Финно-угорские этнографические исследования в России - А.Е Загребин

Приехав в 1839 г. в Гельсингфорс, Регули становится самым при­лежным слушателем курса финского языка, причем одним из его на­ставников был недавно окончивший университет М.А. Кастрен. Однако лексикологические и грамматические штудии без живой прак­тики его мало привлекают и он идет в народ. За полтора года пребы­вания в Великом княжестве Финляндском, Регули совершил поездку в Лапландию, побывал у западных финнов и карелов, настолько усовер­шенствовав свой финский язык, что превзошел некоторых своих преподавателей, удостоившись избрания в члены Финского Литератур­ного Общества. Постепенно расширялись и его исследовательские планы, включавшие теперь не только выяснение особенностей венгер­ско-финского родства, но и стремление совершить экспедицию в Рос­сию, где на Урале и в Сибири живут предполагаемые языковые род­ственники венгров и где, возможно, отыщется прародина венгров. В письме на родину осенью 1840 г. Регули пишет: «Вполне возможно, что следующую зиму я проведу в Лапландии: это будет практической частью моего обучения. Я надеюсь 20 октября отплыть через Ботни­ческий залив в Умео, далее к шведским, норвежским и финским саа­мам в Коле, далее в Архангельскую и Олонецкую губернию и ла­дожский регион, и затем возвращение в Гельсингфорс. Это позволит мне изучить русское влияние на финский язык, — он продолжает затем, — Но если дать развернутое изложение моих планов, то могу сказать, что в апреле я намереваюсь направиться в Санкт-Петербург, город, откуда мой путь должен направиться к восточным финнам. Я хотел бы также провести некоторое время здесь для знакомства с русскими учеными и получить от них рекомендации и источники, необходимые для моих дальнейших поисков. Хорошо было бы, если бы мне удалось некоторое время провести в Москве для продолжения моих русских исследова­ний. Затем, летом я намереваюсь отправиться в Нижний Новгород, где на ярмарке собираются люди со всей России и даже Центральной Азии. Приобретенный таким образом, за несколько месяцев путеше­ствия, опыт подготовит меня к дальнейшей поездке на юг России. Следующей зимой я рассчитываю заняться изучением турецкого в Турции — в дальнейшем, если буду в состоянии, совершу поездку к венграм-чанго в Молдавии и секлерам в Трансильвании. Конечно, то множество языковых данных более предпочтительно исследовать с помощью сравнительной филологии. Сейчас мое изучение финского будет способствовать изучению саамского и, затем эти два языка помо­гут мне изучить турецкий, на сегодня нет ни одного сомнения в род­стве языков тюркского и финского происхождения».

Тем не менее, именно в Финляндии сложилось исследовательское мировоззрение А. Регули как финно-угроведа, Следуя устоявшемуся мнению, сложившемуся под влиянием работ Р.К. Раска, В. фон Гум­больдта и Ф. Боппа, он надеялся с помощью методов сравнительной лингвистики подступить к сложнейшим вопросам венгерской предыс­тории. Регули отмечал, что в настоящее время его все более притяги­вает языкознание, которое уже и до этого придавало иной вид древней истории, поскольку нет другого средства для ее освещения. Еще более выпукло методологические воззрения Регули отображены в тексте его программного доклада Венгерской Академии наук, от 2 мая 1842 г.: «Первая часть должна включить в себя полевые исследования, тща­тельно обдуманные и проведенные, если мы хотим увидеть проблему изученной от начала и до конца, и если мы не желаем поработать напрасно. Цель является, преимущественно, лингвистической, я дол­жен опираться на лингвистический метод. Поскольку народы, говоря­щие на родственных языках, должны также быть и этнически близки, этот метод является единственно надежным и безошибочным в деле установления родства долгое время разделенных народов, надеясь со временем построить базис для исторического анализа, который задает рамки второму уровню наших задач, содержащих проблемы взаимоот­ношений этих народов. Когда лингвистическая часть проблемы доста­точно прояснится и определится, мы можем уже обратиться к этногра­фическим и историческим аспектам, тем самым, обеспечив всесторон­нее рассмотрение вопроса. В этой связи, я сделаю своей обязанностью в течение всего моего путешествия фиксировать все, что будет связано с обликом, деятельностью, характером, образом жизни, одеждой, обы­чаями, суевериями, мифологией и материальной культурой интересую­щих народов». Таким образом, используя лингвистическую методо­логию, Регули предполагал приблизиться к разрешению трех животре­пещущих вопросов историко-этнографического свойства: о родстве венгерской и обско-угорской культур, о природе мифологических воз­зрений обско-угорских народов и о соотношении финно-угорского и тюркского компонентов в этногенезе венгерского народа. Кроме того, кажется, что он воспринял также идеи М.А. Кастрена о родстве ураль­ских и алтайских языков. По крайней мере, Регули было известно от финляндских коллег о том, что в России были уже накоплены богатые полевые материалы о финно-угорских народах, собранные в основном экспедициями императорской Академии наук в XVIII в., с которыми можно было ознакомиться в Санкт-Петербурге. Понимание того, что он встал на путь ученого, не позволяло Регули упускать малейшую возможность для личного знакомства с жизнью как можно большего количества родственных племен. Так, летом 1841 г., по дороге в столи­цу Российской империи он с исследовательскими целями останавли­вался на некоторое время в ингерманландских селениях, благодаря чему Регули стал одним из первых собирателей водского фольклора, опередив здесь многих маститых исследователей устного народного творчества.

В Санкт-Петербурге А. Регули обратился за помощью к своему земляку, сделавшему хорошую карьеру в России, статскому советнику Балугьянскому, семья которого становится надежной опорой молодого энтузиаста науки, уже тогда не отличавшегося крепким здоровьем. Войдя в ученые круги российской столицы, занимаясь в библиотеке Академии наук, он познакомился с ведущими финно-угроведами стра­ны — академиками А.И. Шегреном, П.И. Кёппеном и своим будущим наставником и покровителем К.М. Бэром. По-видимому, географичес­кие, этнографические и антропологические взгляды академика Бэра сыграли важную роль в формировании научного мировоззрения Регу­ли, который буквально сверял каждый свой экспедиционный шаг с мнением авторитетного адресата его писем. Активность в поле Регули способствовала организационным усилиям самого Бэра, возглавивше­го вскоре этнографическое отделение Русского Географического Обще­ства и сориентировавшего своих соратников на изучение жизни и быта неславянских народов империи.

Получив для ознакомления академические сибирские языковые и этнографические материалы, Регули задумывался о возможности не­посредственной поездки к этим родственным народам для нахождения ответов на назревшие у него вопросы. В частности, он писал: «Если было бы возможно, я бы сейчас прямо поехал на Урал для изучения языка вогулов, а затем и остяков. Об этих народах мы знаем очень мало, но то, что нам известно, кажется чрезвычайно важным... вогулы представляют наибольший интерес. От своих соседей зырян они полу­чили название Ёгра, которое живо напоминает древнее название Угор или Югор; по крайней мере русский, у которого нет звука ц, мог вы­говаривать его только так. По этому народу Ёгра и стали когда-то называть Югрой всю территорию, на которой они проживали.