Могилы из розовых лепестков - Оливия Вильденштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Монстром? — пробормотала я.
Каджика кивнул.
Я провела ладонями по лицу, прижимая кончики пальцев к покалывающим губам.
— Он не был монстром.
— Я согласен. У большинства монстров красивые лица, — Каджика изучал меня, когда говорил это.
Я опечалилась его предубеждением против фейри, все остатки блаженства съёжились внутри меня.
— Ты слышал, что я частично фейри? Ты думаешь, я монстр?
Его кадык резко дёрнулся вверх в горле.
— Ты не фейри, пока не решишь им стать.
— А что, если я действительно решу стать одной из них? Тогда ты будешь считать меня недостойной жить?
— Да.
Чувствуя себя так, словно он дал мне пощёчину, я поползла к отверстию. Мои ноги горели и болели, но я выбралась на платформу.
— Ты думаешь, что знаешь их, Катори. Но ты не знаешь. Как ты думаешь, почему мы были созданы? Если бы в них была доброта, им не нужны были бы охотники, чтобы держать их в узде.
Я не хотела спорить с кем-то, чей разум был непроницаем, и всё же я не могла не сказать:
— Якоби хотел мира.
— Только потому, что Холли так говорит, это не значит, что это правда.
— Катори! — раздался далёкий, полный боли голос. — Катори! — снова закричал папа.
— Тебе следует научиться доверять людям. Ты был бы чертовски счастлив, — сказала я Каджике, когда опустила ноги на верёвочные перекладины лестницы.
— Я не ищу счастья, Катори, — сказал Каджика, глядя на меня через маленькое отверстие. — Однажды я был счастлив, и фейри убили мою семью, а потом я снова был счастлив со своей новой семьёй, с Ишту, и снова фейри убили моё счастье. Какой смысл заниматься чем-то, что отдаёт тебя на милость другого?
— Какой смысл жить без счастья? — возразила я.
— Возможно, мне не суждено быть счастливым.
Я закатила глаза.
— Ты сам создаёшь своё счастье, Каджика. Точно так же, как ты сам создаёшь свою собственную судьбу.
Охотник проследил за неравномерными пятнами света на грязном деревянном полу.
— Когда я проснулся и увидел тебя, — он поднял глаза на меня, — Я подумал, что моё желание исполнилось.
У меня по спине побежали мурашки.
— Какое желание?
— Чтобы добраться до другой стороны и воссоединиться с теми, кого я любил. Но я не проснулся на другой стороне, и ты не была Ишту.
— Катори? — крикнул папа.
Я поползла к входу. Он стоял в нескольких ярдах от домика на дереве, щёки его пылали, хотя остальная часть лица была смертельно бледной.
— О, милая! Я повсюду искал тебя. Я думал… — его голос потрескивал, как старый проигрыватель.
Я спустилась по лестнице. Когда мои ноги коснулись земли, я чуть не упала, но удержалась на широком стволе. Папа шагнул ко мне, затем обхватил меня своими длинными руками.
— Я думал, ты уехала в Бостон. Я думал, ты не вернёшься, — сказал он.
— Я бы никогда не уехала, не сказав тебе. Мне просто нужно было пространство после того, как я услышала, — я вздохнула, и у меня защемило в груди, — после того, как я услышала, что это не был несчастный случай.
Папа положил голову мне на плечо, а затем отпустил меня, и его глаза излили свои эмоции прямо в мои. Я чувствовала тревогу, ужас и чувство вины. Это было всё равно, что принимать душ с поднятой головой и широко открытыми глазами.
— Я должен был сказать тебе правду. Я просто так боялся того, что это сделает с тобой.
— Спасибо тебе, папочка.
— За что?
— За то, что защищал меня.
Он снова обнял меня.
— Давай отвезём тебя домой.
Я кивнула. Однако прежде чем уйти, я подняла глаза. Я не была уверена, что хотела сказать Каджике, но я не могла просто притвориться, что его там не было.
Каджика присел на платформу, как будто собирался спрыгнуть. Его глаза сияли, когда он наблюдал за моим отцом и мной.
— Папа, я бы хотела, чтобы ты познакомился с моим другом. Он приехал из Бостона.
Папа поднял глаза. Тело Каджики застыло в тревоге, отражая тело моего отца, хотя я сомневалась, что реакция моего отца на него была вызвана страхом. Больше похоже на удивление и настороженность.
Моему отцу потребовалось мгновение, чтобы выйти из своего похожего на транс ступора и признать охотника, который стремительно спускался по лестнице.
— Привет, я Дерек.
Он нерешительно пожал протянутую руку моего отца.
— Каджика.
Папа оглядел его с ног, испачканных землёй, до мешковатых спортивных штанов и чёрной толстовки с капюшоном.
— Каджика, — повторил папа. — Это Готтва?
Глаза охотника расширились.
— Забавная история, — сказала я. — Он внучатый племянник Холли.
— Я думал, он твой друг из Бостона.
— Ну, так оно и есть, но когда мы встретились, и я спросила его, откуда взялось его имя, он сказал мне, что у него есть двоюродная бабушка в Роуэне.
— Но ты не знала, что Холли из Готтвы, — сказал папа, отпуская руку Каджики. Чёрт.
— Нет… Я не знала, что Холли была нашей родственницей, — сказала я. — Я знала, что в ней есть местная кровь.
Папа снова изучил Каджику. Спустя долгое время он сказал:
— Тогда это как бы делает тебя родственником, — сказал папа Каджике.
— Ага, — сказала я.
Одна из папиных бровей приподнялась.
— Твоё лицо кажется ужасно знакомым. Мы встречались раньше?
— Нет, сэр, — сказал он.
Мои ладони стали скользкими. Несмотря на то, что они были холодными, мне пришлось вытереть пот о штаны. Неужели папа нашёл мою книгу? Видел ли он фотографии охотников за фейри, похороненных на нашем заднем дворе?
— Я уже несколько дней в городе. Может быть, вы видели меня издалека? — предположил Каджика.
— Может быть, — он снова оглядел его. — Могу я спросить, почему