Марафон нежеланий - Катерина Ханжина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я как можно тише сняла сандалии и на носочках стала подниматься по лестнице. Чтобы не дышать громко, я прикрыла рот рукой и наклонила голову к приоткрытой двери.
– …По-настоящему громко, – сказал Адам.
Миша рассмеялся, но Тимур сказал:
– Это не смешно. – А потом крикнул: – Уже давно ничего, блять, не смешно!
Я услышала его приближающиеся шаги и быстро постучала в дверь.
Через секунду она распахнулась, чуть не ударив меня по носу.
Тимур, не извинившись, ушел в свою комнату.
– Роза! Ты что-то хотела? – выглянул с балкона Миша.
– Да, мне нужно поговорить с…
– Миша сказал, что ты меня искала. – Адам встал с кресла и лениво подошел к двери.
Я кивнула. Как ему сказать? Я убеждала себя, что это не будет ложью, ведь мне действительно показалось, что я видела Аду. Я не сделаю ему больно. Наоборот, вдруг он найдет ее? А я буду той, кто помог.
Миша вышел из комнаты, я прошла и села на кровать, такую мягкую и свежую. Эта свежесть отвлекала. Я чувствовала, как от Адама пахнет только что принятым душем. В «Джунглях» у него был естественный мужской запах, с примесью запаха краски и иногда алкоголя. А сейчас он сиял чистотой, от этого аромата зачесалась спина, захотелось полежать в горячей ванне.
«Как будто на свидание собрался», – подумала я, но это ведь Адам. Ему не нужно быть парнем из рекламы дезодоранта. Он привлекателен и с пятнами краски за ушами, и в выцветших футболках непонятного цвета.
– Что такое? Не получается выполнить задание?
Я покачала головой, пытаясь вспомнить составленный ранее рассказ:
– Нет, другое.
– Что такое? – Он наклонился ближе, выдыхая ментоловый аромат зубной пасты и улыбаясь ласковой улыбкой.
– Я… Мне кажется… Сегодня днем я видела ее, Аду.
Он сразу же стал серьезным. Осанка выпрямилась, лицо тоже как будто бы вытянулось, губы сурово поджались.
Он прищурил глаза:
– Кажется? Или видела? Что значит «видела»? Ты ее вообще не знала. Роза, с этим не шутят!
– Я не…
– Тебя развлекает моя реакция? Что ты так внимательно смотришь?
– Нет, нет. Я не уверена. Я видела ее на фото. И сегодня, когда я шла по дороге в город…
– Какой еще блядский город?
– Ну, мы были на пляже. Я пыталась там продать свои… – Увидев, что Адам закатил глаза от нетерпения, я затараторила: – Свои тексты. Потом перегрелась на солнце, шла по дороге, а она, я думаю, что это была она, повернулась и улыбнулась мне. Она ехала на мотоцикле с каким-то парнем.
– Что за парень? – спросил он, но уже как-то расслабленно.
– Не знаю… Высокий такой, крупный. Бледнокожий. Может быть, британец. Я не знаю.
– Перегрелась, значит?
– Да, немного.
– Роза, давай в следующий раз ты будешь писать на основе своих горячечных трипов рассказы, а не грузить меня.
– Ты думаешь, нет никакой вероятности, что это была она? Может быть, мне не показалось?
– Нет. Никакой вероятности нет.
– Ты общался с ней?
– Я понимаю, что наша с ней история, может быть, самая яркая история любви, которую ты встречала в жизни, но, Розочка, это не твое дело.
– Извини. Я не могла не рассказать.
– Ладно, – он приобнял меня. – Это будоражит нервы, я знаю.
– Можно мне в душ? Я немного заработала. – «На продаже воды», – подумала я, но промолчала.
Следующим утром я хотела обидчиво отметить, что Рита с Савой уже ушли, но… но Адам накануне пообещал, что пойдет со мной и покажет, как нужно зарабатывать.
Лина еще спала – вчера вечером она хвасталась, что заработала много, но будет выступать еще, потому что ей понравилось. Ни Макс, ни Лера не возвращались домой. Лев собирался уходить, когда я проснулась, но пока так и не вышел из дома. Вчера он весь день протаскался за Савой и Ритой, сегодня, видимо, хотел ходить за мной или Линой. Он широко зевал, не стесняясь показывая анатомию своего рта, делал вид, что причесывает спутанные волосы пальцами, что-то бормотал, копошился в блокноте.
Адам спустился только к десяти утра, уже не такой свежий, как вчера, но зато возбужденно-веселый. В одной руке у него был блокнот формата А4, в другой – крупное яблоко неестественно зеленого, почти неонового цвета.
– Готовы? – спросил Адам.
Лев подскочил с блокнотом в руке и, запнувшись о диван, засеменил к выходу. Черт.
– Голодные? – Адам протянул надкусанное яблоко мне.
Я хотела его взять, но Адам покачал головой и протянул яблоко к моему рту. Я откусила. Яблоко было очень кислым, но я все равно захотела сделать еще один, запасной, укус. У меня осталось пять тысяч донгов – наверное, хватит на какую-нибудь булочку в стороне от туристического центра, может быть, даже на лапшу быстрого приготовления.
Адам резко убрал руку и рассмеялся. Он кинул яблоко Лёве, который неуклюже, дважды чуть не уронив, все же поймал его.
Мы сели на набережной, напротив узкого островка с пальмовой аллеей (невысокие пальмы, высаженные в два ряда, с очень крупными кронами, похожими на вентиляторы или ветряные мельницы). Рядом покачивалась деревянная продолговатая лодка бирюзового цвета с навесом. На двух рядах сидений вместо туристов лежали ярко-оранжевые спасательные жилеты. За обоими бортами лодки болтались автомобильные шины. Хозяин, отчаявшись пригласить нас на водную прогулку, задремал на двух креслах, иногда подергивая ногой.
Мы сидели в новых забавных шляпах, которые от перегрева купил нам Адам, – типичные вьетнамские конические шляпы. Сам он обмотал голову футболкой, по-турецки сел на асфальт и от этого стал похож на арабского мастера на базаре.
Адам не дал нам никаких заданий, сказал просто наблюдать. Лев, прислонившись к бетонному столбику, у которого была привязана лодка, задремал. Адам сначала четкими, отрывистыми линиями, а затем мелкими семенящими штришками делал наброски людей. Он не замерял пропорции карандашом, как это всегда делала Рита. И его карандашные наброски очень отличались от ее работ. Он как будто бы видел всю суть человека. Лица людей были не черточка в черточку точными, но похожими на тех, кого он рисовал, наброски делали эмоции
