Ночи и рассветы - Мицос Александропулос

Но тут на площади показались двое немцев, они вели старика. Было в этом старике что-то величественное, — высокий, статный, в белоснежной рубахе, он гордо шагал рядом со своими конвоирами. Он не боялся. Я испытывал и восхищение, и вместе с тем страх. Навстречу старику вышел наш взводный Нотис.

«С праздничком, товарищ Лука! — сказал он с издевкой. — Долгих тебе лет да крепкого здоровья!»

Старик остановился и гордо поднял голову.

«Тьфу, предатель!» — крикнул он Нотису.

Нотис схватился за автомат, но его опередил один из немцев. Этот выстрел прогремел сигналом к бойне. Немцы и цольясы стали поливать крестьян непрерывным огнем. Я бросился бежать. Что им стоило истратить одну пулю и на меня…

На окраине деревни я натолкнулся на двух цольясов, которые тащили за волосы сельского священника. У старика не было сил идти, и они волокли его по земле. Я знал этих ребят, они не отличались очень уж свирепым нравом.

«Отпустите старика! — отважился я попросить их. — Пощадите его годы, его сан!»

Священник прильнул к моим ногам и стал молить о пощаде.

«Убирайся, пока цел! — отпихнул меня один из парней. — Смотри, какой покровитель нашелся! А ну-ка, вдарь ему! Пусть не путается под ногами…»

До сих пор не могу понять: почему меня не убили? Я решил бежать, бежать во что бы то ни стало. Я готов был пойти на любой риск. Я ждал, когда мы вернемся в Астипалею… Но судьба решила иначе и освободила меня самым неожиданным образом…

Стелиос закончил свой рассказ и снова опустил голову. Только теперь Космас заметил, что волосы у него местами слиплись от крови.

— Тебя били?

— Да… немного…

— Партизаны?

— Нет, мои коллеги.

— Успокойся, теперь все будет в порядке. Я ведь не думаю, чтобы ты убивал старух и жег деревни? Что ты собираешься делать?

Стелиос немного помолчал.

— А что вы собираетесь сделать со мной?

Он улыбнулся, но в улыбке его таилась тревога.

Три дня в Шукры-Бали шел суд над цольясами. Шестерых, служивших с начала оккупации в немецкой разведке, инициаторов беспощадного разбоя и насилия, приговорили к смертной казни. Приговор немедленно привели в исполнение. Остальные цольясы были приговорены к различным срокам тюремного заключения — от пяти лет до пожизненного. Много споров на заседании трибунала вызвала история Стелиоса.

Председатель, командир второй роты, считал, что, несмотря на отсутствие состава преступления, Стелиос заслуживает пяти лет тюремного заключения: человек он грамотный, знал, что делал…

— В том-то вся и беда, — перебил председателя врач. — Излишняя грамотность порой и доводит до таких ошибок.

— А каково ваше мнение?

— Абсолютно невиновен.

— Как вы мотивируете свое решение?

— По причине умственной слабости! — вдруг предложил Керавнос.

— Минутку, минутку! — запротестовал врач. — Дело серьезное! Если бы мне предложили выбрать четвертование или оправдательный в силу моей якобы умственной слабости приговор, я не задумываясь остановился бы на первом. Разве похож этот человек на слабоумного?

— Хорошо! — кивнул председатель. — Ну, а если принять во внимание его образование и возраст, то какое оправдание мы можем найти для его поступков? Только умственную неполноценность. Керавнос, по-видимому, прав, это классический пример умственной слабости…

В перерыве Космас проконсультировался у адвоката из Кидонохорья, которого прислали вести следствие на этом процессе.

— Совсем не обязательно называть человека слабоумным, — сказал адвокат. — Напишите, что все это время мой клиент — о, простите! — подсудимый претерпевал моральное и физическое насилие!

Суд согласился с такой формулировкой.

VIII

Однажды вечером, под проливным дождем, в лагере снова появился Михалакис. Он промок до нитки, одежда прилипла к его худенькому телу, волосы стояли торчком, а лукавые глаза весело поблескивали. Мальчик удивительно напоминал мокрого, взъерошенного котенка. Смеялись, глядя на него, партизаны, смеялся и Михалакис, обнажая мелкие крепкие зубы.

— Иди, иди сюда, — протянул к нему руки Лиас. — Ждали мы тебя, ждали, даже поседели, ожидаючи. Сам пришел или опять прислали?

— Прислали!

— Жандармы?

— Ну да! Отец послал!

Михалакис принес записку от заключенных. Их содержали в церкви под очень слабой охраной. В деревне стояло два взвода цольясов и несколько жандармов, разбить их не составляло никакого труда. Правда, за деревней, на шоссе, немецкие посты. Заключенных было более ста — члены ЭАМ и молодежной организации. Сначала их держали всех вместе — мужчин и женщин. Несколько дней назад женщин перевели в Астипалею. Вскоре туда собирались переправить и мужчин. Заключенные просили партизан спасти их.

Выступили на следующий вечер. Космас зашел за Михалакисом. Мальчик спал.

— Вставай, Михалакис! Одевайся, да поживее!

Михалакис вскочил. Спросонья он ничего не понял и растерянно смотрел на Космаса. Но вдруг счастливая догадка осветила его лицо радостью.

— Уходим, да? Погоди, я сейчас!

На ощупь он отыскал в темноте бочку, плеснул в лицо пригоршню воды и вприпрыжку побежал за Космасом. По дороге он то и дело отставал. Подвязывал соскальзывающие с ног царухья и подтягивал штаны.

Космас прибежал к церкви одним из первых. Когда замки сбили, вместе с заключенными на улицу хлынула волна спертого, гнилого воздуха.

— Мы ждали вас сегодня! Мы еще утром узнали, что ваша дивизия совсем близко! — кричали заключенные.

Еще утром по всем окрестным деревням пронесся слух о том, что ночью границу области перешла дивизия ЭЛАС. Цольясы переполошились, целый день они звонили к себе в штаб, в Лукавицу, передали тревожную новость и запросили грузовики, чтобы перевезти заключенных. Грузовики им пообещали, но не прислали, а к вечеру позвонили и сказали, что слух о дивизии ЭЛАС не подтвердился. Цольясы встретили это известие как смертный приговор, они узнали, что передовые немецкие посты к вечеру снялись с места и передвинулись поглубже в тыл…

Командир первой роты отвел Космаса в сторону.

— Мне кажется, что мы не знаем каких-то важных событий. Сначала я не поверил этим слухам. Решил, что цольясы заметили вчера наше передвижение и со страху приняли нас за дивизию. Но сейчас я допросил пленных жандармов. Они говорят то же самое…

Из толпы заключенных к Космасу бросился Михалакис.

— Ну как, нашел отца?

— Нашел! Вот он я! — Высокий мужчина шагнул к Космасу, горячо обнял его. — Дайте нам оружие! Мы тоже пойдем воевать…

— Как тебя зовут?

— Парфениос Папахристу!

— А сколько человек, товарищ Парфениос, может вступить в наш отряд?

— Да все, кроме стариков и больных! Я знаю здешних крестьян, эти деревни входят в мой приход.

— Так ты священник?

— Митрополитом посвящен в сан дьякона, но, поскольку место священника в нашем приходе осиротело, служил вместо него, пока эти неверные меня не арестовали!

— Даже попа не пощадили!

— Благодарю господа бога, что не подвесили за бороду, как святого отца Лиаса из деревни Врисулес…

— Пойдем, отец Парфениос, поговорим с крестьянами…

Когда они подошли к дому, где раздавали оружие, дьякон придержал Космаса за руку.

— Сторожил нас тут один лейтенантишка, истинный зверь, но револьвер был у него прекрасный. Едва ли лейтенант его захватил. Он, говорят, удрал чуть ли не голышом! Если найдется, не откажите, дайте его мне!

Космас пообещал выполнить его просьбу. Револьвер действительно оказался в куче трофеев.

Маленькими группами партизаны расходились по окрестным деревням. В темноте Космас услышал голос Керавноса:

— Космас! Иди сюда! Давай попрощаемся!

— Смотри там, не зарывайся! Если бы немцы знали наши силы…

— Хорошо. Возьми-ка вот это и пошли в газету. Нашел кого выбрать в корреспонденты!

Космас улыбнулся. Однажды он заглянул к Элефтерии и застал ее над грудой полученных заметок. Элефтерия горевала, что не сможет втиснуть весь этот материал в маленький газетный листок. «А ты режь, сокращай, комбинируй, — посоветовал Космас. — На то ты и редактор!» — «Жалко сокращать! Ты только посмотри, какие хорошие заметки!» И Элефтерия протянула ему один листок. Космас сразу же узнал крупные, круглые, словно бобы, буквы Керавноса. Это был маленький скетч, очень веселый и задорный, с сочным диалогом и знакомыми образами Карагёзиса{[83]}. Подписывался Керавнос псевдонимом «Астерис». «Молодец! — изумился Космас. — Здорово написано!» — «Ты почитай остальные его заметки! — радовалась Элефтерия. — Всегда что-то новое, оригинальное!» Скетчи Керавноса стали появляться чуть ли не в каждом номере «Астраса», и партизаны ломали голову, кто же наконец этот Астерис. Редакция хранила тайну, и Керавнос был уверен, что псевдоним его не раскрыт.