Финно-угорские этнографические исследования в России - А.Е Загребин

Но нуж­но учесть, что русские и венгров называют Югры, однако (ближнее) восточным народам наше название известно как Маджар! Но могло ли это современное (в зырянском произношении) Ёгра и древнее Югры быть одним названием? Как и Манси, самоназвание Вогул, корень названия Мадьяр! — это было бы несомненно достойно исследования. В историческом отношении, прежде всего, необходима география рас­селения этого народа. Итак, необходимо было бы исследовать название родов и мест, чтобы затем, в зависимости от их происхождения из того или иного языка, определить прежнее распространение и местожитель­ство народов. Я намеревался бы затем объездить юго-западные части Сибири и Урала, пока не смог бы на месте разобраться более точно в этом деле...». Однако столь масштабное мероприятие требовало от организатора серьезных денежных средств, рассчитывать только на помощь родителей было бы нелепо, и зимой 1842 г. он начал активные поиски возможных спонсоров поездки.

Лихорадочно работая над составлением научного обоснования сво­его проекта, адресованного Венгерской Академии наук, Регули забыл про день и ночь, понимая, что этот текст является, по сути дела, его заявкой на право считаться ученым. Одновременно академик Бэр пы­тался убедить А.И. Шегрена разделить сумму в 3000 рублей, отпущен­ную Санкт-Петербургской Академией наук на финансирование экспе­диции в Сибирь, между двумя молодыми учеными М.А. Кастреном и А. Регули. Но, Шёгрен отклонил это предложение, сославшись на больший научный опыт доцента Кастрена и на недостаточную компе­тентность венгерского соискателя. Будучи формально прав, академик Шёгрен не учел фанатического стремления Регули к новизне открытия, чем серьезно поколебал его веру в себя и уязвил обостренное самолю­бие. Нервный срыв и апатия продолжались у Регули вплоть до получе­ния известий о благожелательном отзыве руководства Венгерской Ака­демии наук на представленный им проект экспедиции, кроме того, академик Бэр привлек внимание придворных кругов к личности моло­дого венгерского исследователя. Русский меценат князь А. Демидов, высказал заинтересованность в организации научной экспедиции к угорским народам Урала и Западной Сибири, как части большого на­учного проекта по изучению всех неславянских народов империи. Постепенно, Шёгрен смягчил свое отношение к А. Регули, предложив ему составить конкретные соображения по научной поездке к манси и хантам. Окончательно денежный вопрос разрешился, когда президент Венгерской Академии наук граф И. Сечени известил Регули о выделе­нии ему специальной стипендии в тысячу форинтов и о возможной в дальнейшем поддержке со стороны короны. Регули пишет: «Это пись­мо вдохнуло в меня новую жизнь. Все существо мое находилось в смятении и, я с трудом мог привести в порядок мои мысли. Отныне, магическим прикосновением Академии, я был поставлен перед выбо­ром: быть русским путешественником, либо же венгерским путеше­ственником». И не дожидаясь прибытия обещанных денег, истомив­шийся в ожидании, итак затянувшемся до октября 1843 г., он отправился в путь. Если бы он задержался в Санкт-Петербурге еще немного, то получил бы не только стипендию, но и приятную новость о том, что он избран членом-корреспондентом Венгерской Академии наук.

В экспедиции: Первую остановку Регули сделал в Москве, где встретился с известным русским историком М.П. Погодиным и издате­лем одного из первых в России областных этнографических журналов «Сибирского вестника» Г.И. Спасским, которые рассказали ему немало интересного о «чудских древностях» и посоветовали непременно по­бывать сначала в Казани, традиционном центре притяжения финно­язычных народов Поволжья и Приуралья. Открытый здесь в 1804 г. университет, привлек в Казань не только студентов и преподавателей, но и во многом сформировал научное сообщество, имевшее широкие востоковедческие интересы, включавшие этнографию финно-угорских народов Среднего Поволжья и Приуралья. Регули, проведший в столице русского Востока две недели, общался преимущественно с семейством казанских интеллектуалов — К.Ф. Фуксом, его супругой А.А. Фукс, а также с ученым-монголоведом О.М. Ковалевским, оказавшим на него большое влияние. Дело в том, что профессор Ковалевский, будущий ректор Казанского университета, имел личный опыт научного путеше­ствия по Сибири, работая среди забайкальских бурят, эвенков и неко­торое время исполняя должность секретаря русской духовной миссии в Пекине, и был автором ряда этнографических работ. Следует также отметить исследования профессора кафедры политической экономии и статистики И.Я. Горлова, который в ходе поездки по селениям Казан­ского учебного округа в 1839 г. собрал обширный материал, изложен­ный им в статье «Движение народонаселения в Казанской губернии». Кроме того, сам Регули, посетив по дороге в Казань чувашские и ма­рийские деревни, планировал на обратном пути из Сибири задержаться в этом городе с исследовательскими целями подольше, о чем свиде­тельствует его письмо академику Бэру:

«Я нашел в Казани весьма много полезного и вполне довольный ос­тавляю этот замечательный город. В лингвистическом отношении я нашел здесь четыре лексикографических труда: три для черемисского языка и один для чувашского, из которых, надеюсь, по возвращении в Казань мне легко будет составить весьма удовлетворительные словари для обоих языков. В этнографическом отношении я также встретил много любопытного, и что касается до моего плана собрать финские названия местностей и лиц, то черемисская и чувашская часть может быть удовлетворительно выполнена. Начальник губернии обещал мне всевозможное пособие и я нахожу, что труд этот не будет слишком тяжел. Между духовенством многие способные люди остаются в без­действии, однако не по недостатку в доброй воле; люди эти готовы трудиться, но им не достает только руководительного гения. Будь здесь кто-либо, кто бы дал частным стремлениям надлежащее полез­ное направление и сосредоточил разъединенные силы к одной цели, то в короткое время здесь можно бы было достигнуть значительных ус­пехов. Если дозволят мне средства, по возвращении с Урала, пробыть здесь несколько месяцев, я мог бы многое сделать для черемисского и чувашского языков. И если бы с таким же усердием трудились и в прочих семинариях, где преподаются финские языки, как например в Пермской — пермяцкий, в Вятской — вотяцкий, какое бы изумительное развитие в короткое время мог получить финнизм!».

Дальнейшая дорога вела его на восток, через Малмыж, Сюмси и Дебесы в Пермь. Проезжая по удмуртским землям, А. Регули пытался собирать образцы речи, что позволило ему выделить два основных ди­алекта — глазовский (северный) и сарапульский (южный). Также, он по­знакомился со священником дебесской церкви о. Степаном (Шуби­ным), который подготовил собственную грамматику удмуртского языка и обещал снабдить путешественника лексикологическими материала­ми при возвращении последнего из Сибири. В Перми Регули провел неделю, пользуясь гостеприимством самого губернатора, который рас­порядился подготовить для него список местных топонимов, с указани­ем их языковой принадлежности. Управляющий Соликамскими соля­ными копями подарил исследователю коми-пермяцкий словарь из 4000 слов и сообщил немало интересного из древней истории