Плаха да колокола - Вячеслав Павлович Белоусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Всё сходится, Василий Евлампиевич, — подтолкнул его нерешительно участковый надзиратель. — Певичка та самая, с академиком она кренделя выписывала у «Богемы».
— Маргарита Львовна, значит, — очнулся наконец от замешательства Турин.
— Ну да, Седова-Новоградская.
— Так, так… А действительно, что же ждать? Будем знакомиться. — Турин обернулся Ширинкину: — Пушка далеко?
— Зачем вам? — выкатил тот глаза.
— Встань на дверях у входа и задерживай каждого, кто вдруг еще объявится. Самсоныч пусть комнату для них отведёт, если много будет. Лысый катала заявится, сам понимаешь, клади его сразу на пол вниз лицом, а начнёт ерепениться — пали, но не до смерти.
— Понял. — Ширинкин, казалось, только этого и ждал, вмиг выхватил наган, разворачиваясь, настороженно попятился назад, а Турин шагнул к гуляющим.
— Добрый вечер, господа-товарищи. Приношу извинения за опоздание, — встал он в дверях, не сводя глаз с лица миловидной женщины, сжимавшей ещё в руках гитару.
Рогожинский с Марьяном повскакали со стульев, бросив дам, потянулись к бутылкам шампанского, Задов недовольно оторвал восхищённый взор от гостьи, перевёл его на вошедшего, взмахом руки поприветствовал без особой радости и, не найдя за столом свободного места, небрежно кивнул на диван:
— Не обидишься, Василий Евлампиевич? Сегодня ты что-то в форме? Тоже провожать собрался?
— С вашего разрешения, — Турин щёлкнул каблуками, сделал шаг к певице, наклонился, — позвольте ручку поцеловать?
Женщина ахнула, закрыла лицо руками, выпала гитара, но успевший подхватить её Задов встал меж ними в глубоком недоумении, переводя глаза с одного на другую, как будто о чём-то догадываясь:
— Так вы знакомы?
— Так точно. — Лицо Турина заострилось, плотно сжатые губы передавали его сильное волнение.
— Василий! — вдруг кинулась ему на грудь певица. — О боже! Сколько лет! Ты жив?!
— Браво, друзья! — подскочил Рогожинский. — Вот так встреча! Пьём за встречу! Шампанского!
Турин, не пытаясь высвободиться от женщины, даже, наоборот, крепко прижимая её за талию, принял бокал, благодарственно закивал во все стороны, чокаясь с тянувшимися к нему Рогожинским и Марьяном. Женщина, словно в обмороке, висла на его руке, пока он не осушил свой бокал до дна. Её лицо покрылось необычной белизной.
— Да тут, видать, целая история! — всплеснул руками Задов. — Шекспир пред моими очами! Вот те на! Надеюсь, мы сейчас услышим интересные подробности…
Неожиданной сценой он был взволнован не меньше остальных, однако, искушённый во всяческих тёмных делишках опытный интриган сохранил подозрительность, любопытство и недоверие так и сквозили в его движениях и словах. Быстро освободил он свой стул и уступил его Турину, чтобы тот вместе с певицей оказались с ним рядом, но Турин решительно увлёк её от стола, перенёс на диван, усадив с собой, так и не разжимал объятий, словно опасаясь упустить.
— Прошу ещё раз прощения, — суховато извинился Турин, особо не церемонясь. — С Маргаритой Львовной нас связывают давние отношения. Назвать их дружескими — не сказать ничего, мы будто брат и сестра. Судьбе было угодно разлучить нас на долгие годы. И вот эта встреча… Она до сих пор без чувств, бедняжка.
— Однако поезд, — вдруг подала тихий голос певица и открыла глаза. — Ты проводишь меня, дорогой?
— Конечно. — Он тут же поднялся, щёлкнул каблуками публике и обвёл присутствующих взглядом, не терпящим возражений. — Надеюсь, друзья, вы доверите мне Маргариту Львовну и простите её похищение. Нам очень хочется о многом поговорить наедине, а времени почти не остаётся. От всей души желаю вам прекрасно провести вечер! И подымите за нас не один бокал! Радости вам, друзья!
Все выпили, взбудораженные, бросились было из-за стола провожать, но Турин поднял вверх указательный палец, укоризненно погрозил им, улыбнувшись, и, взмахнув рукой на прощанье, покинул кабинет, увлекая за собой женщину.
— Каков гренадер! — рухнул на стул Задов, весь в горьких чувствах оставил нетронутый бокал. — Кто-нибудь что-то понял?
— Ну что же здесь неясного? — Рогожинский с бутылкой шампанского в руке высматривал пустые бокалы, чтобы снова наполнить их пенящимся напитком. — Старая любовь пуще крепкого вина! Вы видели их лица! Они опалены страстью! Ах, как я их понимаю!
Он залпом осушил свой бокал, раскинул руки и рухнул на освободившийся диван:
— Не испытать!.. Не испытать уж никогда былого! Вот в чём наше несчастье!
— Турин и любовь? Сочетание это забавное, — съязвил Задов. — Нет. И не рвите мне душу. Игра! Я чую подтекст, друзья мои. Здесь определённо что-то кроется. А главное для меня — опять промашка! Из-под самого носа увели такую бабу!
— Григорий Иванович! — укорил раздосадованного артиста смутившийся Марьян и покачал головой.
— Да бросьте вы, Лев Наумович! — махнул рукой Задов. — Я её сюда пригласил, и нате вам! Подоспел этот гвардеец! Кстати, он уже не первый раз перебегает мне дорогу.
— Василий Евлампиевич? — придвинулись разом Рогожинский и Марьян. — Не может быть! Он настоящий джентльмен!
— Вам ли мне не верить!.. — в горьком помрачнении души Задов потянулся за бутылкой и запел:
— Извела меня кручина —
Подколодная змея…
* * *
— Ты раздавишь меня, — лишь они оказались за дверью, простонала певица. — Мне больно. Не бойся, не убегу.
— Серафимы — существа крылатые, — разжал объятия Турин. — Ты порхаешь уже лет семь или восемь с одного цветка на другой. Никак не насытишься?
— Не греши, Василёк. Всё завидуешь, что тебе не досталась. Так зря. Со смертью атамана Жорика сердце моё забыло про любовь и умерло. Ни Штырю не досталось ни крошки, ни тебе, а уж остальным… комиссару тому вшивому да прочим оглоедам слюнявым ручки только позволяла целовать, но и то в перчатках. Слыхал стишки?
— Откуда? Ты ж у нас актриса? — горько усмехнулся он.
Она приблизила своё лицо к нему, прямо-таки вцепилась в его глаза полусумасшедшим взглядом и зашептала пронзительно и пугая:
— Убей меня, как я убил
Когда-то близких мне!
Я всех забыл, кого любил,
Я сердце вьюгой закрутил,
Я бросил сердце с белых гор,
Оно лежит на дне!..[46]
— Жорик тебя королевой воров величал. Помню. А Красавчик? Как же ты при живом Жорике с ним закрутила?
— В том-то и дело, что при живом, — отвела она зелёные глаза. — Не понять вам, мужикам. Никогда. И не вороши старое, Василий Евлампиевич. — Горька была её улыбка, глаза померкли. — Королева воров, говоришь? Когда это было? Небось арестовывать меня прибежал? Успел. Скор ты на ноги, Василий-божок. Рассчитывал Копытов, рассчитывал, чтобы с тобой дорожка его здесь не сошлась, а просчитался…
— Что же ты с этим уродом спуталась?
— А было куда бежать? Да и с кем?! — дерзко
