Том 8. Усадьба Ланиных - Борис Зайцев

Перелешин (наливая рюмку). И пусть волнуются. (Выпивает) Уд-дивительно, как полирует кровь.

Ариадна (как бы про себя). Страшен пожар в деревне. Господи, детишки как бы не погорели… (Встает, холодно.) А впрочем… не все ли равно? (Перелешину). Философ – знай себе потягивает.

Перелешин. И прав. Пожар прогорит, и никаких рябчиков.

Ариадна. Аркадий Карпыч, знаете вы, что такое смертная тоска?

Перелешин. Когда по векселишке платить нечем.

Ариадна. Мне рассказывали, у одного человека зуб болел двое суток. Это в деревне было, помочь некому. Он ходил, ходил, да из револьвера себе в голову бац. И все тут.

Перелешин. Надо было иодом.

Ариадна. Уж не знаю. (Минуту молчит, потом оборачивается на зарево) Боюсь я пожаров.

Перелешин. Если от нас далеко, то ничего.

Ариадна (вздрагивая, как бы от воспоминания). Ну, так. Налейте рюмку. (Он наливает, она берет, и с этой рюмкой медленно, чтобы не расплескать, идет к двери в свою комнату.)

Перелешин. Куда же это?

Ариадна (невнятно). Ничего… ничего. Простите.

Перелешин. Ф-ть! В одиночестве желает дернуть. (Берет бутылку и протягивает. Ариадны уже нет.) Могу еще предложить. А… а впрочем, нет. (Обнимает бутылку и гладит.) Мам-мочку не отдам! У сердца. (Пробует засунуть в жилетный карман, не лезет.) Ну, ладно. (Встает.) Мы на вольный воздух. Там, пожары пожарами, а мы… для полировки крови.

Пошатываясь, идет к выходу, все обнимая бутылку. Ему навстречу с балкона Дарья Михайловна. Она входит торопливо, взволнованно.

Дарья Михайловна. Право, такой ужас. Усачевка вся выгорит.

Перелешин. А вы уже… с п'жа-ра?

Дарья Михайловна. Нет, дома была. Никого нет? (Оглядывается) Я ложиться уже собралась, и вдруг зарево это, набат. Слышите? (Вдали звуки набата) Вы Сергея не видели?

Перелешин. Им-мел несравненное удовольствие. Он, кажется, едет на пожар. Равно и госпожа Ла… Лап-апинская.

Дарья Михайловна. Ко мне не зашел…

Перелешин (уходя). Этого не знаю. Не могу знать. (Уже с балкона, громко и пьяно) Не могу знать!

Дарья Михайловна (одна). Во весь вечер не вспомнить… (Опускается к столику) Знает, что я одна в доме…

За дверью в комнате Ариадны громкие голоса, как бы шум борьбы. Дарья Михайловна настораживается. Игумнов спиной распахивает дверь и за руку выволакивает Ариадну Другой рукой пытается вырвать у нее коробочку.

Игумнов. А я тебе говорю: отдашь. Ариадна (отбиваясь). Отстань! Сумасшедший!

Игумнов. Я? (Разжимает ей пальцы). Нет-с, это уж… кто-то другой.

Ариадна (бросается на него). Как ты…

Игумнов в раздражении отталкивает ее, и так сильно, что она падает на диван. Сам он рассматривает коробочку Дарья Михайловна, до сих пор неподвижная, вскакивает и бросается к нему. С балкона вбегает Полежаев.

Полежаев. Сергей?

Игумнов (увидев жену). А, и ты тут. (Полежаеву, резко). Вот тебе и Сергей!

Полежаев (глядя на Ариадну, лежащую на диване, головой в руку). А-а!

Игумнов. Не зайди я случайно к ней в комнату… (Швыряет коробочку в окно) Черти полоумные! Фу! (Подходит к столику, наливает вина. Руки у него дрожат) Возвышенности! Смерть! Любовь! А, да, может, и правда так надо. (Пьет. Подымает голову на Дарью Михайловну.) И ты пришла. Молчишь, но у тебя в глазах укор. Что ж, укоряй.

Дарья Михайловна. Я ничего, Сережа…

Игумнов. О, Боже мой! (Слышен рожок автомобиля. Игумнов как бы сбрасывает с себя нечто.) Едем. Мы – на пожар. А там видно будет.

Быстро выходит Ариадна лежит недвижно. Полежаев сел в кресло, с ней рядом, он закрыл лицо руками. Так продолжается некоторое время. Дарья Михайловна встает, подходит к Полежаеву, целует его в лоб и удаляется. Спустя минуту Ариадна поворачивает голову, приподымается.

Ариадна. Ушел, рыцарь. Что я им, право? (Резко). Да не хочу я, чтобы меня спасали. И все тут. Не желаю. (Оглядываясь на Полежаева) Вот, тоже… Благодетель человечества. Плачешь?

Полежаев. Нет.

Ариадна. Угнетаемая невинность.

Полежаев (вдруг встает). Ну, прощай, Ариадна.

Ариадна. На пожар?

Полежаев (как бы рассеянно). Нет… так… вообще.

Ариадна. То есть как же?

Полежаев. Я тоже не хочу, чтобы меня спасали.

Ариадна (удивленно). Ничего не понимаю.

Полежаев. Ну, и что ж? (Он теперь задумчив, как бы во власти какой-то мысли. Очень покойно). Ненавидишь меня, и ладно.

Ариадна. Даже рад!

Полежаев. Выйду, и все буду идти. Зайду в реку, и все буду идти, станет по горло… а потом ничего… И так будет покойно.

Ариадна. Зачем же… тебе?

Полежаев. И меня примет вечность. Если ты – и я.

Ариадна. Погоди, Леонид, сядь… (Указывает место рядом.)

Полежаев (садится и смотрит на нее каким-то странным взором). Ты теперь кажешься мне очень далекой.

Ариадна (подавленно). Раньше ты этого не говорил.

Полежаев. Со мной раньше такого не было.

Ариадна. Это самое и я чувствовала, когда… Да, но ты… тебе…

Полежаев. Что же я? Нет, ничего. (Встает.)

Ариадна. Постой. (Удерживает его.) Ну вот, теперь ты… Ах, какая тоска.

Полежаев. Мне жаль тебя, Ариадна. Тем более, что виноват я. Но уже теперь что же делать.

Ариадна. Ты как странно говоришь. Мне даже страшно. Да позволь… Я никак не ожидала. (Берет его за руку.) Почему такие холодные руки? Ты нездоров?

Полежаев. Я – ничего.

Ариадна (взволнованно). Ты все твердишь: ничего, ничего, а сам какой-то оледенелый… (Трясет его за плечи, заглядывает в глаза.) Да что с тобою? Леонид? Ты с ума сходишь? (Полежаев склоняет голову все ниже, к коленям, зажимает лицо руками, и вдруг валится головой вперед, на ковер. Стоя на коленях, с головой в руках на ковре, он судорожно рыдает в этой нелепой позе.) Леонид, ну погоди… Леонид, ну что ж это такое, я сама сейчас зареву! (Пытается его поднять.) Ну, что ж ты… (Вдруг обнимает его голову и тоже рыдает.) Это я тебя замучила! Это я! Ах, если бы ты знал. Нет, этого ты понять не можешь. (Садится с ним рядом на ковер, кладет его голову себе на колени. Исступленно целует его волосы.) Милые мои… волосы, плечики. Ты этого понять не можешь… Я, конечно, сама сумасшедшая. Я ведь совсем решила умереть. Ты очень страдал? (Полежаев продолжает рыдать.) Даша тебя в лоб поцеловала. Значит, жалеет. Милый, милый!

Полежаев. Ариадна, убей меня.

Ариадна. Голова моя золотая. Нет, не убей, ты живи, жить должен.

Полежаев. Не знаю.

Ариадна. Я ужасно мучалась все это время. Ну, Господи, как ужасно. Но я тебя безумно люблю, и любила… даже когда оскорбляла. Я знаю, что я дрянь.

Полежаев берет ее руку и целует. Молчание.

Полежаев. Ах, Ариадна…

Ариадна. Опять плачешь.

Полежаев. Нет, я ничего не понимаю.

Ариадна. Ну, хорошо. Ну, хорошо. Пройди по мне.

Полежаев. Что ты говоришь…

Ариадна. Растопчи. А я умру. Если ты скажешь, я из окошка выброшусь.

Полежаев. Эти слова… такая… (Обнимает ее. Оба плачут).

Ариадна (несколько оправившись). Легче сейчас? Тебе? Легче?

Полежаев (тихо). Да.

Ариадна. И мне.

Полежаев. Хорошо, что нет никого.

Ариадна (подымается). Встань. (Подымает его за руку, полуобняв, ведет к дивану.) Ляг. Ты ведь мой? Погоди, погоди… Только бы так остаться. (Закрывает себе голову, точно боясь, что что-нибудь изменится.) Я тебя опять люблю. Безумно… И ты, ты? Ах, а то… А вдруг все-таки нужно умереть?

Полежаев. И я.

Ариадна. Такая любовь, как у меня, сильнее… Да, в голове все путается, плохо говорю. Если бы не Сергей, я бы выпила. Я, стало быть, жива. Ты бы тоже себя убил?