Ладонь, расписанная хной - Аниша Бхатиа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Услышав звук рвущейся упаковочной бумаги, мистер Арнав поворачивается ко мне. Озабоченное лицо, сморщенный лоб.
Я робко ему улыбаюсь, и он тут же подходит, воспринимая улыбку как своего рода сигнал. Наверное, она действительно была сигналом.
— Это не Лалит прислал мне шоколадки, кружку и еду. — Я киваю на бумажную тарелку с вада пав и с трудом удерживаю лицо.
Он смотрит на меня с тем же обеспокоенным выражением, к которому примешивается что-то еще: то ли извинение, то ли жалость. Господи, только бы это не было жалостью!
— А еще он считает, что мне не идет желтый цвет. — Теперь я киваю на свою бледно-желтую курту.
Боже, Зоя, стоп! Понятно, что ты не в духе, но это не дает тебе права жаловаться на Бриллиантового Жениха посторонним людям. То есть жаловаться-то никто не запрещает, вот только делать это надо как в фильме «Начало»: молча и желательно в тайне от самой себя.
Две вада пав печально лежат на тарелке нетронутыми.
— Какая же я глупая, да? Лалит не накормил бы меня жареной картошкой, даже если бы это было моим предсмертным желанием, — смеюсь я сухим, каркающим смехом. — Сухим рисом, может быть. Но не хлебом с жареной картошкой.
— Хотите сказать, настоящими углеводами?
А вот это неожиданно, особенно от него. Сказывается опыт общения с бывшей.
— Да уж, вы точно в этом разбираетесь. Хлеб — пища дьявола, да? — Мне надо заклеить рот скотчем.
Он поджимает губы, но его янтарные глаза возвращают свой свет.
— Я все понял про сухой бурый рис, настоящие углеводы и хлеб с низким содержанием натрия, без масла и без муки. — Мистер Арнав поднимает пустой пластиковый стакан, которому досталась в основном желтая краска, но и немного синей и зеленой тоже. — Вот только к какой пищевой группе отнести все это — известно одному дьяволу. А если все это поедать, то этого же дьявола придется умолять, чтобы он избавил тебя от дальнейших мучений. — Вокруг его глаз собираются морщинки, и с губ слетает звук, подозрительно напоминающий икание.
Да, похоже, он навеселе. Я смеюсь вместе с ним, чувствуя, как постепенно оттаиваю после телефонного разговора. Есть же люди, обладающие даром распускать узлы, скручивающиеся в душе. Как жаль, что у нас с Лалитом никогда не было этой легкости в общении.
— Может, нам стоит открыть клуб для мучеников, партнеров адептов здорового питания?
— Или просто познакомить мою бывшую с вашим… женихом?
— Вы хотите, чтобы я развелась еще до того, как вышла замуж? — Я потрясенно прижимаю руку к груди и, конечно же, оставляю на курте цветной отпечаток. Да что же это такое!
— Ну тогда кто же отправляет вам эти подарки? Может, ваша Шейла Бу? Кто еще может так хорошо вас знать?
— Ох, давайте не будем о подарках. Я в депрессии.
Я ведь действительно думала, что они от Лалита. Как же я могла так ошибаться? Почему с этими договорными браками все так сложно? Почему бы им не быть такими же легкими и приятными, как… некоторые другие вещи.
— Ну уж нет, мы не можем позволить вам предаваться депрессии. Точно не во время Холи. Вы позволите? — Он разделяет две булочки с картошкой, протягивает одну мне, берет вторую и касается одной вада пав верхушки второй, словно чокаясь коктейльным бокалом.
— Ну же. Будем! — И он откусывает огромный кусок.
Я следую его примеру. Мы едим жареный крахмал с глютеном, и как же это вкусно! Мы наслаждаемся молчанием, исполненным почтения к углеводам, и слушаем, как кто-то из коллег аплодирует игрокам завершившегося крикетного матча.
— Не забудьте позвонить Селене Джонс, — бормочет мистер Арнав с набитым ртом.
— Кому?
— «Завтра позвонить Селене Джонс из „ПНР Глобал Рисёрч“». Вон там написано на листке. А что, ПНР — один из наших поставщиков?
Я давлюсь хлебом с картошкой.
— Эээ… ну… да…
Стоит ли мне врать и соглашаться? Потому что на самом деле ответ отрицательный. А еще у меня горло склеилось так, будто я наглоталась технического клея.
— Там еще сказано позвонить с учетом нью-йоркского времени, — продолжает мистер Арнав, не глядя на меня. — Это же нью-йоркский номер, я не ошибаюсь?
Надо было мне убрать эту напоминалку. Я же все равно никогда не получу эту должность. А теперь все мои слова застряли в горле, склеившемся техническим клеем.
— Ну… она… в отпуске… Да! Но все равно работает. — Я так быстро жую свой вада пав, что уже почти иду на рекорд. Эй, Пиноккио, как там мой нос? Еще не дорос до самого Нью-Йорка?
Она работает в Нью-Йорке, потому что живет там. А еще она — глава отдела кадров ПНР, компании, в которую я отправила свое резюме, претендуя на должность в том же Нью-Йорке. Та самая компания, у которой ограничения на набор новых сотрудников. Они обещали перезвонить, если у них что-нибудь изменится, и эту записку я повесила для того, чтобы напомнить о себе.
Чтобы вы не подумали, что я несерьезно относилась к своему будущему браку, так это все я делала до помолвки. Теперь, когда мы обменялись кольцами, эта идея уже не кажется такой уж реалистичной, пусть ради нее мне и пришлось спорить и лгать. Ну не могу я не узнать результаты своих усилий, даже если это уже не принесет мне никакой пользы. Вот только записку эту надо было давно выбросить. Эх, Зоя, Зоя…
— Надо же, какой ответственный работник эта Селена Джонс! И в отпуске продолжает трудиться! — Он подчеркивает каждый слог, все еще не глядя на меня и крутя в пальцах записку. — Может быть, нам самим пригодится такой сотрудник. Не дадите ли мне ее номер?
— Что? Эээ… да… конечно.
Хмель ударил и мне в голову, и я начинаю смеяться как ненормальная. Боюсь даже себе представить, как это выглядит: жуткий клоун в разноцветной одежде с ненормальным смехом. Куда уж там Стивену Кингу со всеми его регалиями.
— Смотрите, вон наш усыновленный подросток! — Мистер Арнав показывает на стол администратора.
Кайя выставила туда новую партию волшебного тхандая, и Чоту как раз собирается стащить один стаканчик. Парнишка чувствует наши взгляды, потому что взгляд мистера Арнава невозможно не почувствовать, и поднимает стаканчик с хитрой улыбкой. Мы с мистером Арнавом тут же упираем в него указательные пальцы и одновременно произносим:
— Только один!
— У вас доброе сердце, Зоя Сани, — улыбается мистер Арнав.
— У вас тоже, Арнав Баджадж.
— И еще, Зоя, — оборачивается он
