Марафон нежеланий - Катерина Ханжина

«Он рисует душу». – Я не раз встречала такую формулировку, когда читала отзывы о «Джунглях».

На мой вопрос, как он это делает, Адам ответил:

– У каждого человека есть свое выражение лица, своя маска, которую он чаще всего носит, сам того не замечая. Эта маска – вся его суть. Вот почему иногда люди с идеальными лицами неприятны? Вроде бы все сделано как надо, нос выпилен с античных статуй, скулы режут воздух. Но мы смотрим на «вроде бы красоту» и не чувствуем трепета? Потому что внутренняя гниль, маска неуверенности, она остается, как маска железного человека, ее не «отскульптурить», она приросла. Душу не спрячешь.

– А какое выражение лица обычно у меня?

– Вот такое. – Адам чуть приоткрыл рот и немного прикрыл глаза.

– Аутичное?

– Задумчивое, как у девочки с карамелькой во рту. Ты слишком много думаешь, Роза. О чем ты думаешь?

– Приятно ли смотреть на мое лицо?

– Не в этой шляпе. – Мы рассмеялись. – Самая красивая красота – это когда твое внешнее и внутреннее находится в гармонии. Когда у тебя красивые мысли – это видно в глазах.

Я сняла дурацкую шляпу и чуть взбила волосы.

– Я люблю, когда люди с красивыми мыслями стараются быть красивыми для других. В самом стремлении быть красивой заложена сила, энергия. Посмотри на них, – Адам кивнул в сторону двух западных туристок в шортах, обтягивающих поеденные целлюлитом задницы. – Знаешь, почему я особенно люблю Азию?

Адам медленно, прищурившись, как змея перед нападением, посмотрел на меня, а потом так же плавно посмотрел в другую сторону – на группу аккуратных китаяночек в сарафанах и соломенных шляпках.

– Потому что в Азии еще ценится настоящая красота. Они наряжаются, отбеливают кожу, расширяют разрез глаз. И не кричат: «Любите мои жировые складки! Мои морщины и дряблую кожу!» Разве сегодняшних западных женщин рисовали бы Модильяни, Да Винчи и Мане? Прошло всего десять лет, и красота стала главным уродством. За нее оправдываются, извиняются, чувствуют вину. Вспомни клипы нулевых! Сплошной секс, певицы с изгибами, как волны на море, неприкрытое самолюбование. Все эти золотые цепи, шикарные тачки, по десять нарядов на клип – это было так искренне. Что может быть честнее, чем любить себя и не стесняться своей красоты? Сегодня все прячется, порицается, а полуголые девицы если и есть, то пытаются донести глубокий смысл и сюжет. Придумывают символизм из пустоты. Хотя какой смысл в их музыке? Просто красиво открывать фарфоровозубый рот и соблазнительно танцевать – это честно. А вот эти, – он опять повернул голову к туристкам, – считаются героинями, просто потому что убедили себя, что каждая складка – это их личное произведение искусства. Даже рисовать расхотел. – Адам брезгливо поморщился и театральным жестом захлопнул блокнот.

Мне стало чуть жаль этих туристок – стоят безмятежные и фотографируются, не зная, что только что забрали вдохновение у художника. Развивая мысль Адама, я с улыбкой подумала, что они могут найти еще один плюс в своем «невдохновляющем» виде – устроить бизнес по краже вдохновения у конкурентов-художников.

– Вот ты, – я даже вздрогнула от того, как резко сказал это Адам, – ты постоянно оправдываешься за свои красивые фразы. Почему думать красиво, выглядеть красиво, превозносить себя, стремиться к идеалу – это стыдно?

– Но ведь ты сам только что сказал, что душу не спрячешь.

– У красивой души должно быть красивое оформление.

Я думала, что Адам зарисовывает людей рандомно, и не понимала, как он будет продавать им их портреты, если они не стоят на месте. Но многие из тех, кого он зарисовал, заходили в ресторанчики вдоль реки. Он делал наброски, пока они задумчиво изучали меню или, встав посреди улицы, читали отзывы на Tripadvisor.

Адам разбудил Льва, и мы все вместе пошли в один из ресторанов. На втором этаже он указал нам на столик рядом с большой компанией китаянок. Сам он лениво подошел к ним, показал одной из девушек ее изображение в блокноте, вырвал листок и протянул.

Девушка смутилась, ее рука замерла в воздухе. Подруги что-то быстро защебетали, девушка отдернула руку и закачала головой.

– It’s free. You are very beautiful. – Адам говорил с забавным акцентом, совершенно по-русски.

Девушки засмеялись, им бы еще веера и гребни с драгоценными камнями в волосы – так очаровательно, по-старинному они смущались. Две девушки уже снимали его на айфоны, другая подталкивала свою подругу локтем. Наконец, девушка все же решилась и взяла рисунок. Адам слегка поклонился, поцеловал ее руку и отошел. За их столом как будто бы приземлилась стайка птичек – они щебетали, хихикали, хлопали.

Адам подошел к нам и сделал вид, как будто бы предлагает нарисовать меня. Я кивнула.

Когда Адам присел за наш столик, Лев спросил:

– А почему бесплатно? Мы ведь должны зарабатывать деньги!

– Увидишь.

Девушка устроила целую фотосессию своему портрету – она прикладывала рисунок рядом с лицом, фотографировала его на фоне запотевшего бокала с манговым фрешем, на фоне уличного пейзажа, на фоне своей руки в эпловских часиках.

Адам за пару минут набросал мой портрет, удивительно похожий на меня. На мою улыбку он сказал:

– Успел изучить тебя.

А я подумала, что это уже второй портрет меня, который он нарисовал. И оба эти изображения были лучшими изображениями меня.

Адам шепнул:

– Заплати мне, – и подмигнул.

Я достала последние пять тысяч донгов. Он спрятал их в карман и стал рисовать Лёву.

Он спросил:

– Мне позировать как-то надо? А ты можешь нарисовать меня как не меня? Как будто я кто-нибудь из моих героев? Ну, там капитан Роуч или рыцарь Прембургский?

Лёва никогда не называл своих героев по-русски. Он говорил, что с русскими именами они теряют фантастичность и брутальность. К какому языку относятся имена его героев, он не мог сказать. «К моему собственному. Будущему. Я его придумаю, как Толкиен», – отвечал он.

Девушки за соседним столиком затихли. Получившая рисунок теперь рассматривала фотографии, а остальные косились на нас и изредка перешептывались.

– Теперь ты мне заплати, – шепнул Адам.

– Но у меня нет денег!

– Что, совсем?

Лев виновато покачал головой.

– Держи, – Адам протянул ему под столом мою купюру.

Увидев, что Адам собрался уходить, девушки вновь оживились. Он медленно встал, помахал им рукой и повернулся к выходу. Одна из девушек подбежала к нему и спросила, может ли он нарисовать и ее.

Адам посмотрел на часы, подумал и ответил:

– Сто тысяч донгов.

Она закивала.

– Десять минут – и пятьсот тысяч в кармане. – Он потряс перед нами пачкой купюр. – Продавать и творить – это разное.