Марафон нежеланий - Катерина Ханжина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Есть у них какой-то общий темный секрет. Может быть, он – это единственное, что их связывает. Мне иногда кажется, что Тимур не хочет быть здесь, но уйти не может, – сказал Сава.
Мы никогда не обсуждали команду Адама так откровенно. Обычно это было что-то вроде: «Помните, как он сказал: “Я предпочитаю боль отсутствию всяких чувств”? Как думаете, он действительно ничего не чувствует?» или: «Читали последний рассказ Миши? Вам не кажется, что это про нас те строчки?»
– У всех есть темные секреты, – сказала Лина, приоткрыв глаза.
Тут в дом вошли Тимур с Мишей.
Миша, встревоженный и с синяками под глазами, заглянул на кухню и раздраженно спросил:
– Почему все еще здесь сидите? Кто-нибудь, кроме Лины, хоть что-то заработал? – и, не дожидаясь ответа, вышел.
Они стали быстро подниматься наверх, но вдруг кто-то быстро побежал по лестнице вниз.
В кухню заглянул Тимур:
– Роза, можно тебя на минутку?
Мы поднялись в комнату Адама, где уже сидел Миша.
– Роза, ты и Лев – последние, кто видел его вчера. Но твоя история будет однозначно короче. Расскажи нам все.
– Адам пропал?
– Да ладно. Лина все слышала утром. Уже, наверное, двести раз все обсудили.
– Я не восприняла это всерьез.
– Мы тоже. Но вечером надо уезжать, а он не выходит на связь. Расскажи, что вы вчера делали, о чем говорили.
У Миши зазвонил телефон, и он вышел. Я пересказала все, не решаясь ввернуть в разговор свое позавчерашнее видение.
– Он точно не сказал, куда пошел? Ему никто не звонил?
– Точно, но…
– Что «но»? Если что-то знаешь – говори!
– Просто это… Обещай, что не будешь злиться, что я… Я, может быть, говорю о том, что совершенно не знаю…
– Блять, Роза, просто скажи.
– Мне позавчера показалось, что я видела Аду.
Тимур подавился смешком, но махнул рукой:
– Продолжай-продолжай.
– Я подумала, что, может быть, мне не показалось? Может быть, Адам встретился с ней?
– Не может быть, – отрезал он. – Но говорить ему про то, что тебе показалось, не надо было.
– А вдруг это была она?
– Ты ее не знала. Даже не видела ни разу. Все, иди давай. Хотя бы заработала?
Он, как и Миша, не дождался ответа и вытолкал меня за дверь. Я столкнулась с Мишей, который вежливо кивнул, но ничего не спросил.
Внизу Лера опрашивала всех насчет шляпки: какую выбрать – огромную соломенную с лохматыми краями или канотье с павлиньим пером. Обе шляпы выглядели так, как будто их привез Гумилев из какой-то дальней экспедиции. Пока ребята подшучивали над нарядом, я тихонько поднялась обратно и стала подслушивать.
– Да бред какой-то! – крикнул Тимур.
– Если он был под чем-то, то мог поверить.
– Это было еще позавчера. Вчера он был нормальный. Он вообще намного нормальнее, чем хочет казаться. Просто ему нравится играть в загадочную личность.
– Просто ты достал его своими претензиями. Ты всегда можешь уехать.
– Ты знаешь, что не могу. Как и ты.
– «Мы свободны делать то, что хотим». Не так ты говорил перед грозой?
– «Я не уверен, что хочу сделать это. Но не могу остаться в стороне от общего решения», – а это сказал ты.
– Вам нужно нормально поговорить. Когда вы оба будете адекватными.
– Он все понимает. Но после того как вы все передумали закончить начатое, он в нас, в вас, разочаровался.
– А ты не передумал?
– Я не хочу жить. Но и умирать в этой лжи не хочу.
Я не могла сосредоточиться на выступлении. Весь день переваривала последнюю фразу Тимура в голове, но она от постоянного повторения не теряла вкуса, а наоборот, появлялись новые оттенки, то горьковатые, то тошнотворно-пафосные.
За полтора месяца я так и не поняла, думали ли они этими громкими фразами, цитатами или все это говорилось для усиления эффекта. Когда мы обсуждали что-то с Ритой, иногда впадая в крайности и рассуждая о чем-то эфемерно прекрасном, как в киношных диалогах, мне казалось, что это предельный уровень искренности – не бояться говорить громко и красиво. Поэтому и фразы от Адама и его ребят воспринимались как откровение и смелость. Но только после слов Тимура «я не хочу жить» я поняла, что за их философией страдания стоит реальная боль. Не та, которой я радуюсь, как источнику вдохновения. Их боль действительно выжигает изнутри.
Мы хотели сделать что-то, подобное вчерашнему выступлению, только с Савой и Ритой. Еще вчера мы попытались заранее продумать порядок наших текстов, связать их между собой, но ничего искреннего не получалось. Тогда Сава предложил просто по очереди читать свои самые короткие рассказы и самим же изображать публику. Рита продолжала рисовать открытки – мы задерживали героев ее скетчей, так что она успевала их продавать. С нашим фальшивым вниманием друг к другу люди действительно стали останавливаться чаще, правда редко кто дослушивал до конца, так как русских было немного. А иностранцам не хватало динамики, которая была вчера у нас с Лёвой. Я все реже выходила вперед – стояла в толпе и делала вид, что слушаю, пока придумывала Тимуру трагичные сюжеты прошлого.
Сава расцвел, когда какой-то мужик дослушал его рассказ про ловцов лунного света из речной воды и от души похвалил, хлопая по спине:
– Я таких слов про мой родной Енисей с советских времен не читал. Знаешь, когда природу так описывали… Каждую тень от листочка, каждую травиночку чувствуешь. Аж на рыбалку захотелось! Молодец, парень!
Льва никто не хвалил, да и слушали насмешливо, но он был счастлив, читая описания планет своего романа. Мне некомфортно было читать в одиночестве, поэтому я старалась сделать это быстро.
Иногда мы заигрывали друг с другом – выкрикивали что-нибудь типа:
– Ну что, молчите? Может быть, кто-нибудь тоже хочет выступить?
И тогда кто-нибудь из нас выходил, чуть робко, как будто бы случайный зритель. Остальной публике это нравилось, одна женщина (как оказалось, учительница литературы) даже вышла продекламировать свои стихи, а маленькая девчушка с тоненькими косичками прочла отрывок из «Айболита».
Все вместе мы заработали почти два миллиона донгов (около сотни долларов). Ребята решили отдать ими мой долг Максу.
Адам вернулся перед самым отправлением. Злой, с синяками под глазами и исцарапанной щекой.
– Вообще-то мы планировали
