И время остановилось - Кларисса Сабар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Лишь на третий вечер после возвращения Аурелия решилась заговорить с Мари. Дождавшись, когда Готье с Леандром улягутся спать, она остановила сестру, сославшись на неотложные школьные дела.
– Хотелось бы посоветоваться насчет парочки стихотворений, – настаивала Аурелия, а Мари недоуменно на нее смотрела.
– Ладно уж, как скажешь. Готье, милый, я поднимусь через пять минут! – крикнула она мужу.
Сестры уединились в зимнем саду. Аурелия зажгла лампу и, достав из кармана злополучный снимок, протянула его Мари. Та побледнела. У нее задрожали руки, когда она взяла фотографию и прочла надпись на обороте.
– Господи… Выходит, он все-таки во Франции, – пролепетала Мари и разрыдалась.
Аурелия опешила. Такой бурной реакции она не ожидала. Обняв сестру за плечи, она подвела ее к дивану и мягко усадила рядом.
– Расскажи мне все, – попросила она. – Кто этот человек?
Мари молча поднялась, откупорила графин с виски, который отец всегда держал у себя в кабинете, налила себе стакан и сделала большой глоток. И лишь потом, вновь сев рядом с Аурелией, начала рассказ.
Речь шла о тех памятных гастролях по Германии в ноябре 1930 года, когда она сопровождала Леандра. Восемнадцатилетняя Мари рвалась повидать мир, и отец рассудил, что дочь уже достаточно взрослая, чтобы взять ее с собой. На одном из званых вечеров, куда их пригласил важный сановник, она и повстречала Рольфа – обаятельного тридцатилетнего офицера, грезившего о головокружительной карьере. Остроумный, начитанный, он мигом покорил сердце юной Мари. Отец, однако, не одобрял этот роман, и не без причины: Рольф был женат.
– Я была молода, наивна и свято верила, что он бросит жену, – призналась Мари, допивая виски. – Мы встречались украдкой, по вечерам, пока отец выступал. Обычно виделись в Берлине, но Рольф навещал меня и в Мюнхене, и в других городах, куда мы приезжали.
Случилось то, что должно было случиться: Мари забеременела. Леандр, узнав об этом, пришел в ярость, но было уже поздно: Мари удавалось скрывать беременность семь месяцев.
– Отец назначил Рольфу встречу в кафе, потребовал, чтобы тот взял на себя ответственность. А Рольф поселил меня в маленькой квартирке в Штутгарте, неподалеку от своего дома в долине Неккара. Обещал перебраться к нам насовсем, как только малыш появится на свет.
Мари родила в сентябре тридцать первого. Она решила дать ребенку французское имя – Доминик: Рольф так и не признал ребенка. Из-за этого они серьезно повздорили, и Рольф, хлопнув дверью, ушел прочь – и не появлялся с неделю.
– А потом заявился как ни в чем не бывало – с цветами, шампанским и конфетами. Я-то, дура, решила, что он приехал делать предложение! Мы выпили, а дальше – провал. Наверное, подсыпал мне снотворного. Когда я проснулась, ребенка уже не было.
В полном отчаянии Мари кинулась звонить отцу, и он тут же примчался.
– Тогда папа и признался, что уже давно внедрился в нацистские круги по заданию разведки. Он тут же составил план по спасению ребенка, хотя действовать нужно было тонко и осторожно. Рольф с супругой были довольно известной парой, обожали Гитлера до потери сознания и надеялись, что он скоро придет к власти. Отец узнал, что своих детей у них нет, и это стало навязчивой идеей фрау Рольф.
Именно жена убедила Рольфа соблазнить юную красавицу с арийской внешностью и добиться, чтобы она забеременела.
– Они с самого начала задумали похитить моего ребенка.
– Откуда ты знаешь?
Мари смахнула слезу, готовую сорваться с ресниц.
– Отец с коллегами пробрались к ним вечером и нейтрализовали прислугу. Горничная во всем призналась. Они скрутили Рольфа с женой – оказалось, что Доминик с ними, – и вызволили ребенка. Но растить его самой было опасно – Рольф бы нас из-под земли достал. При одной мысли сердце кровью обливалось, но выбора не было. Пришлось отдать надежным людям, а самой – начать жизнь с чистого листа…
Аурелия примолкла, потрясенная. Она догадывалась, что сестре пришлось несладко, но лишь теперь осознала весь ужас случившегося. Бедная Мари! Расстаться с родным ребенком, которому сейчас, наверное, уже двенадцать… Страшно вообразить, что творилось все эти годы в ее истерзанном материнском сердце – и что творится до сих пор. И все же, несмотря на эту глубокую рану, она сумела вновь найти любовь.
– Ты же встретила Готье уже после всего? – мягко спросила Аурелия.
При упоминании о муже лицо Мари просветлело.
– Где-то через десять месяцев, – кивнула она. – Хотя я была убеждена, что никогда больше не смогу довериться мужчине. Готье поклялся, что переубедит меня… и сумел!
– Он знает о твоем прошлом?
– Лишь в общих чертах. О том, где сейчас Доминик, – нет, не знает. Так безопаснее.
– Почему? Разве он не в Париже?
Мари взглянула на свои руки – они еще дрожали. Она прошептала:
– Нет. Доминик совсем рядом, под другим именем. И… это девочка. Она даже не подозревает, что я ее мать.
Ошеломленная, Аурелия пообещала себе не доверять дневнику эту тайну. Если она выплывет наружу, сколько судеб будет разбито!
Наутро Леандр обзвонил нужных людей, и худшие опасения Мари подтвердились: Рольф Карлингер получил погоны полковника абвера, переведен в Париж и поселился в отеле «Лютеция». Теперь нужно соблюдать невероятную осторожность, чтобы их имена не попались на глаза грозному эсэсовцу.
– А что, если он возьмется за поиски сам? – встревожилась Мари.
– Вряд ли, у него и без того полно забот с маки в Лимузене и Веркоре. Но даже если возьмется, мы сумеем защититься.
* * *
Три месяца спустя Аурелия лихо крутила педали, направляясь к кладбищу, где ей предстояло проверить дупло старого дерева – не оставлено ли новое послание. Придерживая руль одной рукой, она смахнула пот со лба. Июньский зной сводил с ума. На кладбище ее ждали Антуан с Жюльеном – нужно было передать последние новости из Лондона, – и на душе было тревожно. Зашифрованное сообщение разослали всем группам Сопротивления: союзники скоро высадятся на французском побережье. Сумеют ли парни сдержать ликование? Хорошо, что сегодня никого хоронить не будут, но если кто-нибудь их услышит… Аурелия уже подъезжала к перекрестку и готовилась свернуть на кладбищенскую дорогу, когда кто-то бросился ей наперерез. Миг – и она кубарем полетела с велосипеда в пыль на обочине. Заднее колесо еще вертелось, когда нападавший зажал ей рот ладонью, умоляя не кричать.
– Это я, Жюльен, – прошептал он, хотя Аурелия и так узнала его по голосу.
Она кивнула, и парень ослабил хватку. Вдвоем они поползли к кукурузному полю за кладбищем, откуда доносились крики.
– Что стряслось? – выдохнула Аурелия, чувствуя, как сердце готово разорваться. – Где Антуан?
– Не смог вырваться, он был нужен товарищам. Вместо него приехал Мимиль, да только мы угодили в ловушку. Гестаповцы на машине подъехали одновременно с нами. Я шел метрах в пятнадцати позади и успел смыться, а Мимиль – нет.
– Что?! Надо его вытащить! – запаниковала Аурелия, услышав доносящийся с кладбища вопль.
– Поздно, ему уже не помочь. Он окружен.
Внезапно грянул выстрел. У Аурелии перехватило горло. Нет! Сын Чик-Чирика слишком молод, чтобы умирать! А с той стороны уже неслись яростные крики – кто-то отдавал приказ прочесать местность:
– Тут наверняка прячутся другие ублюдки!
– Живо, нам нельзя тут оставаться! – поторопил Жюльен.
Аурелия лихорадочно размышляла. Друг рисковал куда больше, чем она. Если его схватят – тут же арестуют, а она всегда сможет притвориться случайной прохожей.
– Бери мой велосипед и уноси ноги! – скомандовала она.
– А как же ты? – засомневался Жюльен. – Антуан с меня голову снимет, если с тобой что случится.
– Это твой единственный шанс, – отрезала Аурелия. – Меня никто не ищет. Давай, гони!
Жюльен без лишних слов повиновался: схватил велосипед и стремглав умчался прочь. Убитая горем Аурелия со всех ног бросилась вверх по тропинке, прочь от кладбища. Слезы застилали глаза, она не видела и не
