В огнях трёх революций - Сергей Надькин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ой, кровинушка ты моя, на кого ты нас оставил!.. – слышался голос в комнатах, набитых семьями, в густонаселенных трущобах.
Мать получила похоронку на сына: как жестока и несправедлива судьба! Одни воюют и гибнут за царя, а в богатых домах, где жили купцы, по Мариинке и Владимировской набережной, ходят на слуху пьяные крики:
– Гулять хочу, жениться хочу!
Кучка богатеев, купцов, домовладельцев, не знавших ни горя, ни забот, в роскоши гуляют в дорогих одежах, веселясь.
«Дак чего не жениться, раз невтерпеж?» – задавал сам себе вопрос Петя Анохин. – «Отчего тысяча людей работают с утра и до ночи? А кучка богатеев ничего не делают, живут в роскоши и не в чем не нуждаются?»
По городу ходят слухи о крупных потерях, которые несет русская армия, но зачем воюют, кому нужны эти жертвы?
– Все, пропала вера в царя! Пойду в революцию, пойду к социал-демократам, больше невмоготу не бороться с несправедливой властью! Не буду ходить в церковь, а царь – дурак и кровопийца, – сделал вывод на суровом противоречии паренек, но в революцию пришел не скоро.
Часть первая. Отречение
Воскресенье. 9 января 1905 года. На Невском проспекте крики: «Не ходите! Не надо! Товарищи, не будем поддаваться на провокацию!» – услышал Витя Филин призывы большевика, пытавшегося воспрепятствовать движению колонн на Дворцовую площадь.
– А ну пошел вон с глаз, – кричались ответные крики руководящих демонстрацией мужчин.
– Что вы делаете, что?
– Не видишь, мы к царю за милостей идем! – отпевалось потом кем-то с толпы, в толпе затяжно запели:
– Боже, царя храни…
Дети и жены рабочих, одетые в праздничное, шли в крестный ход, неся портеры царя, флаги государства самодержавного и божественные иконы, и торги в заколоченных рамках, пели и пели, идя с крестным ходом на Дворцовую площадь. Витя Филин с дядей посчитали, что идет большой крестный ход, сразу влились в процессию.
Боже, Царя храни!
Славному долги дни
Дай на земли, дай на земли
Гордых смирителю,
Слабых хранителю,
Всех утешителю
Все ниспошли.
Перводержавную
Русь Православную,
Боже, Царя, Царя храни!
Царство ей стройное
В силе спокойное,
Все ж недостойное
Прочь отжени.
О, Провидение,
Благословение
Hам ниспошли!
К благу стремление,
Счастье, смирение,
В скорби терпение
Дай на земли!
Потом запели «Спаси, господи, люди твоя…»
Документ«Благослови, владыко! Иерей: «Благословен Бог наш», диакон: «Аминь», и вместе поют Трисвятое. В это время иерей кадит святой Крест. Поют «Отче наш», «спаси, господи, люди твоя».
«Слава, и ныне» – кондак Кресту «Не к тому пламенное оружие». Иерей во время пения тропаря взимает честный Крест с блюдом на главу и в предшествии диакона с кадилом и со свечой переносит его на престол и полагает на евангельское место, а Евангелие заранее оставляет на престоле (как после чтения Евангелия на литургии). Пред престолом ставится священник с зажженной свечой.
Воскресные – 6 и Триоди (Кресту) 4. «Слава» – Триоди, «И ныне» – догматик рядового гласа. Вход. «Свете тихий». Прокимен дня, глас 8 – «Господь воцарися». На литии стихира храма, «Слава, и ныне» – Триоди, гл. 5 – «Зрящи Тя тварь». На стиховне стихиры Октоиха, «Слава, и ныне» – Триоди, глас 4 – «Пособивый, Господи, кроткому Давиду». По «Ныне отпущаеши» – «Богородице, Дево» Спаси господи люди товоя. Спаси господи люди твоя.
На утрени, на «Бог Господь» – тропарь воскресный (дважды). «Слава» – тропарь Кресту, «И ныне» – Богородичен воскресный 1-го гласа «Гавриилу вещавшу». По кафизмах – седальны воскресные с Богородичными их. Степенна и прокимен текущего гласа. Евангелие воскресное. «Воскресение Христово», «Покаяния» и прочее, как в прошедшие недели, только Евангелие для целования не выносится. Канон воскресный с ирмосом на 4, Богородице на 2 и Кресту на 8. К тропарям канона Кресту припев «Слава, Господи Кресту Твоему честному». Катавасия Триоди «Божественнейший преобрази». В некоторых храмах, основываясь на том, что пред тропарями канона Триоди стоят первые слова ирмосов пасхального канона, поют эти ирмосы как катавасию.
Иерей, а в соборных храмах только предстоятель, облачившись пред великим славословием во все священные одежды, возглашает: «Слава Тебе, показавшему нам свет». Во время пения великого славословия он совершает в предшествии диакона каждение трижды вокруг престола. По окончании славословия предстоятель творит пред престолом три поклона и во время пения последнего Трисвятого возлагает на свою главу святой Крест на покровце и, в предшествии свещеносцев и диакона со свечой и кадилом, исходит через горнее место к северным дверям и затем по солее – к Царским вратам. Остановившись в них, лицом к престолу, предстоятель возглашает: «Премудрость, прости» и несет Крест к аналою, поставленному на обычном месте среди церкви. Певцы поют тропарь: «Спаси, господи, люди твоя».
Когда иерей выносит святой Крест из алтаря, бывает перезвон, когда же он возгласит «Премудрость, прости» – трезвон.
Положив Крест на аналой, иерей с диаконом совершают окрест аналоя троекратное каждение. После каждения священнослужители поют тропарь, глас 6 – «Кресту Твоему покланяемся, Владыко, и святое воскресение Твое славим», трижды и трижды совершают поклонение. Затем певцы поют трижды «Кресту Твоему..». В это время священнослужители совершают два поклона, целуют Крест и паки творят поклон един. Также покланяются Кресту все присутствующие в храме. Во время поклонения Кресту поются стихиры на поклонение.
Ектений и отпуст – «Воскресший из мертвых Христос, истинный Бог наш, молитвами Пречистыя Своея Матере, силою Честнаго и Животворящаго Креста, святых славных и всехвальных апостол, (здесь поминает святых храма и дня), святых праведных богоотец». (На отпусте во всю 4-ю седмицу до пятка возглашается «Силою Честнаго и Животворящаго Креста»).
Пройдя к площади, Витя с дядей Дмитро увидел, что площадь была оцеплена кавалерией, а перед Александровской колонной, лицом к Адмиралтейству, стояла пехота.
Тысячи людей, прижатые к решетке Александровского сада, не уступали натиску солдат, которые пытались оттеснить их к Невскому проспекту. Солдаты стояли на расстоянии 120–130 шагов. Витя Филин спрашивал родного дядьку, почему солдаты стоят на площади.
– Царя охраняют, – объяснил дядя Дмитрий, в руках держа кем-то отданную листовку. На ней было написано печатным текстом:
«Свобода завоевывается с оружием в руках, в жестоких боях. Не просить царя, и даже не требовать от него, не унижаться перед нашим заклятым врагом, а сбросить его с престола и выгнать вместе с ним всю самодержавную шайку – только таким путём можно завоевать свободу».
Но нелегко было большевикам убедить рабочих, в массе своей ещё политически незрелых, отравленных религиозными предрассудками и назойливой проповедью Гапона. Среди значительной части рабочего люда «вождь в рясе» пользовался большим авторитетом… Дядя Дмитрий разорвал ее, ругаясь на мелкие куски.
Напевая голосом баритона, крикнул:
– Значит, к царю, к царю за милостью!
Потом хлопнуло что-то дружным залпом по воздуху, разносясь у Невских ворот. Сразу пение заменилось паническим воем: «Господи!»
Витя понял, что в них стреляют. Первый залп выстрелами сразил идущих в первой шеренге просителей прямо в живот, заливая Дворцовую площадь кровью. «Пых-пых», – солдаты выстрели вторым залпом по ногам, добивая лежащих на мостовой. На глазах у Вити упала спина старика, несущего в руках портрет царя. Портрет подхватил другой старик, шедший рядом; следующий залп сразил и его. Упал мальчик лет десяти, державший фонарь с лампадой.
– Братцы, в нас же стреляют! – кричалось ужасное в толпе.
Люди бросились в разные стороны, толкая и опрокидывая друг друга, прыгая через трупы на снег, обезумев, рассыпались, не зная куда и зачем бегут.
– Убийцы, убийцы! – неслось по всему городу.
Витя увидел лежащего на снегу в крови дядю Дмитро. Он умирал на руках племянника…
* * *17 января 1905 года Повенец проснулся от зимней спячки. Большая группа ссыльных в память о расстреле мирной демонстрации 9 января в Петербурге демонстрацией шла по центральной улице поселка. Стоял на дворе крепкий мороз. Весь поселок был в снегу: крыши домов, ель, дорога. Лошадь, запряженная в повозку с местным богатеем и с завернутым на голову платком его женой, остановилась прижатой к обочине, поднимая копыта, пропуская демонстрацию. Красавицы-березы вырастали стволами в небо над покрытыми сугробами крышами домов.