Седина в бороду - Джеффери Фарнол

- Он готов был убить, Джон. Мне показалось, что лошадь вот-вот тебя затопчет! О, Джон, если бы он это сделал...

- Успокойся Ева-Энн, дитя мое, и перестань дрожать...

Он обнял ее за плечи, и девушка прильнула к нему с такой доверчивостью, что он почувствовал, как от прикосновения этого стройного и крепкого тела к нему возвращаются и молодость, и прежняя сила, и даже безрассудство.

- О, Джон, - прошептала девушка, - о мой добрый друг Джон, завтра мне будет стыдно, но сейчас... Ты такой сильный и храбрый! И сегодня...

- Сегодня, - вздохнул сэр Мармадьюк, склоняясь к прекрасному девичьему лицу. - Сегодня... - Его губы приблизились к губам девушки. - Сегодня, дитя мое, ты нашла истинного друга, такого старого, что он годится тебе в отцы. И, решительно подняв голову, он самоотверженно уставился на безмятежную луну.

- Нет, правда, Джон, я предпочла бы, чтобы ты был моим другом.

- Ты доверяешь мне, дитя мое?

- Да, друг Джон, и это так странно, ведь мы знакомы совсем недолго.

- Два часа! - откликнулся он. - И скоро расстанемся!

- Ты далеко держишь путь, Джон?

- В Лондон.

- Но, быть может, ты когда-нибудь вернешься и... Чш! - Она оторвалась от него. В ночной тишине отчетливо послышался стук копыт. - Это возвращается эсквайр Брендиш! Давай свернем с тропы, Я боюсь, что...

- Ты хочешь, чтобы я убежал?

- Нет, только... Иди за мной, Джон.

- Куда?

- В мой храм. Скорей же!

Она крепко схватила его за руку и потащила вверх по травяному склону, они пробрались через пролом в живой изгороди, перебежали поле, за которым виднелся темный таинственный лес.

- И где твой храм, дитя мое?

- Я покажу. И потом, это самая короткая дорога к Монкс-Уоррен.

Взявшись за руки, они скрылись в тени деревьев.

Глава V,

в которой ничего не происходит

Сквозь густую листву деревьев лился призрачный лунный свет. Сэр Мармадьюк следовал за своей юной спутницей. Тропинка петляла среди кустов и высоких стволов старых деревьев. Нашему герою казалось, что он оказался в сказочном лесу, полном тайн и волшебства, а девушка виделась ему то дриадой, то ночной колдуньей. Здравый смысл, рассудительность, а вместе с ними и пресловутый средний возраст были напрочь забыты. Время словно совершило скачок назад, скучные дни и не менее скучные вечера канули в небытие, растворившись в чудесной ночи, над которой властвовали безмятежная, загадочная луна и абсолютный покой. Сэр Мармадьюк следовал за прелестной Евой-Энн через лес, полный таинственного очарования. Молодость стремительно возвращалась.

- Джон, - вдруг прошептала девушка, - если эльфы и феи существуют на самом деле, то они сейчас где-то рядом, веселятся и танцуют под луной. Я люблю здесь каждое дерево, каждый лист, каждую веточку. Послушай, Джон, эта тишина словно неслышная прекрасная музыка... А вот и мой храм. Я часто прихожу сюда, чтобы побыть одной, подумать и помолиться. Здесь мой алтарь.

Они вышли на небольшую поляну. Крошечный пятачок травы обступали могучие исполины, сверху нависали кроны деревьев. Взгляд сэра Мармадьюка упал на большой выщербленный камень, глубоко ушедший в землю.

Сэр Мармадьюк склонил голову.

- Да, - задумчиво сказал он, - это самое лучшее место для девичьих молитв, поистине Храм Божий.

- О, Джон, - вздохнула она, - теперь ты говоришь совсем как наш пастор. Отныне я буду молиться здесь и за тебя. - Она помолчала и тихо добавила: За твое счастье.

- За мое счастье... - грустно повторил он. - Счастливы лишь юные, а юность моя умчалась.

- Но, Джон, ведь с возрастом приходит мудрость, а вместе с ней доброта и знание.

- Увы, не всегда! Чаще возраст приносит с собой болезни, обманутые надежды, горькие разочарования и, конечно же, морщины и седину.

- Совсем нет, мой добрый друг. Ведь мы дети Господа, и если он живет в наших сердцах, мы навсегда останемся молодыми, ибо Бог не имеет возраста.

- О, Ева-Энн, Ева-Энн. - Сэр Мармадьюк склонил голову. - когда мне станет грустно и одиноко, я вспомню о твоих прекрасных словах и поблагодарю судьбу за то, что она послала мне тебя.

- Нет-нет, Джон, благодарить надо Бога.

- Но разве судьба, фортуна - это не имена Господа?

- Конечно, нет! Бог - это отец наш, он всемогущ, но милостив, он живет высоко на небесах и управляет нашим грешным миром. Так что благодарить надо Бога, Джон, за его любовь.

Тропа еще немного попетляла по таинственному ночному лесу, потом вынырнула на заросший высокой травой луг и спустилась к ручью. На другом берегу виднелись сараи и стога, а за ними возвышался старый добротный дом.

- Вот и Монкс-Уоррен, мой дом.

- Уже?

- Джон Гоббс, - тихо прошептала девушка, - хотя твоя речь временами не отличается набожностью, я все же уверена, что ты самый замечательный человек, самый благородный и добрый... Нет, не прерывай меня, пожалуйста. Ведь, если мы стали друзьями, то я должна рассказать тебе кое-что. Я не хочу, чтобы ты считал меня лучше, чем я есть...

- Дитя мое!

- Ах, Джон, дай мне сказать, ведь молодой девушке очень нелегко признаться в том, что...

- Тогда и не надо, не надо! - Он замахал рукой. - Позволь мне думать о тебе так, как мне хочется. - Тут сэр Мармадьюк вспомнил о дурной репутации Дэнтона и почувствовал, как в груди все каменеет.

- Нет, Джон, я должна сказать тебе, должна ради нашей дружбы. Этого требует мое сердце. Пожалуйста, не отворачивай лицо, не отводи взгляд. Я все равно скажу... Сегодня мне очень хотелось, чтобы ты обнял и поцеловал меня, вот... Но ты не сделал этого и спас меня от греха, и теперь мне не так стыдно, как могло быть. Джон, прости меня, ведь я говорила тебе, что я грешница, теперь ты в этом сам убедился.

- О Ева! - сэр Мармадьюк вздохнул с невыразимым облегчением. - Ева-Энн, теперь я окончательно убедился, что ты - истинное дитя.

Он взял ее прелестную, но сильную руку и, прежде, чем девушка успела понять для чего, склонился и поцеловал теплую ладонь.

- Что ты делаешь! - в испуге воскликнула Ева. - Мне еще никогда не целовали руку...

Сэр Мармадьюк поцеловал еще раз.

- Спокойной ночи, - прошептала она, вырываясь. - Прощай, мой друг Джон.

- Спокойной ночи, Ева-Энн!

- Ты ведь придешь как-нибудь еще?

- Непременно! Храни тебя Господь, дитя мое!

- И тебя, Джон!

- Ты будешь молиться за меня, Ева?

- Каждый день! Прощай!

Она легко сбежала к ручью, перешла поток по мостику, обернулась, взмахнула рукой и исчезла.

Сэр Мармадьюк какое-то время в глубокой задумчивости смотрел на старинный дом, потом вздохнул и отправился в путь, прихрамывая сильнее, чем прежде. Он чувствовал, как с каждым шагом возраст все сильнее давит на плечи, и вскоре ему уже казалось, что он не моложе Мафусаила.

Глава VI,

в которой сэр Мармадьюк завтракает

Сэр Мармадьюк проснулся от истошного петушиного крика под окном. Он открыл глаза и привстал в своей импровизированной постели, дабы взглянуть на источник столь оглушительных звуков. В эту минуту птица издала еще более громкий вопль. Завершив яростную руладу, петух холодно взглянул на джентльмена сначала одним круглым блестящим глазом, затем другим, презрительно выгнул шею и надменно удалился.

Утро выдалось чудесное. За стенами сарая, послужившего сэру Мармадьюку спальней, суетливо кудахтали куры, однако их квохтание перекрывал мелодичный гам пробудившихся певчих птиц. И эти звуки не могли не радовать душу.

Сэр Мармадьюк еще немного понежился на своем роскошном ложе из свежего сена, гадая о том, что же принесут ему ближайшие двадцать четыре часа. Потом он с наслаждением потянулся и, глубоко вдохнув бодрящий утренний воздух, испытал вдруг удивительную радость просто оттого, что он жив и солнечные лучи заливают сарай сквозь щели в потолке. Сэр Мармадьюк чуть было опять не погрузился в сладостный сон, но вдруг его все еще дремлющее сознание пронзила мысль, мысль весьма настойчивая, и сон как рукой сняло. Все существо нашего джентльмена охватило страстное, почти маниакальное желание: перед его мысленным взором возникла ярчайшая картина яичницы с ветчиной и хлеба с маслом. Аромат воображаемого кофе дурманил голову. Окончательно проснувшись, сэр Мармадьюк привстал и прислушался к совершенно новому, острому, а потому весьма удивительному и даже приятному для себя ощущению голода. Рот нашего героя наполнился слюной. Сэр Мармадьюк натянул сапоги и чуть не рассмеялся вслух. Радость переполняла его. Он вскочил, напялил сюртук и шляпу, взял в руки трость и отправился на поиски завтрака.

Утреннее солнце озаряло все вокруг блаженным сиянием, из лесов и рощ, с каждого дерева и куста, с каждой ветки неслось жизнерадостное птичье пенье, но сэр Мармадьюк, наслаждаясь доселе неведомым ему чувством голода, шагал вперед, не обращая внимания на очарование утра. Он пристально смотрел вперед, выглядывая - не покажется ли трактир или постоялый двор, его мозг был полностью поглощен одной единственной мыслью. Завтрак! Завтрак! Завтрак!