Испанские поэты XX века - Хуан Хименес

МЕЧТЫ ТРЕХ СИРЕН

Забыв о перламутровой луне,о море, о хвостах своих зеленых,мечтают три сирены в полусне.

Им чудится, что из пучин соленыхони, подстригшись коротко, летятв небесный бар на гидрах окрыленных.

Как горек моря мятный аромат!Да здравствует ликеров дым ажурный,бутылок и бокалов звонкий ряд!

Здесь, в кабаках подводных, пахнет дурно,а там — корзины фруктов, цветники,лазоревых амуров рай безбурный.

На дне почийте с миром, моряки, —мы больше не обнимем вас. И смелона ловлю выходите, рыбаки, —

вы не нужны сиренам. То ли делобулавки солнца в галстуках, отельи холодильник херувимски белый!

Что в лодках нам? У нас иная цель —исколесить весь мир на лимузине:стекло и лак, последняя модель;

на гидроплане ввиться в воздух синий;мчать по катку в лучах луны стальных,скользя, как лань, бегущая по льдине;

увидеть, как в дни празднеств неземныхрой дев невинных, в белое одетых,на каруселях кружится шальных,

воссев в хрустальных маленьких каретах,что тройкой лошадей запряжены,и как горят огни гвоздик в букетах.

Подводные забавы нам скучны:не вечно ж мы сражаться в шашки с горяс тритонами ленивыми должны!

Три наши гарпуна прикончат море.

БОЙ БЫКОВ

Из тени смерть и солнце встали вдруг.Цирк загудел, арена завертелась —ее пронзил фанфары алый звук.

Раскрылись, словно веера, хлопки.С трибун, кружась, летят они — за смелостьтореро присужденные венки.

Вот злобный полумесяц вздыбил море,и, буйно грохоча, оно зажглось от фонаря,что гаснет, с ветром споря.

Лошадкой карусельною, ритмично,без седока скачи, коррида, сквозьлужайку славы сахарно-коричной.

Пять пик взметнулись вверх, и пять валовсвои хребты крутые расцветиликровавым ликованьем вымпелов.

Грохочущий вокруг водоворотгвоздик и лунно-солнечных мантилийсок апельсинных бандерилий{167} пьет.

Разрезанная надвое любовью,что привита на пояс золотой,свободная, но истекая кровью,

владычица небес и парапета,у смерти в ложе ланью молодойтрепещет роза смоляного цвета.

Взлетел ослепшим вороном берет —крещеной мавританке шлет тореропризнанье, посвященье и привет.

Он бой на солнце вел. Теперь во мрак,где угрожает полумесяц серыйему, тростинке, делает он шаг.

Песок арены — золото оправы,в которой, на крутых рогах быка,висит серебряный осколок славы.

И, под щетиной пик кровоточащий,прибой центрует этот круг, покакармин не превратится в лик Скорбящей.

Пал полумесяц, сталью поражен.На празднестве гремушек и перкали,как гладиатор, умирает он,

чтоб на трибунах, пьяных без вина,иносказанья славы заплескалии на тореро сверглась их волна.

ЮЖНАЯ СТАНЦИЯ

Андалузский экспресс

Отправление 20.20

Луна, плывущая над головой, —глаз семафоров железнодорожныхи голубой обходчик путевой.

Стальных и звонких амазонок скок,всплеск лязга, стука и свистков тревожных,корона искр и световой поток.

Прощай! Отсрочки больше я не клянчу.Пусть поезд (выстрел, и рука висит!)мчит в Андалузию, будя Ламанчу.

Вот Ко́рдова. (Базарная повозка,позвякивая серебром, рысит.Паяц на нитке, жестяной и плоский.)

Знай, твой платок в распахнутый эфирне в Ко́рдове, не в Кадисе — в Севильевзлетит, лазурный, как Гвадалквивир.

Севилья. (Пива? Вы с ума сошли:экспрессы крестят только мансанильей{168},лимонным соком крестят корабли.)

Танцуйте, леди! Мистер, полбокала?Хиральда, одноногий гироскоп{169},вращайся, как вращалась изначала.

Вот Кадис. (Выстрел на перроне!Это канвой романа послужить могло б…А море в листья парусов одето.)

Пусть с Острова смотреть сирен на днеморяк, весь в белом, на своем фрегатебесплатно повезет тебя во сне.

Вот Малага. (Повсюду мрак лежит,лишь стрелка-светлячок на циферблатерулеткой обезумевшей кружит.)

О, побережных пальм наклон упругий —тот зонтик, под которым на своей моторкеты по бухте чертишь дуги!

Читай меню вагона-ресторана:гвоздика под селитрою и к ней вино —мускат, как амарант багряный.

Прощай! Прощай! И уж теперь однав дороге ненасытным взором ветерстремительных пейзажей пей до дна.

ОГОНЬ

Мрачные культи, обрубки,гнойники калек-кварталов,изрыгая газ и вопли,тонут в половодье алом.

Красные стучат зубила,и под их кипящей стальюрасседаются со стономкаменные наковальни.

Раскаленные осколки,в небо яростно взмывая,с колоколен, башен, шпилейполог сумрака срывают.

Море серы плещет в тучи,прыгает, как бесноватый,языки огня и светав вихре слив зеленоватом.

Надвигается приливомдым на свод из искр и сажи,распрямляя окоемаопрокинутую чашу.

И под черным смерчем пеплапогребаются кварталы,и безжизненны просторы,и глаза пустыми стали.

ЗИМА НА ПОЧТОВЫХ ОТКРЫТКАХ

Открытка с видом: синевой сквозитарктический бульвар. Вы не озябли?Зима то вверх, то вниз в санях скользит.

Витрины-клетки лавка меховаяраспахивает настежь: оброслимедвежьей белой шкурою трамваи.

Мой обнаженный лоб в последний разцелуйте, романтичные сеньоры.Венеры чище каждая из вас.

Вниманье! Руль направо, Амариллис!Вираж — и на асфальте ледяномдва черных гнутых рельса закурились.

Дорогу, кабальеро! Пусть никтоне помешает франтам без рубашекубить январь, закутанный в пальто.

Идут декольтированные розыпо юркой снежной тропке, и горитнад их бесполой статью нимб мороза.

Открыток ностальгия, мы давнознакомы — по альбомам корабельными по экранам пляжного кино.

МАДРИГАЛ ТРАМВАЙНОМУ БИЛЕТУ

Пусть гулкий ветер бесится, вливаямне в кровь башненодобно тяжкий свет.                    Я рву с куртин трамваятебя, цветок невиданный, билет.

Как тянется твой гладкий лепесток!В себе таит он имя и свиданье,                    залог и оправданьетого, что больше нет назад дорог.

С гвоздикою ты яркостью не схож,ты не пылаешь розой, но, невзрачный,                    фиалкою цветешьв книжонке, что суют в карман пиджачный.

ЭКСПРЕСС ЛЮБВИ

Чужой мне край, спокойней и трезвейчужим металлом — не моим — звенящий,льет яркий свет, уверенно скользящий                    по карточке твоей.

Мгновенный профиль, озаренье, весть…Но тень моя неясный облик в рамедо черного квадрата все упрямей                    пытается низвесть.

Ненужная игра лучей и тьмы,печаль, смешная мстительным просторам,чей серп скосил объятие, в котором                    дыханье слили мы.

Нет в мире станций, где могла б тоска,покинув карцер свой — купе ночное,пойти напиться света… Ты со мною,                    затем что далека.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО