Добро не оставляйте на потом - Адриана Трижиани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Виареджо тоже был околдован зимой. В окнах домов, приютившихся на склонах холмов, мерцали свечи. На дверях лавок то и дело звякал колокольчик, встречая и провожая покупателей. Запотевшие витрины обрамляли узоры из инея.
Доменика придержала дверь их магазина. Оттуда вышла женщина со свертком. На ней было стильное шерстяное пальто с пышными рукавами и мохеровыми манжетами с медными пуговицами.
– Синьорина Кабрелли?
– Синьора Мак-Викарс, – вежливо поправила она даму. – Простите, мы знакомы?
– Моника Мирони.
Элегантно одетая, в кожаных блестящих ботиночках, Моника ничем не напоминала изможденную мать троих детей, которую помнила Доменика.
Моника продолжила:
– Значит, у нас есть кое-что общее. Я ведь больше не Мирони. Мой первый муж погиб во Франции во время войны. Я снова вышла замуж за прекрасного человека. Может быть, вы его знаете? Антонио Монтаквила?
– Да-да, знаю. У него своя лавка в Пьетрасанте.
– Точно. Он послал меня за подарком для своей матери. Сказал, у вашего отца обязательно найдется что-нибудь подходящее. И правда, нашлась чудесная брошь.
– Я рада. – Доменика взяла Монику за руки. – И мне очень приятно видеть, что у вас все хорошо.
– Я не знала, что мне делать, когда погиб Гвидо. Дети очень горевали. Но у Бога были на меня свои планы. Мне даже немного стыдно, что я вновь обрела счастье, когда вокруг столько страданий.
– Вы многое пережили, Моника. И заслуживаете счастья.
Доменика смотрела, как синьора Монтаквила идет по бульвару. Судьба избавила эту женщину от долгой жизни с ужасным мужем и дала ей второй шанс. Если она смогла простить Гвидо Мирони, то, возможно, и Доменика сможет.
Доменика вошла в лавку и поздоровалась с Изабеллой, давней помощницей отца, которая была занята с покупателем. Витрины практически пустовали. До войны это было бы хорошим знаком для их семейного бюджета, но теперь большинство изделий в магазине Кабрелли покупались в кредит. Пройдут годы, прежде чем отец получит наконец свои деньги. Так сложилось, что в послевоенной Италии кредит заменил прибыль.
– У нас гости, bella, – сообщил Пьетро, когда Доменика прошла мимо него в мастерскую, чтобы повесить пальто.
Сильвио Биртолини, сидевший на скамейке у окна, мгновенно вскочил. На нем был его лучший костюм и галстук. Он откинул со лба непослушную прядь и поцеловал Доменику в обе щеки.
– Как поживаешь, старый добрый друг?
– Старею. – Она рассмеялась.
– И слышать такого не хочу! Ты еще совсем ребенок, – воскликнул отец. – Да вы только посмотрите на это личико! – Кабрелли ущипнул дочь за щеку, прежде чем возвратиться к витринам.
Сильвио похудел, как и все итальянские мужчины после войны. Черные непокорные кудри никуда не делись, но сам он возмужал, скулы заострились.
– Я рад, что тебе удалось пережить войну, – сказал он.
– А я рада, что ты ее пережил. – Доменика вдруг почувствовала то, чего никогда прежде не испытывала в присутствии Сильвио, – неловкость. Она попыталась завести непринужденную беседу: – Тебе нужно подобрать подарок? Я даже не знаю, что у нас осталось. – Она накинула фартук поверх сестринской формы. – Выбери что-нибудь, а я заверну.
Сильвио сунул руки в карманы и уставился на свои начищенные ботинки:
– Я пришел не за этим.
Тут в мастерскую зашел Кабрелли и протянул Доменике украшение.
– Я только что взял Сильвио к себе на работу огранщиком. Ты не могла бы завернуть это, Ника? Купили в подарок. – Кабрелли вернулся к покупателю.
Доменика открыла коробочку и закрепила изящную золотую цепочку на атласной подкладке.
– Ты завершил обучение?
– Да. Я работал во Флоренции, пока меня не забрали в армию. Сначала был охранником в лагере для военнопленных во Фриули[164]. Ужасное место.
– А куда тебя отправили потом?
– Никуда. Я бросил армию, потому что моя страна бросила меня. Скрывался в горах возле Бергамо, участвовал в Сопротивлении.
Доменика подумала о Джоне Мак-Викарсе, который вряд ли оставил бы службу, даже если бы его убеждения шли с ней вразрез. Она обернула коробочку золотистой бумагой и перевязала ленточкой.
– Многие итальянцы считали, что с фашистами стоит сотрудничать, но я не из их числа.
– Я тоже, – призналась Доменика.
Сильвио улыбнулся:
– Значит, ты меня не осуждаешь?
– Нет, конечно. – Доменика похлопала его по руке. – Как я могу осуждать того, кто боролся со злом. Это было страшное время, но в нем случались и радости. Я вышла замуж за шотландца, прекрасного, благородного человека. Он погиб при крушении «Арандоры Стар» пять лет назад. У нас осталась дочь.
– Дочь – это замечательно. Есть кому тебя утешить.
– Да, она – моя душа. Ей скоро пять. Твоему ребенку примерно столько же?
– У меня нет детей.
– Жаль. Ну ничего, война закончилась, у вас с женой они обязательно родятся.
– Я не женат.
В дверь мастерской просунула голову Изабелла:
– Синьор? Мария Пипино звонила, сказала, что ужин на столе.
– Спасибо. – Сильвио потянулся за пальто и шляпой. – Я снял комнату у синьоры Пипино.
– На виа Фьюме? Иди-иди. Синьора Пипино чудесно готовит. Поболтаем в другой раз.
– Надеюсь. – Сильвио поцеловал Доменику в обе щеки. – Скоро увидимся. – Он надел шляпу. – Твой отец – мудрый человек, но в одном он точно ошибается. Ты уже не ребенок. Sei una donna magnifica[165].
Прежде чем она успела поблагодарить его за комплимент, Сильвио уже стоял у выхода и прощался с Кабрелли. Ей не терпелось рассказать об этой встрече Амелии Ле Донне. Наверняка она его вспомнит.
* * *Доменика шла домой, засунув руки в карманы пальто. Вместо того чтобы срезать путь, она поднялась на променад. Лунный свет проложил дорожку на поверхности морской глади, легкая рябь напоминала складки черного атласа. Она брела по пирсу, ориентируясь на голубые огни морских фальшфейеров[166]. Благодаря им с крыши виллы Кабрелли дощатый помост сверкал словно сапфировый браслет. Синие огни были единственным благом, которое оставила война, – не считая Матильды.
Сочельник дарил ощущение начала новой жизни, хотя они с Матильдой вернулись уже три месяца назад. Праздники и дни памяти святых помогли Доменике с головой окунуться в домашнюю жизнь, будто она никуда и не уезжала. Матильда потихоньку заводила новых друзей, к тому же она была окружена троюродными братьями и сестрами, которые с радостью с ней общались и не дразнили за чудной акцент.
Живя в монастыре Дамбартона, Доменика не забывала об итальянской традиции La Passeggiata[167]. После ужина она прогуливалась вдоль реки Клайд, представляя, как вдали, за много миль, колышется океан с белыми гребнями на темно-зеленых волнах – напоминание о том, что она потеряла у побережья Ирландии. Во время таких прогулок Доменика разговаривала с Мак-Викарсом, надеясь, что он ее слышит. Она рассказывала ему
