Испанские поэты XX века - Хуан Хименес

БЫК СМЕРТИ

(«Уж если ночью…»)

Уж если ночью бодрствовать ты хочешьи потаенный замысел судьбыо каменные древние дубыв текучей тьме шлифуешь ты и точишь,

уж если ты противнику пророчишьблаженное неистовство борьбыи самого себя, став на дыбы,в свершители несбыточного прочишь,

уж если ты, когда все стадо спит,не спишь, мечтой о роковом ударепронизан от рогов и до копыт, —

тогда пылай, как головня в пожаре,беснуйся, свирепей и клокочи,чтоб дочерна обуглиться в ночи.

                    (Пальмы в порту Гаваны —                    вижу в пальмовой кроне                    веер трибун многолюдных,                    веер веро́ник{184}.                    Мулатка в гуще людей —                    натянуто пестрое платье                    рогами острых грудей.

                    Румба мечется в круге,                    в ритме ее движений,                    врага настигая, кру́жит                    бык по арене.                    В вихре танцоры слиты,                    дышит огненный танец                    зноем корриды.

                    Игнасьо Санчес Мехиас                    и Родольфо Гаона{185}!                    Смерть уступает бессмертью,                    страх — вне закона.                    Будут слагать сказания                    о крови и о песке                    Мексика и Испания.

                    Зрители в «Эль Торео»                    «Оле́!» кричали тебе,                    индейцы от воплей восторга                    переходили к стрельбе.                    Тысячеустый рев                    посвистом пуль удвоен:                    «Да здравствует бой быков!»

                    Умер Санчес Мехиас.                    Гаона, тебя твой друг                    приветствует после смерти                    пожатьем холодных рук.                    Возьми же его клинок                    и вложи ему в руки, Гаона,                    венок.)

Что случилось?Что сбыло́сь и что сталось?Что сделалось, что совершилось?Что произошло?

Смерть томилась от жажды и жадно лакала                    стоячую воду из лужи —ей хотелось бы выхлебать море;смерть кидалась с налета на гладкую кладку оград,смерть дырявила груди деревьев,наполняла неслыханным ужасом уши ракушек,ослепляла невиданным страхом анютины глазки;не жалея зеленых мишеней листков,смерть пронзала пространство и воздух, стараясь настичь,поразить,обескровить летящую легкостьдвух стремительных ног.Так задумала смерть еще до того, как родиться.

Как ты ищешь меня, — словно я — та река,           из которой ты пил отраженья лугов и лесов,словно я — та волна, что тебе уступала бездумно,обнимала тебя и, не ведая, кто ты таков,                    отдавалась ударам рогов.Как ты ищешь меня, — словно я — это холмик пескаи тебе его нужно вскопать до нутра, докопаться до сути,но известно тебе, что не брызнет оттуда вода,что не брызнет вода,что вовеки оттуда не брызнет вода —¦только кровь;нет, не брызнет вода,никогда,во веки веков.

Нет на свете часов,нет часов, циферблата и стрелок,по которым я время отмерить бы мог для спасенья от смерти.

                    (Плывет погребальная лодка,                    на ней бездыханное тело,                    стрелка на циферблате                    оцепенела.                    «Оле, тореро!» —                    Крики смолкают, дробясь                    о доски барьера.)

БЫК СМЕРТИ

(«И наконец жестокие стремленья…»)

И наконец жестокие стремленьявоплощены: вот красный всплеск огня;он зыблется невдалеке, дразняи доводя тебя до исступленья.

Не слепота, не умопомраченьетобою правят, по кругам гоня, —преследовать живую радость днятебе велит твое предназначенье.

Вот черноту окрасил алый гнев,и ты терзаешь клячу пикадора,ее рогами злобными поддев.

Но обречен и ты. Увижу скоро,как тушу распростертую твоюпотащат мулы прочь, к небытию.

                    (Августовскою ночью скачет                    пастух сквозь туман,                    без седла, без поводьев,                    без шпор и стремян.                    Он гонит стадо быков,                    черных, рыжих и пестрых,                    все быки — без голов.)

Так река разлилась, что не видеть уже мне вовеки,как теченье колышет камыш;так набухла река, что, затоплен по горло, тростник цепенеет;неотступный кровавый потоп, набухая и ширясь,           образует из гор и лесов острова,и плавучей каймою качаются вкруг островов бесконечные трупы —вереницы убитых быков.Погружаясь, всплывая, кружа́тся в медлительных                    водоворотах,всё кружатся, кружатся, кружатся,и не могут они уступить притяжению донных глубин,ибо мертвое тело упрямо илегче воды.

Уберите убитых быков.Я плыву, я плыву, отдаваясь теченью и ветру,лишь избавьте меня от кровавой лавины убитых быков,преграждающей путь.Уберите быков, я прошу вас, — расчистите воду,плыть хочу я по чистой воде,по свободной воде,по свободной реке.Старый друг, ведь плывете вы сами, плывете, как я,старый друг, вам понятно, понятно, куда я плыву,друг, ты знаешь куда, друг, ты знаешь, куда я плыву,не забудь меня, друг, не забудь…

Я забыл, что всегда говорил тебе «вы», а не «ты»,я сегодня об этом забыл.

                    (Откуда плывешь ты, откуда,                    и где ты хочешь пристать?                    Под тяжестью непомерной                    прогнулась речная гладь.                    Я тоже мертв и плыву                    к острову Сан-Фернандо{186},                    во сне… наяву…)

ДВЕ АРЕНЫ

(«Твоею кровью и твоей отвагой…»)

Твоею кровью и твоей отвагойгордятся две арены. И на нихмне сердце жгут, его пронзают шпагой.

Одна арена здесь, а там другая,и кровь твоя в артериях моихпульсирует, стучит не умолкая.

Кровь гибели твоей — на той арене,а здесь — в крови, тобою сражена,смерть рухнула впервые на колени.

Кровь двух арен в себя впитали реки,моря и суша, ветер и луна,и будет кровь твоя жива вовеки,как шпаги взмах,перед которой отступает страх.

                    (Найти тебя и не встретить,                    встретить и не найти:                    ты за порогом смерти,                    я — в пути.)

Из книги

«С МИНУТЫ НА МИНУТУ» (1934–1939){187}

РАБЫ

Перевод М. Квятковской