Воспламеняющая - Стивен Кинг

Тема: Энди Макги

Не понял! На последнем совещании мы все – в том числе и ты – сошлись на том, что Макги – отработанный материал. Хватит шататься из стороны в сторону!

Если ты хочешь провести еще одну серию тестов – укороченную, – я не возражаю. На следующей неделе мы

начинаем эксперименты с девочкой, но полагаю, сотрудничество с ней надолго не затянется, и в немалой степени благодаря бездумному вмешательству сам знаешь кого. А пока оно будет продолжаться, может, совсем и неплохо держать ее отца под рукой… как «огнетушитель»???

И да, «дело только в деньгах», но это деньги налогоплательщиков, и легкомысленное отношение к ним редко поощряется, Герм. Особенно капитаном Холлистером. Помни об этом.

Уложи все тесты в шесть, максимум восемь недель, если, конечно, не получишь результатов… а если получишь, я лично съем твои «Хаш папис».

Пат

8

– Гребаный сукин сын, – поставил диагноз Герм Пиншо, дочитав служебную записку. Перечитал третий абзац: в нем Хокстеттер, тот самый, которому принадлежал полностью восстановленный «тандерберд» 1958 года выпуска, попрекал его деньгами. Он смял служебную записку, бросил в корзину для мусора и откинулся на спинку вращающегося кресла. Максимум два месяца! Ему это не нравилось. Он полагал, что требуются три. Чувствовал это…

Непрошеный и загадочный, перед его мысленным взором возник измельчитель отходов, который он установил дома. И это ему тоже не понравилось. Почему-то в последнее время измельчитель все чаще приходил на ум, и он никак не мог отделаться от этого образа. Приходил, если он думал об Энди Макги. Черная дыра в середине раковины, прикрытая резиновой диафрагмой… что-то вагинальное.

Пиншо еще дальше откинулся на спинку кресла и задремал. Неожиданно проснувшись, с тревогой отметил, что прошло почти двадцать минут. Пододвинул к себе чистый бланк служебной записки и написал ответ этому драному ворону Хокстеттеру, проглотив его карканье про экономное расходование средств. И воздержался от повторного требования продлить серию тестов на три месяца (а в его голове вновь возник образ гладкой черной дыры измельчителя отходов). Раз Хокстеттер сказал два месяца, значит, так и будет. Но если он получит результаты, Хокстеттер уже через пятнадцать минут увидит на своем столе пару «Хаш папис» девятого размера, вместе с ножом, вилкой и бутылкой размягчителя мяса.

Он дописал служебную записку, поставил подпись Герм и опять откинулся на спинку кресла, потирая виски. Разболелась голова.

В школе и колледже Герм Пиншо был скрытым трансвеститом. Ему нравилось надевать женскую одежду, потому что он выглядел в ней… ну очень красивым. На первом курсе колледжа он входил в «Дельта Тау Дельту», и два члена студенческого братства разоблачили его. Ценой их молчания стало ритуальное унижение, от которого Пиншо получил огромное удовольствие.

В два часа ночи «братья» раскидали мусор по общественной кухне и заставили Пиншо, одетого только в женские трусики, пояс с чулками и бюстгальтер, набитый туалетной бумагой, все собрать и вымыть пол. При этом в любой момент туда мог забрести еще кто-то из студентов, чтобы перекусить.

Инцидент закончился совместной мастурбацией, за что Пиншо, очевидно, должен был быть благодарен: вероятно, именно это и заставило парней сдержать слово. Но он все равно вышел из братства, испытывая ужас и отвращение к себе: главным образом потому, что случившееся его возбудило. С тех пор он ни разу не надевал женскую одежду. И не был геем. У него была очаровательная жена и двое детей, что и доказывало: он – не гей. О том унизительном, мерзком случае он не вспоминал долгие годы. И однако…

Образ измельчителя отходов, этой гладкой черной дыры, прикрытой резиной, остался. И головная боль усилилась.

Эхо, вызванное импульсом, который послал Энди, дало о себе знать. Пока ленивое и неспешное. Образ измельчителя с наложившейся на него идеей, что в женской одежде он, Герман, очень красив, то появлялся, то исчезал.

Но эхо наберет силу. Разовьется рикошет.

Который со временем станет невыносимым.

9

– Нет, – сказала Чарли, – все не так. – И повернулась, чтобы снова выйти из маленькой комнаты. Ее лицо было белым и напряженным. Под глазами выделялись темные лиловые мешки.

– Эй, куда, подожди минутку, – воскликнул Хокстеттер, вскинув руки. – Что не так, Чарли?

– Все, – ответила она. – Все не так.

Хокстеттер оглядел комнату. В одном углу стояла видеокамера «Сони». От нее провода шли через отверстие в стене из прессованной пробки к видеомагнитофону, установленному в соседней наблюдательной комнате. На столе в центре комнаты располагался стальной поднос с небольшими деревянными кубиками. Слева от него топорщился проводами электроэнцефалограф. Рядом возвышался заведовавший прибором молодой человек в белом халате.

– Это мало что объясняет. – Хокстеттер все еще отечески улыбался, но рассвирепел до безумия. И не требовалось уметь читать мысли, чтобы это понять: достаточно было заглянуть ему в глаза.

– Вы не слушаете, – пронзительно крикнула Чарли. – Никто не слушает, кроме…

(кроме Джона но этого не скажешь)

– Скажи нам, что надо поправить, – предложил Хокстеттер.

Но ее это не успокоило.

– Если бы вы слушали, то знали бы. Стальной поднос с кубиками – это правильно, но все остальное – нет. Стол деревянный, обшивка стен воз… воспламеняющаяся, как и одежда этого парня. – Она указала на техника, который отшатнулся.

– Чарли…

– Камера тоже.

– Чарли, камера…

– У нее пластмассовый корпус, и если станет жарко, он взорвется, и осколки разлетятся во все стороны. И нет воды! Я говорила вам, что должна сбросить это в воду, как только все начнется. Мой отец учил меня этому, и моя мать. Я должна сбросить это в воду, чтобы затушить. Или… или…

Чарли разрыдалась. Как же ей недоставало Джона. Как же ей недоставало отца. И больше всего, больше всего на свете ей хотелось оказаться в другом месте. Прошлой ночью она не сомкнула глаз.

Хокстеттер внимательно за ней наблюдал. Слезы, эмоциональное состояние… она действительно собиралась выполнить обещание.

– Хорошо, Чарли, – сказал он. – Хорошо. Скажи нам, что нужно сделать, и мы это сделаем.

– Точно, сделаете, – ответила она. – Иначе вы ничего не получите.

Мы получим предостаточно, маленькая заносчивая сучка, подумал Хокстеттер.

И не ошибся.

10

Во второй половине дня ее привели в другую комнату. Вернувшись в свою квартиру, она заснула перед телевизором – юное тело еще могло навязать свою волю встревоженному, мятущемуся разуму – и проспала почти шесть часов. Поэтому – а еще благодаря гамбургеру и картофелю фри – теперь она чувствовала себя гораздо лучше. Более уверенно.

Чарли долго и внимательно оглядывала комнату.

Поднос с деревянными кубиками стоял на металлическом столе. Голые стены были из промышленной листовой стали.

– Техник одет в асбестовый костюм и обувь, – пояснил Хокстеттер. Он по-прежнему отечески улыбался. Оператор аппарата ЭЭГ явно потел и чувствовал себя неуютно. Белая маска на лице защищала его дыхательные пути от асбеста. Хокстеттер указал на большое квадратное зеркало в дальней стене. – Это одностороннее зеркало. За ним наша видеокамера. И ты сама видишь ванну.

Чарли подошла к ванне, старомодной, на львиных лапах, совершенно неуместной в этой комнате. Ванна была наполнена водой. Чарли решила, что это подойдет.

– Хорошо, – кивнула она.

Улыбка Хокстеттера стала шире.

– Прекрасно.

– Только вам лучше выйти в другую комнату. Не хочу смотреть на вас, когда буду это делать. – Чарли не отрывала взгляда от Хокстеттера. – Всякое может случиться.

Отеческая улыбка Хокстеттера поблекла.

11

– Она права, знаешь ли, – сказал Рейнберд. – Если бы ты послушал ее, справился бы с первого раза.

Хокстеттер посмотрел на него и фыркнул.

– Все еще не веришь, да?

Хокстеттер, Рейнберд и Кэп стояли перед односторонним зеркалом. За их спинами располагалась нацеленная на комнату видеокамера; негромко гудел видеомагнитофон. Сквозь поляризованное стекло помещение казалось синеватым, как за окном «Грейхаунда». Техник закреплял на голове Чарли датчики для снятия ЭЭГ. Монитор в комнате наблюдения показывал мозговые волны.

– Посмотрите на эти альфы, – пробормотал один из техников. – Она сильно взвинчена.

– Она напугана, – уточнил Рейнберд. – Сильно напугана.

– Ты веришь, да? – неожиданно спросил Кэп. – Сначала не верил, но теперь веришь.

– Да, – кивнул Рейнберд. – Верю.

В соседней комнате техник отошел от Чарли.

– Все готово.

Хокстеттер щелкнул тумблером.

– Приступай, Чарли. Когда будешь готова.

Чарли посмотрела на зеркало, и на мгновение ее глаза словно встретились с единственным глазом Рейнберда.