Сцены частной и общественной жизни животных - Коллектив авторов

Я получила муфту!

Как видишь, Детка, я богата, – я предпочла бы быть счастливой.

Теперь прости, Детка, до завтра; хозяйка просыпается. Я успею только скомкать письмо и спрятать под креслом. Днем я отдам его одному из наших, который теперь бродит в саду, ожидая моих приказаний; он же принесет мне твой ответ. Ведь ты ответишь, правда?

Матушка, матушка! мне надобно поскорее узнать, что сталось с нашей матушкой!

P.S. Моему посланцу можно доверять. Разумеется, он не молод и не красив, это не испанский кабальеро и не богатый Ангорец, но он предан мне и умеет хранить тайну; а главное, он любит меня, любит так сильно, что готов быть у меня на посылках. Не жалей его, ведь любовь – благороднейшая из зависимостей, не так ли?

Адресуй свои письма госпоже Роза-Мика, или просто Мика, – в здешних краях я известна под этим именем.

Хозяйка проснулась окончательно; с некоторых пор она спит беспокойно, и если я напишу еще хоть слово, она застанет меня с поличным. Итак, прости. В этих каракулях ты узнаешь скорее сердце, чем лапку твой сестры.

Волею случая соперница у меня оказалась очень необычная: китаянка из провинции Пеши-Ли

Дорогая Киска, я чуть не сошла с ума от радости, читая твое письмо, да и все мы тут страшно счастливы. Пожалуй, можно согласиться похоронить всех своих родных при условии, что они воскреснут таким образом.

Да, Киска, твой побег доставил нам немало горя; как же ты могла так долго оставлять нас в неведении? Если бы ты знала, как многое с тех пор переменилось у нас дома! Во-первых, матушка ослепла и оглохла; бедная старушка проводит целые дни на пороге нашего лаза, а толку чуть. Вообрази, когда я побежала сказать ей, что ты жива и это чистая правда, я никак не могла с ней сговориться: она не слышала моих слов, потому что глуха, и не видела письма, потому что слепа. Знаешь, Киска, она так мучилась после твоего исчезновения, так долго искала тебя повсюду, что совсем разболелась. Впрочем, она ведь уже не молоденькая, так что ты не слишком казнись.

Вообще-то она хорошо спит, хорошо пьет, хорошо ест и не жалуется – тем более что ей всегда всего хватает; я бы скорее умерла, чем позволила ей в чем-нибудь нуждаться.

Во-вторых, наша юная хозяйка лишилась своей матушки; как видишь, ей куда тяжелее, чем нам; ведь вместе с матерью она потеряла все, кроме десяти пальцев, которые позволяют ей зарабатывать на жизнь, и своей хорошенькой мордочки, которая делу не помеха. Пришлось расстаться с лавочкой в Маре, перебраться с первого этажа на седьмой и работать с утра до вечера, а порой и с вечера до утра, чтобы сводить концы с концами; она перенесла это все так, как надобно переносить все, чего невозможно избежать, – мужественно. Нам с матушкой пришлось сказать прощай утреннему молочку; да-да, и вечернему паштету тоже. Но, благодарение Богу, у меня быстрые ноги и зоркие глаза – и да здравствует охота!

Ты мне пишешь жалобно, что ты богата (бедная Киска!) и что предпочла бы быть счастливой…

Но коль скоро ты, сестрица, жалуешься на свое богатство, как же мне жаловаться на свою бедность? Вы, богачи, все-таки очень забавные существа; ведь вам повсюду накрыт стол, вы обедаете на белой скатерти, едите из раззолоченных мисочек, в которых полным-полно разных вкусностей!

Послушать вас, выходит, что то, чего вы не можете приобрести даже ценой своих богатств, мы покупаем ценой своих лишений. Вот увидите, однажды нам докажут, что бедность есть лекарство от всех болезней и что всякий, кто не отобедал, уже по одному этому счастлив. Право, неужели вы всерьез полагаете, что богатство вредит счастью? тогда сделайтесь бедными, разоритесь, нет ничего легче, и живите трудами зубов своих, если можете. Хотела бы я на это посмотреть.

Слушай, Киска, будь сильной, а главное, будь умницей. Жалуйся на то, что ты несчастна, но не жалуйся на то, что ты богата; мы-то бедны и знаем, что такое бедность. Я браню тебя, Киска, на правах старшей сестры, как в прежние времена; прости. Ведь ты же понимаешь, что Детка всегда будет счастлива быть хоть чем-нибудь тебе полезной. Отвечай мне поскорее, потому что я буду ожидать твоего письма с тревогой. Я в самом деле начинаю подозревать, что ты ищешь счастье на тех путях, где его сроду не водилось.

Надеюсь, ты скажешь мне все как есть. Как знать? Быть может, если ты доверишь все своей благоуханной бумаге, ты облегчишь себе душу.

Прости, Киска, прости. У меня больше нет времени на разговоры; матушка уже хочет есть, а наш обед еще бегает на чердаке.

Между прочим, там, на чердаке, дела обстоят неважно; Мыши тонкие бестии и с каждым днем становятся все хитрее; их едят уже так давно, что они начали это замечать. По соседству обитает один Кот, который был бы неплох, не будь он таким большим оригиналом. Он без ума от Мышей и утверждает, что однажды Мыши устроят революцию и свергнут Кошек и что они поступят очень правильно.

Сама понимаешь, пора мне воспользоваться тем, что пока у нас еще, благодарение Богу, царит мир, и начать охоту в мышиных владениях. Впрочем, ни слова больше о политике!

Прости, Киска, прости. Твой посланец ждет моего письма, но отказывается мне сказать, где я могу тебя найти. Неужели мы вскоре не увидимся?

P.S. Не стану спорить, твой старый посланец очень уродлив; но когда я увидела, с чем он ко мне пришел, я нашла его очаровательным и поцеловала, клянусь, от всего сердца. Нужно было видеть, как он выгнул спину, когда вручал мне письмо от госпожи Роза-Мика.

Кстати, ты совсем потеряла голову, Киска, если позволила окрестить себя таким образом. Киска – разве это не прекрасное имя для хорошенькой беленькой кошечки вроде тебя? Соседи наши долго смеялись над твоим новым именем, отсутствующим в кошачьих святцах. Кончаю письмо, потому что кончается листок; я пишу тебе при свете луны и не на глазированной благоуханной бумаге, Киска, а на старой выкройке, которая больше уже не нужна моей хозяйке; сама она сейчас спит без задних ног, ведь бедняжка полночи шила, чтобы заработать себе на хлеб.

(Легкомысленный Скворец из числа наших друзей имел неосторожность опрокинуть чернильницу на ответное письмо Киски к Детке, так что некоторые его страницы, и в частности самое начало, сделались совершенно неудобочитаемы. Сначала это нас очень огорчило, но по здравом размышлении мы убедились, что утрата этих пассажей ничуть не мешает пониманию рассказа. Впрочем, мы будем обозначать отточиями те места, где текст неисправен.)

…..Помнишь, однажды наша хозяйка дала нам куклу, которая была точь-в-точь аппетитная Мышка, и мы, хотя были уже большие, при виде этой чудесной игрушки не могли сдержать криков восторга.

Но одной куклы на двух юных Кошек, черной и белой, было мало, и ты, должно быть, помнишь, что эта злосчастная кукла, которой мне хотелось завладеть безраздельно, не замедлила стать для нас яблоком раздора.

Ты, старшая и обычно такая добрая, ты вышла из себя, ты даже пустила в ход когти, злюка; ты расцарапала меня до крови; ну, может быть, крови и не было, но мне показалось, что была! Я проиграла и побежала к матушке. «Мама, мама, – промяукала я ей самым жалобным тоном, показывая свою поцарапанную лапку, – Детка меня все время бьет».

Слова «все время» возмутили тебя, ты подняла глаза и лапы к небу и сказала, что я мерзкая лгунья, а матушка, знавшая, что ты рассудительнее меня, поверила тебе на слово, а меня и слушать не захотела.

И вот с такого-то вздора, с такого пустякового происшествия и начались все мои несчастья. Униженная тем, что мне отказали в правосудии, я решилась убежать на край света – и отправилась глотать слезы на крыше.

Попав на крышу и увидев, как велик мир, я подумала, что край света, должно быть, находится очень далеко: я начала догадываться, что бедная молодая Кошка вроде меня окажется в этом большом мире очень одинокой и ей будет грозить очень много опасностей; тут я расплакалась и лишилась чувств.

Помню, что…………………………………….

(Здесь, к несчастью, расположилась большая клякса, и мы вынуждены пропустить эту часть рассказа.)

…..Мне показалось, что до слуха моего донесся хор невидимых духов……………….

– Не плачь, Киска, убеждал меня один из голосов (должно быть, он принадлежал моему Злому гению), час твоей свободы близок. Сие бедное жилище недостойно тебя; ты создана для дворца.

– Увы! – отвечал ему другой, куда более слабый голос, голос моей совести. – Вы смеетесь надо мною, добрый господин; дворец не создан для меня.

– Красота – царица мира, – настаивал первый голос, – ты красива, значит, ты царица. Есть ли на свете одежды белее твоих, есть глаза красивее твоих?