Марафон нежеланий - Катерина Ханжина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 29. Франсиско Гойя. «Бродячие артисты»
Адам приобнял нас, потом чмокнул меня в висок своими шершавыми губами, потрепал Льва по голове и попрощался.
Мы с Лёвой переглянулись и растерянно побрели вдоль реки.
– Ты – красивая, – пробормотал он спустя пару минут молчания.
– А ты – обманщик, я думала, что ты спал.
– Я не спал, я писал рассказ.
– В голове?
– В голове. У тебя так бывает? Что пишешь в голове, прямо представляешь, как печатаешь, как удаляешь слова и пишешь дальше? А потом, когда садишься за ноут, ты все помнишь. Прямо слово в слово.
– Ну что-то типа того. Скорее, я запоминаю самые сильные фразы, какие-то идеи.
– А я все помню, слово в слово. – Лев натянул гордую улыбку почти до носа.
– Круто.
– Хочешь, я тебе прочитаю? А потом дома запишу, и ты проверишь, что это правда слово в слово?
– Давай. – Я оттягивала момент, когда нужно будет начать что-то делать. Как заработать, я до сих пор не понимала.
– Может быть, мне прочитать его перед всеми? Как делала Лина.
– Попробуй.
Пока Лев нерешительно мялся перед мостом, не зная, как привлечь внимание, я смотрела на мутную воду и прокручивала в голове: «Сделайте так, чтобы они сходили по вас с ума».
«Сходят с ума только по диким и смелым, а не по таким нерешительным, как я». – С этой мыслью я достала блокнот и стала читать свою заметку про то, как сдирают кожу и саднящее мясо, вслух, но не очень громко.
Я смотрела на Льва, как будто читаю ему. Пока я перелистывала страницы в поисках чего-нибудь достойного, Лев начал по памяти «маяковским» речитативом читать монолог одного из своих героев, похоже, это был космический охотник Рэд, до картонности брутальный, если бы не одно «но» – влюбленный, он писал стихи Ледяной принцессе:
– Вырвала сердце и швыряла, как мячик.
Ты колючая и холодная, как звезда д-четырнадцать.
Выброшусь снова во вселенскую пустошь,
Растерзанный взглядом твоего ножа…
Когда Лев что-то читал, он переставал запинаться и повторять слова, без «э…» и «ну…». Он читал с прямой спиной, громче меня, поэтому туристы стали останавливаться. Пока они делали фото на фоне речки или делали вид, что делают фото, в груди, как в ускоренной во много раз съемке, распускались цветы. «Они нас слушают!»
– Взорвешь взрывнохарактерным взглядом
Планету каменную – мое сердце. Филиал ада.
Кто-то даже похлопал. Лев откинул челку со вспотевшего лба, устало выдохнул и опять ссутулился. Но затем быстро выпрямился. Вызывающе, как гордые девушки из викторианских романов, кивнул мне подбородком. Хотелось ответить ему в такой же яркой поэтичной форме, но стихов я не писала с 17 лет. А до 17-ти не написала ничего приличного.
Я открыла черновик рассказа, который просил меня написать Адам, и стала читать «Письмо мужчинам», по задумке – это был финал рассказа, но Адам сказал, что письмо звучит слишком пафосно и жизнеутверждающе, нужно закончить печальнее.
Так мы и высказывали друг другу свои сердечные обиды и читали самые пафосные строчки. Вырванные из контекста, они звучали как раз той тональностью, которая резонирует с праздно проходящими людьми.
Я не очень обращала внимание на них. В кураже, захлебываясь громкими словами, от которых кружилась голова, я слышала только обрывки фраз: «О! Русские читают что-то!», «Опять наши чудят!», «Это сценка или что? Уличный театр, что ли?», «Не надо им денег давать, бездельникам этим!».
Когда мы оба окончательно выдохлись, я огляделась. Зрителей было не так много, как я ожидала. Краем глаза я замечала, что люди толпятся. Но оказалось, что просто наступал вечер и город оживал. Люди останавливались, когда видели, что другие останавливаются, но толпы не было.
Как только мы закончили, они стали расходиться, даже не посмотрев на нас. В конической шляпе, которую Лев положил на брусчатку моста, лежало несколько бумажных купюр.
Лев пересчитал, довольно улыбаясь:
– Десять, двадцать, тридцать, сорок и еще пять. Сорок пять тысяч.
Я ожидала большего, потому что понимала – такое не повторится. Это было настолько спонтанно и искренне, что вторая попытка будет казаться фальшивой. Как повторение каких-то любимых детских занятий во взрослом возрасте. С тем пылом и непосредственностью уже не получится.
– В этом и прелесть жизни, – растроганно сказала я.
– Ага. До головокружения круто, когда понимаешь: «Вот это был момент!» Я даже сейчас все это помню как бы отрывками. Как будто это было давно или не со мной.
– Как будто бы в другом измерении были!
– Пятое измерение – измерение творческого транса! – крикнул Лев. – Я серьезно, – продолжил он, надув губы, – есть такое измерение, в котором ты живешь со своими героями. Там все твои выдуманные миры. Ты вроде как Бог управляешь ими. Но они не марионетки, не мертвецы. После создания они начинают жить своей жизнью. Когда я возвращаюсь к написанному давным-давно, то мне кажется, что мир до сих пор живет, в нем даже что-то меняется. Нет?
– Наверное, можно это и так назвать, – ответила Рита.
Мы сидели со Львом и Ритой на массаже стоп. Рита за день заработала несколько сотен, поссорилась с Савой и, когда нашла нас, была настроена промотать все деньги за вечер.
– Иногда я думаю, что мы все в тюрьме своего сознания. От неприятных людей можно сбежать, вместо скучных пар – слушать музыку, можно переключить канал, отписаться от неинтересных новостей. Но от того, что у тебя в голове, – не убежишь, – сказала я.
В салоне резко пахло ментолом. Худая девушка с мощными пальцами с таким усилием нажимала на точки на ступнях, что расслабиться не получалось.
– А я, наоборот, всегда думал, что тело
