Марафон нежеланий - Катерина Ханжина

– Я попрошу хозяйку и водителя… – не успел договорить Миша.

– Итоги?! Вот вам итоги! Вы все просто ленивые домашние хомячки!

– Эй, – Миша потянул Адама за футболку. – Пойдем, тебе надо освежиться.

– Это всем вам надо освежиться! – Адам пнул чей-то рюкзак и чуть не потерял равновесие. Он схватился левой рукой за перила лестницы, а правую поднял как Иисус. Он замолчал, еле заметно кивая и рассматривая нас мутным взглядом. Но как только Миша вновь потянул его наверх, он заговорил, уже обращаясь к Мише и Тимуру: – Вы – как застоявшееся болото. И меня в него затянули. От вас воняет перегноем ваших страданий. Дайте мне творить свободно!

Миша стал суетливо выгонять нас из дома:

– Машина уже приехала! Давайте загружайтесь! А то еще полчаса будете все перетаскивать!

Пока мы в нервной толкотне стали грузить вещи в микроавтобус, Миша с Тимуром все-таки увели Адама наверх.

Через несколько минут Миша спустился и сказал водителю ехать.

– Мы вас догоним! – крикнул он и вернулся в дом.

– Вот это он набрался! – восторженно крикнул Макс, когда мы отъехали.

– А сам-то вчера! – с не меньшим восторгом проорал Лев.

– Я уже извинился за вчера, – гордо сказал Макс. – Да, Розочка-цветочек?

Макс подошел ко мне сегодня и сказал:

– Зайка, ты это… Не обижайся на меня. Ничего ты не должна. Ты – хорошая девочка. Если что-то нужно будет или кто-то обидит – дай мне знать.

Пришлось простить, хотя я знала, что таким, как он, прощение нужно не для личного успокоения, а для поднятия морального облика в глазах других. «Сегодня я снова герой». У них всегда так: сначала нужно издевательски показать свою силу, а потом стать героем, спасти от себя же.

Я не дорассказала Адаму историю. Тогда, в Сочи, тот мужчина вернулся через несколько минут после того, как наорал на меня и отхлестал по щекам, и спросил, не сделал ли он мне больно. На мое «нет» он ответил: «Зайка, я не хотел тебя обидеть. Да я сам любого, кто обидит…» И, уходя, оставил мне те деньги. Вот так все было на самом деле.

Спустя несколько часов (я уже успела подремать), мы остановились у круглосуточной забегаловки. Водитель сказал «wait» и ушел болтать с хозяином. Под крышей из пальмовых листьев стояло несколько деревянных столиков со стульями (на столиках – распотрошенные салфетницы и полупустые бутылочки с соусом), большой холодильник, плита и пустые прилавки. Мы взяли по мороженому и сели ждать.

Макс успел выпить две бутылки пива «Сайгон», Лев – героически убить комара, претендовавшего на Лерину лодыжку, а я – закапать мороженым белую футболку. Когда мы начали объяснять водителю, что хотим вернуться в микроавтобус, который был заперт (почему-то он понимал по-английски только Мишу – как-то ведь они смогли договориться о месте встречи), у забегаловки затормозило такси.

Из передней двери вышел Тимур и открыл заднюю. Они вместе с Мишей вытащили Адама: его голова безжизненно болталась, ноги подворачивались. Миша с Тимуром, подхватив Адама с обеих сторон за плечи, доволокли его до машины.

Мы замерли и таращились на них, но ни Тимур, ни Миша не посмотрели на нас, не сказали ни слова. Они уложили Адама на заднее сиденье и так же молча сели на сиденья перед ним. Когда мы ехали без них, там сидели Лера с Линой, но сейчас они побоялись что-то сказать и, не взяв свои вещи, сели вперед.

Мы ехали в давящей тишине, в которой любое шуршание вызывало негласное, но ощутимое раздражение у Тимура и Миши.

«Теперь все будет по-другому», – записала я в блокноте.

Глава 31. Илья Репин. «Садко»

Все действительно изменилось. В первый же день после нашего возвращения уехал Макс. Пока мы отсыпались после ночи в дороге, он собрал свой черный «Samsonite».

Когда мы проснулись от полуденного жара, Макс уже ждал такси. Он хотел попрощаться с Адамом («сказать, что он невъебенно крутой для нашего времени, а я просто уже устарел»), но Венера никого к нему не пускала.

Миша пытался уговорить Макса остаться, говорил, что у Адама сейчас творческий кризис, и если его ученики начнут разбегаться, его это добьет.

– Да ладно, путь оставит себе деньги за оставшийся месяц.

– Ты не понял, – сказал Миша.

– Все я понял, – ответил Макс. Потом хохотнул своим раздражающим смехом и сказал старомодное: – Ну, бывайте!

Я весь день избегала Антона. Только сейчас, поняв, что с Адамом случилось что-то серьезное, я задумалась, что это могло быть из-за меня. Из-за того, что я рассказала ему про Аду. Это была идея Антона, но он сделал все моими руками и теперь чист. Опять.

Я мучительно ожидала, что меня выгонят. Но ни Венера, ни Миша не вызвали меня на разговор. Поэтому вечером, когда все заснули, я сама пошла к Тимуру.

Комната была по-монашески скромной и чистой. Ни обилия холстов (лишь одна картина), ни красок, ни черновиков, ни блокнотов. Идеально заправленная кровать, на которой лежала книга в самодельной пожелтевшей суперобложке, тонкая церковная свеча на журнальном столике, стакан с водой на полу, в углу, на стуле, – ровная стопка футболок.

– Серьезно? Дело не в тебе.

– Но ты рассказал остальным?

– Зачем? Проблема в другом.

– Правда?

– Роза, успокойся. Ему просто нужен был повод. Такое случается пару раз в год: «Я не могу создать ничего вечного», «Люди кормятся мной, как попкорном, а я хочу быть камнем не по зубам остальным», «Мы не можем придумать ничего нового» и так далее. Творческий кризис. Чтобы его все пожалели, чтобы все вокруг еще усерднее его облизывали и соревновались в оригинальности комплиментов. Скажи ему: «Ты как будто бы растешь и в то же время спускаешься все глубже во тьму». Такого еще никто не говорил. Может быть, он еще разочек трахнет тебя.

– Может быть, вы и не ладите. Но я тебе ничего плохого не сделала.

– Как и я тебе. Наоборот. Лучше не подходи к нему близко. Он – как черная дыра, затягивает всех.

– Тогда почему ты все еще с ним?

– Потому что во мне не осталось ничего светлого.

– Почему?

– Черные дыры не пропускают свет наружу. Учи физику, Розочка.

После разговора с Тимуром не хотелось спать, поэтому я стала подниматься по склону от кухни вверх.

Я не понимала причины ненависти Тимура. Когда мы только приехали, Адам и Тимур казались мне наиболее похожими друг на друга. Миша выделялся своим жизнелюбием и открытостью, Забава – загадочностью (не той темной тайной, которой