Плаха да колокола - Вячеслав Павлович Белоусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что Копытову у нас понадобилось? — перебил её Турин. — Браух на его совести?
Она разрыдалась. Громко и отчаянно — рухнули все её надежды, чувствовалось в этом плаче.
— Тише ты! — испугался Турин. — Сбегутся здешние крысы. Не отвязаться. Ну-ка, скорей отсюда!
И он почти понёс её обмякшее лёгкое тело на руках к дверям вдоль дорожки мерцающих огоньков.
Ширинкин вырос словно из-под земли, ступив от колонны у гардероба.
— Никто не заявился, — отрапортовал он и язык прикусил, обомлев.
— Чего вылупился? Плохо женщине, не видишь? — плечом отворил дверь Турин и крикнул за спину: — Звони от Самсоныча к нам. Вызывай Витька́, я оставил его дежурить. Пусть тебя забирает, да гоните на вокзал.
— А вы? — успел участковый, придя в себя.
— Найдёте меня по пролётке. — Турин разместил свою ношу на сиденье, устроился рядом сам и мигнул извозчику: — Трогай, да не гони. Знаешь, куда?
— А как же, Василий Евлампиевич, — покосившись на певицу, невозмутимо ответил тот.
— Уши-то завороти! — буркнул Турин.
— А я ещё вас и накрою, — резво прикрыл полог экипажа извозчик. — От дождичка будет защита.
— Ты что в истерику-то бухнулась, Серафима? — встряхнул слегка за плечи соседку Турин. — Ты мне комедий не разыгрывай. Брауха Корнет Копытов кончил?
— Он, — прошептала та и снова залилась слезами.
— Будет, говорю, — чувствительней встряхнул её Турин. — Мало у нас времени на сантименты. Где он сейчас? Удрал?
Спросил без всякой надежды. Так. Для формы.
— Нет.
— Как — нет! Где же он? — Турин аж задрожал.
— Не одни сутки с моими девицами в их комнате отлёживался. Его ваш Губин оберегал.
— Губин?
— Уж не знаю, кем он там у вас, только каждый день с утра до вечера в «Богеме» торчал.
— Не пойму ничего. Они что же, знакомы?
— С давних пор. Копытова к вам и потянуло, долг карточный с Губина забрать. Не знаю когда, но задолжал тот ему много. По столице они знакомы с давних пор, а сюда Губин перебрался, прячась от него.
— Велик долг?
— Ты ж Корнета Копытова знаешь, был бы мал, попёрся бы он в твои владения, помня прошлое? Ждал весточки от дружка, когда ты отлучишься куда-нибудь, вот и дождался. Ты — в Саратов, а мы сюда, но о Браухе и речи не было. Мне-то он особо своих планов не раскрашивал, только догадалась я, что с Губина всё содрать у него не получилось. Вот и вывел Губин его на профессора. Слышала я ненароком, как тот золотые горы сулил Копытову, про сейф особый рассказывал. Вот и загорелись у того глазища…
— А ведь не ошибся Иван Иванович, — схватился за голову Турин. — Словно чуял Легкодимов!
— Ты о чём?
— Про своё я, — отмахнулся он. — И как же эта сволочь собирается уносить ноги? Мои люди ему шагу ступить не дадут по городу незамеченным. Рожу его Ширинкин расписал со всеми подробностями. И фигура за версту видна. Здоров, пакостник.
— Ты про Губина всё время забываешь, — криво усмехнулась она. — Корнет Копытов вырядился под грузчика и девкам моим помогает в вагон грузиться. Уже, наверное, там давно. Ряженый он, как ты не поймёшь! А Губин рядышком всё время. Вот и весь секрет. Твои сыскари и глядеть в их сторону не станут.
— А ведь прост обман! — застонал Турин и полез за папироской. — Значит, зверюга в овечьей шкуре да при нашем же пастухе!.. Спокойненько на полке вагона похрапывает!.. Ох, лохи мы, лохи!..
XI
— Что новенького в конторе? — поинтересовался Турин у шофёра, лишь тот с Ширинкиным, выскочив из автомобиля, подбежали к прятавшейся за углом перрона пролётке, возле которой он покуривал, наблюдая за обычной толкучкой на вокзале и перекидываясь редкими фразами с Серафимой.
— Тоска, — улыбнулся шофёр, учтиво поклонился певице и уже не сводил с неё восхищённых глаз. — Все наши в бегах, кроме дежурного. Никого.
— Гуляй в кабину и будь наготове. — Турину пришлось слегка подтолкнуть Витька, сразу заскучавшего от такого поручения. — Не отлучайся никуда и не отпускай эту пролётку, она нам ещё понадобится.
Извозчик, услыхав последние слова, соскочил на землю, поцокал языком, тоже шибко раздосадованный, и понуро задымил папироску.
— Корней Иванович, — ближе подозвал участкового надзирателя Турин, — придётся тебе сменить меня да за кавалера побыть.
— Это зачем? — опешив, Ширинкин отступил назад в замешательстве. — Нам это ни к чему. Увольте, Василий Евлампиевич, сроду не приходилось. Я и не знаю как, баловство одно…
— Ничего, ничего, — похлопал его по плечу начальник губрозыска и почти силком подтянул к Серафиме. — Усы у тебя вполне подходящие, вид отменный, к тому же ты бравый мужчина при форме. Вон и наган на боку!
— Да мне…
— Бери-ка Маргариту Львовну под это место…
— Уж лучше я его, — подхватила под локоть смущённого участкового та и обдала такой очаровательной улыбкой и ароматом пьянящих духов, что Ширинкин утратил всяческие сомнения и выгнул грудь колесом.
— Вот и прекрасная парочка! — подхватил Турин. — Сядете в пролётку, сделайте круг незаметно, подкатите снова к перрону, да чтоб с шиком! — Он подмигнул наблюдавшему за ним извозчику: — Пусть народ любуется. А затем не спеша прогуляйтесь до вагона, где девицы поджидают. Я думаю, Маргарита Львовна, они и сейчас ждут вас не дождутся, все глаза проглядели, поэтому вылетят вам навстречу.
— Василий! — вздрогнула певица, и страх мелькнул в её глазах.
— Спокойно, — погладил ей ладошку Турин, причёску поправил, выбившийся локон у ушка под шляпку приткнул аккуратно. — До вагона дойти вам девицы не позволят. Уверен — перевстретят. Ну и не сомневаюсь, другие кавалеры поблизости окажутся. Заждались вас там многие, Маргарита Львовна. Я вот с нетерпением жду не дождусь Губина. Если он в вагоне сейчас Копытова оберегает, то первым к вам броситься должен.
— Пётр Аркадьевич? — удивился Ширинкин. — А он с какой стати здесь?
— Вот мы его и спросим, — прижимая к себе женщину, Турин наклонился к ней
