Тень Бога. Султан Селим. Владыка османов и творец современности - Алан Михаил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Селим. © A. Dagli Orti/De Agostini Picture Library/Bridgeman Images
Сохраняя веру в то, что он сможет умилостивить Селима чем-то другим, кроме мантии Османа, и, возможно, надеясь, что их родственная связь все еще может иметь какое-то значение для сына, Баязид на следующий день снова вызвал его, чтобы обсудить стратегию борьбы со «злодеяниями» Ахмеда в Анатолии. Селим жаждал войны против Ахмеда, но хотел повести имперскую армию против своего сводного брата в качестве султана, а не как подчиненный другому султану главнокомандующий. Эта вторая встреча обернулась таким же провалом, как и первая: отец и сын обменивались оскорблениями и прямыми угрозами. Около недели они продолжали свои встречи, которые с каждым разом становились все более ожесточенными[348]. С точки зрения Селима, конец султаната его отца был уже свершившимся фактом, очевидным для всех. Готов ли Баязид признать это или нет, его империя раскололась и, как следствие, ополчилась против него. Придется ли его свергнуть силой, или действующий султан пойдет на сотрудничество и мирно откажется от своего трона? Неудивительно, что Баязид отказался терпеть такое неуважение. «Пока я в добром здравии, – заявил он, – я никому не отдам свой султанат».
Интерпретируя ответ отца как явный отказ от предложения избежать вооруженного конфликта, Селим почувствовал, что у него есть право применить силу. Через несколько дней он ворвался во дворец с толпой янычарских солдат и командиров – своих союзников, давно желавших помочь более решительному султану занять трон. Начав со стражников у дворцовых ворот, они уничтожали всех на пути в разные помещения дворца. Захватив его целиком, они проследовали во внутренний тронный зал, святилище османской власти.
Никогда прежде подобное этому насилие не входило в те двери. Ворвавшись в тронный зал, в котором Баязид восседал на троне, облицованном темным мрамором и золотой резьбой, Селим обнажил меч перед султаном, самым могущественным человеком в империи, одним из главных политических деятелей всего мира, – перед своим собственным отцом. В высшей степени бессильный в этот момент, Баязид оглядел комнату, надеясь найти утешение и жалость в глазах хоть кого-то из присутствующих. Однако он не нашел поддержки. В этой элегантной комнате, в которой до сих пор он принимал только уступчивых советников и кланяющихся слуг, Баязид увидел свою неминуемую смерть. Султан, как сообщает «Селимнаме», заплакал. Склонив голову в тоске и смирении, Баязид передал свою империю в руки Селиму.
* * *
24 апреля 1512 года Османская империя необратимо изменилась. Когда люди Селима вывели отчаявшегося и обессиленного Баязида из дворца, он стал первым султаном в истории Османской империи, потерявшим свой трон при жизни, а Селим стал первым не старшим и не пользующимся благосклонностью сыном, сменившим своего отца на посту султана. Согласно «Селимнаме», «все летали, словно птицы и другие крылатые создания, наполненные восторгом от известия» о захвате Селимом престола[349]. Его охватила буря эмоций: облегчение и волнение, удовлетворение и ужас. Никогда прежде в Османской империи не возникало такого случая: оба султана – бывший и свергший его – были живы. Один сверг другого, не имея четкого понимания относительно того, был ли такой акт законным, каким образом теперь они должны вести себя по отношению друг к другу и как к ним должна относиться имперская элита и подданные империи. Было слишком рано осознавать огромные последствия того, что произошло. В тот теплый весенний вечер можно было быть уверенным только в том, что трон теперь точно принадлежит Селиму.
Когда новости о том, что произошло внутри дворца, распространились за его стены, в Стамбуле разразился праздник. «Над миром взошло самое яркое солнце; горе полностью покинуло мир… Счастье вошло в сердца [людей]»[350]. Столица уже несколько месяцев находилась в тяжелом положении: существовала серьезная неопределенность относительно будущего империи, на улицах буйствовали янычары, люди же в основном были заперты в относительной безопасности в своих домах. Улицы превратились в зону боевых действий, поскольку сторонники Селима и Ахмеда боролись за контроль над районами, поджигая здания, воруя друг у друга ограниченные ресурсы и вызывая всеобщий хаос. Хотя экзистенциальные вопросы, стоящие перед империей, оставались пока нерешенными, и явно не все население поддерживало Селима, жители Стамбула могли, по крайней мере, выдохнуть, когда бурный апрель 1512 года наконец закончился.
Восхождение нового султана на престол всегда было порой празднования, но теперь восхождение одного султана сопровождалось падением другого. Также не было никакой смерти, которую можно было бы почтить. Ни бюрократы, ни простолюдины не знали, скорбеть или праздновать. Может быть, нужно скорбеть и праздновать одновременно?
Если Селим и предавался празднованию, то недолго. С точки зрения некоторых имперских чиновников – современников событий, а также некоторых более поздних историков, действия Селима представляли собой незаконный переворот[351]. (В своде «Селимнаме» стремились развеять такие представления.) Естественная смерть султана или его гибель на поле битвы всегда считалась единственной законной причиной прихода к власти нового правителя. Поэтому самой насущной заботой Селима было решение вопроса о том, что делать с его поверженным отцом[352]. Казнь казалась необоснованной, неподходящей для правящей семьи, она виделась опасным прецедентом. Тем не менее Селиму нужно было убрать Баязида с «шахматной доски» империи. Понимая, что на протяжении всего правления ему придется сталкиваться с обвинениями в нелегитимности, Селим хотел, насколько это возможно, избегать критики. Конечно, он мог избавиться от любого, кто задавал вопросы, но это лишь усилило бы подозрения в отношении его добросовестности. Наименее проблематичным решением было бы отправить его отца в какое-нибудь отдаленное место. Продержав Баязида во дворце в течение нескольких недель, советники Селима выбрали город Диметока (Дидимотихон) – «очаровательный город с приятным климатом», расположенный