец был в безопасности… Я даже представить не мог, что когда-нибудь и правда произойдет нечто странное. Несколько дней назад, услышав рассказ Цяньли о таинственных событиях во дворце, я вспомнил о парчовой шкатулке, потому и выполнил последнее желание отца: отправился во дворец и отдал ее Чжан Ичжи.
Чжан Чжо промолчал.
Ди Гуанъюань добавил:
– Я никогда не открывал шкатулку, но на вид она самая обычная, плотно запечатанная и совсем не тяжелая. Не думаю, что в ней что-то ценное.
– Почему ты отдал его не кому-нибудь другому, а именно Чжан Ичжи? Братья Чжан – два фаворита Ее Императорского Величества, о них ходит дурная слава, и все благородные мужи в мире насмехаются над ними. Канцлер Ди был старейшиной государства и опорой императорского двора. Все искренне восхищались и восхищаются его талантом. Что могло связывать канцлера Ди с Чжан Ичжи и его братом…
Чжан Чжо не смог продолжить свою тираду.
Ди Гуанъюань рассмеялся:
– Не все известно придворному историографу.
– О чем вы?
– То, что сказал придворный историограф, – правда. Братья Чжан – два обычных мужа, которые благодаря благосклонности Ее Императорского Величества заполучили определенную власть. И теперь они упиваются ей,