Танцор Ветра - Константин Александрович Зайцев

Ответом мне был короткий кивок говорящий, что мне стоит подождать. Ее уходящие шаги были практически бесшумны, лишь едва уловимый шелест шелка их выдавал. Но раньше я не мог этого услышать. Похоже Обитель меня изменила намного сильнее чем я думал.

Ждать пришлось долго. Никто не спешил встретить самого юного мастера-вора с распростертыми объятиями. Но да ладно, время у меня еще есть, но скоро она станет куда дороже золота.

Наконец она вернулась:

— Госпожа согласна. Идем за мной. — Дверь никто даже не думал запирать, лишь идиот рискнет сюда соваться. И его смерть будет крайне неприятной.

Меня вели по узким коридорам. Звуки шагов тонули в мягком ворсе ковров. Воздух был наполнен ароматами благовоний и оружейного масла. Крайне интересное сочетание, но оно очень подходило этому месту.

Девушка остановилась перед дверью и несколько раз постучавши, тут же ее распахнула приглашая меня войти.

Хозяйка сада Девяти Врат ждала за длинным низким столом. На ней был халат из прекрасного серого шелка украшенный вышитыми золотыми змеями, которые выглядели как живые. Боюсь даже представить сколько она за него заплатила. Если она конечно за него платила.

— Ну надо же, кто решил осчастливить своим присутствием бедную старую женщину. — Назвать ее старой конечно можно было, но для своего возраста она выглядела превосходно. Но вот бедной, я внутренне усмехнулся. — Проходи. Присаживайся. Выпьешь со мной вина? После смерти твоего старика, так тяжело найти хорошего собеседника.

— Почту за честь, госпожа Линь — Я сел и налил вина нам обоим. Когда есть мужчина и у него есть хоть одна рука именно он разливает вино, даже если женщина выше статусом

— Давай без госпожи, мальчик. Мы с твоим наставником уважали друг друга и понимали как сосуществовать вместе. Как будет с тобой я пока не понимаю. — Она изучающе смотрела на меня, будто видела меня впервые.

— О чем вы? Я всего лишь очередная тень.

— Тень, которая приходит ко мне с разговором о крови, монетах и репутации. Тень, после ссоры, с которой куда-то пропал старейшина Фу Шан. — Я сделал большой глоток вина и улыбнувшись произнес:

— Прекрасный букет, госпожа прекрасно разбирается в вине. — Ответом мне был добродушный смех, вот только я чувствовал как за ним скрывается опасность.

— Старик Вэй великолепно тебя обучил, мальчик. Пожалуй я буду рада, если ты будешь меня навещать время от времени. — Благодаря наставнику мне дали возможность встать рядом с одним из лидеров криминального мира Облачного города. Как бы старейшины ни кичились своей силой, но у них никогда не будет такой власти как у этой пожилой женщины в халате стоимостью в годовой доход чиновника шестого ранга.

— С радостью воспользуюсь вашим предложением.

— Кстати, что насчет предложений? — Она чуть наклонила голову продолжая меня изучать. Ее пальцы с длинными острыми ногтями играючи держали нефритовую пиалу. В голове всплыли слухи, о том что у ее ногти специально заточены так, чтобы вскрывать кожу человека впуская туда смертельный яд.

— У меня есть информация, о нескольких местах где базируются чужаки. — Я на мгновение замолчал оценивая ее реакцию, но хозяйка этого места лишь кивнула со словами:

— Продолжай.

— Эти островитяне не платят никому и при этом продают свой товар на улицах. Наших улицах.

— И ты хочешь, чтобы мои мальчики сделали так, чтобы этих островных варваров никто и никогда не нашел? А если я скажу нет?

— Тогда вскоре. Не сегодня и не завтра, но очень скоро их станет куда больше. Они начнут отжимать территорию и все равно придется пустить им кровь. Вот только их станет куда больше и они будут лучше подготовлены. На улицах уже слышны шепотки, что твои тонги должны сами выбирать свои пути. Где это видано, чтобы старуха заправляла всем. — Ответом мне вновь был добродушный смех. Ее пальцы крутящие пиалу, на мгновение замерли. Потом — снова движение. Тихое, ленивое и ее слова тихие как шелест обнажаемой стали:

— Не плохо, Фэн Лао. Лет двадцать назад я бы купилась на такую подначку. Но сейчас, — Ее губы искривились в презрительной усмешке. — Сейчас мне плевать, что говорит молодняк. Как только они начнут действовать, так мои мальчики сразу объяснят самым горячим кто правит этим местом.

— Допустим я и мои люди уберут этот мусор с улиц нашего прекрасного города, но что мне с этого будет?

— Все что найдешь у них — твое.

— Оно будет моим и так, ты не хуже меня знаешь наши законы. — Мне оставалось лишь кивнуть, признавая ее правоту. — А потом на наш хвост упадет стража, которой они дают на лапу.

— Стража не будет лезть в эти дела.

— И почему же?

— Потому что ваше привлечение согласовано наверху. — Я достал маленькую нефритовую печать, на котором был изображен белый шелковый шнур, завязанный сложным узлом больше похожим на удавку. Знак тайной канцелярии Закатной империи. Увидев его госпожа Линь замолчала. А я ждал ее реакции и вспоминал как наставник рассказывал мне об этом извращенном ритуале.

В Закатной Империи был древний обычай идущий еще с времен основания: приговоренному к смерти аристократу не присылали палача. Ему отправляли шелковый шнур.

Белоснежный, тонкий, как дыхание в зимнем саду, он покоился в лаковой шкатулке, запечатанной личной эмблемой Небесного Владыки. Не меч, не яд, не веревка палача — лишь гладкая нить изысканного молчания.

Это был дар. Последняя милость, которую император мог позволить. Право уйти без крика, без шума, без позора. Умереть достойно, как подобает сыну высокого рода — в тени своих покоев, с лицом, обращенным к алтарю предков.

И это был приказ. Безмолвный, изящный, не терпящий обсуждения. Шнур не оставлял следов. Он не тревожил придворную гармонию, не ронял капли крови на мрамор. В нем не было жестокости — лишь бесстрастие закона, отточенное, как лезвие ритуального ножа.

Это было искусство. То самое, где даже смерть подчинялась ритуалу. Душа уходила, не омраченная грязью казни, а тело — неоскверненным. Все ради одного — чтобы сохранить образ, не запятнав имени. Чтобы скандал не коснулся фамильного свитка.

И это был выбор. Молчаливый ультиматум, обернутый в белый шелк. Принять — значит умереть с честью и спасти род. Отказаться — обрушить позор на поколения вперед.

Так нить, сотканная из роскоши, становилась петлей