Испанские поэты XX века - Хуан Хименес

Из книги

«С МИНУТЫ НА МИНУТУ» (1934–1939){187}

РАБЫ

Перевод М. Квятковской

Рабы,слуги полузабытого детства, прошедшего                    меж виноделов, моряков, рыбаков,у распахнутых на море гостеприимнопотемневших дверей погребков!Друзья,стая преданных псов,кучера и садовники,бедняки, из лозы создающие вина!Наступает великий час,начинается новая эра для мира,и я поздравляю вас,я даю вам новое имя —товарищи!Придите, восстаньте из мертвых,дорогие мои пестуны, ушедшие в небытие.То не дед мой зовет вас —уж давно никакой господин вас к себе не зовет.Узнаёте?Скажите, не бойтесь!Возмужавший,окрепший,вашей преданной службы тридцатилетний свидетель,голос мой, да, да, мой голос зовет вас.Придите!Я зову не затем, чтобы вам приказать, как бывало,канарейке насыпать зерна,напоить королька и щегла,не затем, чтобы вас отругать,что кобыла опять захромала,что домой привели меня поздно из школы — мешали дела.Не затем.Приходите ко мне.Распахнем,распахните ворота в садыи в жилища, которые вы прибирали прилежно,двери винных подвалов откройте,где хранится вино — это вы под навесом                    давилен его выжимали, —огородов калитки и ворота темных конюшен,                    где лошади вас ожидают.Распахните,раскройте,садитесьи отдыхайте!Добрый день!Ваша плоть, ваши детипобедили в борьбе отчаянной.Радуйтесь!Пробил час,когда мир меняет хозяина!

13 ПОЛОС И 48 ЗВЕЗД{188}

(Стихи о Карибском море)

Перевод А. Шадрина

Хуану Маринельо{189}

Нас миллионы — неужели мы все заговорим по-английски?

Нью-Йорк

Почудилось, что утренний тумансгущается, чтоб спрятать преступленье.

Там,там вдали клубились,бесчинствовали испаренья нефти,ее несметных залежей, на цифрыпереведенных, сложенных в подземнойсокровищнице — в сейфах-тайниках.Их заковали в сталь и берегутревниво на глубинах недоступных,глухих, куда с трудом их опустилихудые, изможденные нуждоюи никому не ведомые люди.

Нет, это не почудилось, когда явзглянул на небо: спицы небоскребов,экспрессов, мчащихся по вертикали, —я все это увидел, просыпаясь.

Там,там вдали, в шальном круговороте,хрустели человеческие кости,и в тягостное громыханье сталиврывался жалкий ропот тростникарастоптанного, табака и кофе,мольба — все никло в нефтяном угаре,охвачено горячкой нефтяною,тонуло в бурном нефтяном прибое.

Я видел, как, переодетый в камень,с бесчисленными прорезями окон,перед глазами ширился и роспреступник, как тянулся к облакам он.Я это видел, слышал наяву.

Там,там, среди копоти и вихрей пыли,гудел призыв к насилью, грабежу;его глушил моторов гул: суда,отчаливая, шли к чужому небу,на острова. И воздух оглашаланаемников вооруженных ругань.

Охрипший голос бушевал над молом,над пальмовыми рощами, над лесомголов и рук, отрубленных мачете.И, жалобно стеная,под стоны собственные низвергаясь в морес затянутых туманом небоскребов,мелькали: Никарагуа,Гаити,с забрызганными кровью берегами.Их завыванья смешивались с воплемВиргинских островов, американцамнедавно проданных на поруганье,с хрипеньем Кубы,Мексики проклятьем.Колумбия,Панама,Коста-Рика,Боливия,Пуэрто-Рико,Венесуэла,чуть видные сквозь испаренья нефти,охвачены горячкой нефтяною,тонули в бурном нефтяном прибое.Все это я увидел, я услышал в густом тумане,                                                            и не только это.

Нью-Йорк. Уолл-стрит: залитый кровью банк,гангреною разъеденные бронхи;бесстрастных спрутов щупальца, готовыхвсе соки выжать из других народов.

Из этих сейфов вышли фарисеи,посланцы ряженые грабежа:Дэньелзы, Кэфри — дула револьверовпо гангстерской наставленных указке.

А ты, свобода, где ты? Темь вокруг.Где факел твой, где ореол былой?Ты пала, ты в бесчестии, в грязи.На улицах твоей торгуют тенью.

Не терпится, неймется заправиламвражды: вооруженное вторженьеза облака им грезится — чтоб кровьюполить светил нетронутых долины.

Америка, я сквозь туман твой слышузамученных тобой народов вопли,их речь, родную мне, их гнев… Запомни:когда-нибудь настанет час расплаты.

Когда-нибудь, я верю, все тринадцатьполос твоих, все сорок восемь звездсгорят дотла в огне освобожденья,в занявшемся пожаре нефтяном.

Кубинская песня

…убили негра.

Негр, дай белому руку.Белый, дай руку негру —его обними, как брат;на Кубе сейчас палят,над Кубой янки парят.

Не видишь, не видишь, что ли?Негр на карачках, в полеползая, румбу пляшет,дико руками машет,корчится весь от боли.Не видишь, что ли,негра про́клятой доли?

Его обними, как брат.На Кубе янки царят.Говорю, говорим, говорят…Ты, и я, и все мы — друг другу:там и тут плантаций траваслышит: грузные жерноваводит ветер чужой по кругу.Говорит тебе негр как другу:белый, белый, не видишь, что ли,что и ты на карачках в полеприползаешь — к черной неволе.

Мелькают хвосты сорочьи,летят и летят к нам птицы,вокруг нас шумно стрекочут:сластены-янки хлопочутнад сахарною столицей.

Негр, дай белому руку,дай ему руку,дайте друг другу руки.Белый, дай руку негру,дай ему руку,дайте руки друг другу.

А янки, который снуетвзад и вперед —дай ему… в зубы, негр,белый, дай ему… в зубы,чтоб его отвадить от Кубы.

Боритесь смелоза правды делооба! Будьте накоротке,белый с негром; рука в руке;негр и белый — рука в руке.Рука в руке.

(Я, по сини Карибской плывя, непрестаннободрый слышал призывМаринельо Хуана,мне Педросо{191} стихи над водою звучали,вспоминал я Хосе Мануэля{192} печали.К недотрогам-агавам — от пальм и от слез«Сибоней» нас десятого мая увез.И ножом, обнаженным над гладью залива,приласкал меня Мексики берег счастливый.)

Я тоже пою Америку{193}

I too sing America[19].

Воротишь ты светилами своими,сверкающими звездами, бесстыдноу неба конфискованными, — всюдуони средь ночи лязгают цепями.

Ты чащами воротишь с их листвоюзатейливою, с логовами пумы;встают деревья, и леса шагают,в земные глуби заползают корни;

стучит кирка, и громыхают взрывы,и в щелях копошатся горняки,чтоб хлынула чернеющая жижаиз твоего израненного чрева.

Они одни, они, не кто другой,шершавыми руками дни и ночибез устали в твоем скребутся телеи камни растревоженные крошат.

Нет, ты не труп, от моря и до моряраспластанный и пальмами хранимый, —бежит по жилам кровь, но с двух сторонприставили ко лбу винтовок дула.

И темь твоих ночей осквернена,унижена в кафе и шумных барах;ночей, когда, как молния, в бесстрастныхглазах индейца вспыхивает мщенье.

Внизу была Панама. Облакабольшими белыми материкаминеслись на юг, а полоса земли,чуть видная, солдатами кишела;

цветок средь океана… Красных горгромады, мне напомнившие детство;они взывают молча к берегам,к плантациям — захватчиков добыче.

Я видел пятна хижин тут и там,разбросанных, убогих, одиноких,клочки земли, кустарники вокруг,людей обобранных нужду и горе.

Я слышу крик кайманов, рыжей пумырычанье; шепот языков туземных,насильем приглушенных; негров хрипы —здесь слито все в едином грозном гуле.

Америка, проснись, восстань от сна,чтобы зеленое землетрясеньелесов твоих и рощ под этот гулодело ветви новою листвою.

Проснись и сразу на ноги вскочи,чтоб нефти кровь подземная кипела,чтоб тело наливалось сереброми золотом и крепло с каждым часом.

Вставай скорей, хочу я сам увидеть,хочу услышать и рукой потрогатьтой лавы жар, которая покончитс господством долларов вооруженных.

Знай: звезды неба входят в сговор тайныйс землею обворованной и с ветром,чтобы навек с тринадцати полоссбить спесь,низвергнув царство звезд фальшивых.

Возьми циклоны в руки и огонь,из-под земли поднявшийся, и силойверни себе долин твоих плоды,и города, и порты, и таможни.

Да, я пою Америку — в пути,летя над скорбною лазурью моряКарибского, — и островов тяготы,и континент, и гнев в его глубинах.

И пусть из Мексиканского заливаморя, леса, и звери все, и люди,кто б ни были они — мулаты, негры,индейцы, и креолы, и метисы,

пусть все они услышат эту песню:не грусти голос, не томленье флейты,а зов борьбы. Сольет она в прибойразрозненных твоих усилий волны.

Ты утвердишь грядущее своелишь тем, что настоящее разрушишь.Свободу моря, воздуха, земли —Америку грядущего пою я.

Из книги