Луис Альберто - Бальтазар Хосе Антонио

– Далеко ты её несёшь? – услышал он вдруг голос за своей спиной и обернулся.

Из-за пальмы вышел Намис. Он злорадно улыбался, в руке у него была огромная дубина.

Петер бережно поставил Корасон на землю и грозно спросил у лавочника:

– Что тебе здесь нужно, Намис?

Лавочник ухмыльнулся:

– Я хотел просто решить наш с тобой недавний спор. Только теперь у тебя нет горшка, но зато у меня есть палка.

– Корасон, иди домой, скоро я тебя догоню, – сказал Петер женщине, сохраняя полное спокойствие, как будто он собирался мирно побеседовать со старым другом.

– Я никуда не пойду, – твёрдо ответила она и с ненавистью посмотрела на лавочника.

– Тебе лучше уйти, – злобно прошипел Намис. – Ведь твой возлюбленный сам просит тебя об этом.

– Я никуда не пойду, – ещё раз повторила Корасон.

– Ну, зачем тебе видеть, как я буду лупить его палкой?! – спросил лавочник и засмеялся. – Ведь это для него такой позор! Тебе не следует на это смотреть.

Намиса так разобрало от смеха, что он даже не заметил, как Петер спокойно подошёл к нему и неожиданно выхватил палку из его рук.

– Не следует так увлекаться своей победой, которой ты ещё пока не достиг, – сказал он и зашвырнул палку далеко в кусты на глазах обалдевшего от неожиданности лавочника.

От возмущения Намис не мог ничего сказать. Он вытаращил глаза на Петера и глотал воздух, как рыба, вытащенная на берег из воды.

Петер спокойно повернулся к Корасон и сказал:

– Я очень прошу тебя – иди домой. Мне нужно кое о чём побеседовать с моим приятелем Намисом. Скоро я тебя догоню.

– Ну конечно, раз ты так меня просишь… – ехидно сказала женщина и повернулась, чтобы уйти.

– Куда ты, Корасон? – жалобно спросил лавочник.

Женщина остановилась, медленно повернулась к нему и ответила с приятной улыбкой на лице:

– Ты ведь сам просил меня уйти. Я не хочу смотреть, как ты будешь бить Петера палкой, хотя, я уверена, это будет довольно занятное зрелище.

Сказав это, она повернулась и медленно побрела по тропинке домой. Намис долго смотрел ей вслед, нервно сглатывая слюну и постепенно покрываясь потом.

– Только не бей его очень сильно? – крикнула Корасон издали и весело рассмеялась.

Намис со страхом покосился на Петера. Тот спокойно стоял и смотрел в глаза лавочнику. Только кулаки у него нервно сжимались и разжимались.

– Вот теперь мы с тобой можем спокойно поговорить с глазу на глаз, – сказал, наконец, Петер. – Я давно хотел это сделать. Да и ты пришёл сюда именно за этим, если я не ошибаюсь.

Намис ничего не мог ответить. От страха все мысли перепутались у него в голове, и он забыл все слова, какие существуют. Есть на свете люди такого сорта, которые проявляют завидную отвагу, когда сила на их стороне, но перед теми, кто их не испугался, они сами готовы дрожать от страха. Намиса смело можно причислить именно к таким людям. И Петеру даже не нужно было выхватывать палку у него из рук, чтобы осадить этого «храбреца».

– Ну что, теперь ты не такой смелый, как минуту назад. Что же с тобой случилось? – спросил Петер.

– Я… Я больше… Я больше не буду, – пробормотал лавочник заикаясь.

Петер рассмеялся в ответ.

– Ты просишь прощения, как нашкодивший ребёнок. Не годится так поступать взрослому мужчине. Успокойся, я не буду с тобой драться. Это всё равно, что бить младенца. К тому же мне просто противно пачкать о тебя руки.

– Я могу идти? – обрадованно спросил Намис.

– Нет, не можешь. Я ещё не сказал тебе того, для чего я отправил Корасон домой и остался здесь с тобой.

– Что ты хотел мне сказать? – подхалимским тоном спросил лавочник.

– Я просто хочу предупредить тебя, что если ты ещё раз пристанешь к Корасон, то тебе несдобровать. Это первое. А второе заключается в том, что больше Татав тебе ничего не должен. Он и так отдал тебе намного больше, чем должен был его брат, хотя вполне мог этого и не делать.

– Но ведь… – попытался возразить лавочник.

– Ты, кажется, хочешь что-то сказать? – грозно спросил Петер, делая два шага к Намису.

– Н-нет, не хочу! – испугался тот ещё больше.

– Вот и отлично. Значит, ты понял меня? – Лавочник молчал. – Я не слышу! Ты понял меня или не понял?! – грозно повторил свой вопрос Петер и приблизился вплотную к этому трусливому и подлому негодяю.

– Да-да, я всё понял. Конечно, Татав ничего не должен мне больше, ты совершенно прав, – быстро-быстро залепетал Намис, чуть не теряя сознание от страха.

– Ну вот, видишь, как запросто можно договориться друг с другом, даже не применяя силы.

Петер вежливо улыбнулся и отступил от лавочника.

– Мне было очень приятно с тобой поговорить, – сказал он. – А теперь прошу меня простить, но мне нужно спешить. Корасон уже, наверное, заждалась меня. Да, кстати, если ты хочешь нравиться женщинам, то тебе не стоит есть так много чеснока, а то рядом с тобой просто невозможно стоять, так от тебя воняет.

Петер ещё раз улыбнулся, похлопал лавочника по плечу и пошёл за Корасон. Намис долго смотрел ему вслед и вдруг расплакался, как ребёнок. Это были слёзы ненависти, слёзы обиды и бессилия. Лавочник сначала хотел броситься вдогонку за этим наглецом, который так обошёлся с ним, но испугался. Он просто схватил камушек, который валялся у его ног, и запустил вдогонку Петеру. Камень описал в воздухе ровную дугу и упал на землю неподалёку от лавочника, подняв небольшой фонтанчик пыли.

– Ох, как ты мне за это поплатишься! – со злостью прошептал Намис, как будто боялся, что Петер услышит его слова и вернётся обратно.

Постояв ещё немного и с ненавистью посмотрев на пустую дорогу, Намис пнул ногой землю, вымещая на ней всю свою злобу, и поплёлся домой.

А Петер тем временем добрался до хижины Корасон. Он тяжело дышал после долгого бега, сердце его так колотилось, что вот-вот готово было выскочить наружу.

Подбежав к калитке, он остановился в нерешительности. Петер не смел, зайти в дом женщины в такой поздний час, но он очень хотел увидеть её ещё раз, к тому же он сказал ей, что догонит её, как только поговорит с Намисом. И вот теперь он стоял перед домом и смотрел на окна в надежде, что увидит Корасон или она увидит его.

Взошла луна, по одной стали зажигаться звёзды, а он всё стоял и стоял, не зная, уходить ему домой или оставаться тут.

Вдруг дверь открылась, и во двор выглянула Корасон. Она лукаво посмотрела на Петера и спросила:

– Долго ты ещё собираешься тут стоять? Или ты решил охранять меня до самого утра?

– Нет, я просто… Мне просто неловко входить в твой дом в такое позднее время и без приглашения, – ответил Петер, смущённо переминаясь с ноги на ногу.

– Перестань вести себя, как мальчишка. – Корасон подошла к Петеру, взяла его за руку и повела в дом.

Петер послушно пошёл за женщиной. Войдя в дом, он осмотрелся по сторонам, так как был здесь впервые.

Дом Корасон был немного больше, чем у Татава, ну и, конечно, намного чище. Во всём была видна заботливая женская рука – в занавесках на окнах, в покрывале на кровати, в посуде, которая не валялась по всему дому, а была аккуратно расставлена в шкафу.

– У тебя здесь очень… очень красиво, – сказал он, оглядевшись по сторонам.

– Мне приятно, что тебе понравилось, – сказала Корасон смущённо.

Они стояли в нерешительности и смотрели друг на друга. Наконец, Корасон спохватилась:

– Ты, наверное, голоден. Ведь ты не ел с самого утра.

– Мне просто неловко… – начал Петер, но Корасон опять перебила его:

– Как ты мне надоел со своей неловкостью! Перестань стесняться, как будто мы с тобой только что познакомились.

Женщина быстро накрыла на стол. Она была настоящей хозяйкой и сумела из ничего соорудить довольно неплохой ужин буквально за считанные минуты. Петер наблюдал за её движениями, как зрители наблюдают за движениями фокусника, который у них на глазах достаёт из рукава гроздь винограда, а из шляпы извлекает поднос с жареной рыбой. Примерно то же самое проделывала и Корасон перед его изумлёнными глазами.