Отвергнутая - Екатерина Валерьевна Шитова

Это же она одурманила меня предсказаниями духов, это она толкнула меня, запутавшуюся, слабую, к Ярославу против моей воли – якобы, потому что так решили духи. Это она каждый раз не давала мне уйти из Общины, водя меня по лесу кругами!

Я не знала, что нам делать дальше. Чтобы бежать, нужно, чтобы Добромир встал на ноги.

– Пока молчи, Добромир. А ещё лучше – притворись, что ты ничего не помнишь. Когда ты встанешь на ноги, мы уйдём из Общины вместе.

– Тебе нельзя ждать. Как ты не понимаешь, Ассира! – он сильно сжал мою руку. – Чем дольше ждёшь, тем тяжелее будет потом исчезнуть. Скоро наступят морозы, леса утонут в глубоких снегах. Бежать будет некуда.

– Мы побежим вместе. Это моё последнее слово. А теперь закрой глаза и притворись, что ты по-прежнему без сознания. Всемире ничего не рассказывай, – прошептала я едва слышно, увидев, как из леса вышла Всемира с двумя крепкими мужчинами. Добромир вздохнул и покорно закрыл глаза, а я опустила холодную и дрожащую руку на его голову.

* * *

Ярослав запер меня в спальне после того, как узнал, что случилось в лесу. Он так стукнул кулаком по столу, когда я вернулась домой, что деревянная столешница треснула, а Дарья вздрогнула всем телом. А я будто не слышала ничего – стояла перед ним, бледная, измученная долгой дорогой назад. У меня ноги подкашивались от усталости, и я, опершись рукой о стену, стояла с безнадёжным видом перед ним.

– Отведи её наверх и не спускайся с неё глаз, – рявкнул он, и Дарья, схватив меня подмышки, повела наверх. Я легла на кровать прямо в одежде и перестала обращать внимание на Дарью, которая присела в изножье кровати.

Перед моими глазами стояло бледное, распухшее от ударов, лицо Добромира. Казалось, ближе него в Общине у меня никого не было. Я переживала, как он там без меня, хотелось быть с ним, сидеть возле его кровати, наблюдать, как силы постепенно возвращаются в его крепкое тело.

А потом пришёл Ярослав и прибил к двери наружную щеколду. Дарья вышла из комнаты и закрыла за собой дверь на засов. У меня от этого глухого звука сердце ушло в пятки.

«Всё кончено», – пронеслось в голове. Я закрыла глаза и заревела навзрыд, уткнувшись лицом в подушку.

* * *

Время шло. Моя комната превратилась в тюрьму. Ночью я лежала, не смыкая глаз, а днём ходила из угла в угол. Иногда смотрела в окно, но в нём был виден только двор и крыша общинной конюшни. Очередной день сменяла ночь, а потом вновь наступало утро. Я перестала ориентироваться во времени, часто плакала и стучала руками по деревянным стенам – никто меня не слышал, никто не откликался. Казалось, ещё немного, и я сойду с ума.

За окнами падал снег, зима быстро вступала в свои права. Иногда ночью за окнами так выли ветра, что, казалось, что дом не выдержит, сорвётся в воздух, и ветер закружит его в своём диком танце.

Дарья заходила ко мне по три раза в день: приносила еду, питьё и меняла ведро, в которое я справляла нужду. Я умоляла её выпустить меня, но она только молчала. Она бы никогда не ослушалась Ярослава, я это прекрасно понимала.

Я мучилась и переживала, не зная, что с Добромиром, в Общине он до сих пор, или Ярослав давно расправился с ним? Меня терзали страшные мысли. Каждый новый день был похож на пытку…

* * *

Однажды ночью я услышала слабый свист за окном. Как будто где-то рядом запела птица. Но какие птицы поют зимой? Я подошла к окну, постояла немного, всматриваясь в темноту. Никого не было.

И вдруг что-то стукнуло – кто-то кинул в стекло снегом. Сердце моё бешено забилось в груди. Я открыла ставни, стараясь не шуметь, и выглянула наружу настолько, насколько позволял большой живот. В темноте я увидела, что кто-то забирается наверх, цепляясь за деревянные выступы избы. Тёмная фигура была всё ближе и ближе. Я не испугалась. Только один человек был способен на такое.

Едва фигура мужчины достигла моего окна, я схватила его руки и помогла влезть внутрь. А потом жадно прильнула к его холодным губам. Это был Добромир. Мой Добромир… Живой и невредимый! Сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди от наполнившего его счастья.

Я прижалась к нему и целовала, не давая сказать что-либо. Пока он сам не вырвался из моих объятий и не прошептал:

– Любимая моя, милая моя! Как же я тосковал по тебе, – он взял моё лицо в свои ладони, – не бойся, я здесь, с тобой, я никому не позволю тебя обидеть.

– Мир, я чуть с ума не сошла от страха и волнения, я думала, тебя убили, – по моим щекам покатились слёзы. – Я не знаю, что происходит за стенами этого терема. Ярослав держит меня здесь, словно пленницу. Даже Всемире запрещено навещать меня.

– Я знаю. Поэтому и пришёл за тобой. Надо бежать, Ассира. Времени нет, одевайся.

– Как же мне выйти отсюда? Я не смогу спуститься по стене!

– Я приготовил лестницу. Она лежит под окном. Спустишься по ней.

Добромир снова залез на окно и быстро соскользнул вниз, в темноту.

Я прикрыла ставни, быстро скинула ночнушку, надела свитер, шерстяные чулки, сарафан. Повязала одну шаль на голову, а другую на плечи. Тулупа у меня в комнате не было, он висел в сенях. К счастью, в комнате были валенки. Я надела их и залезла на подоконник, нащупала ногами лестницу, которую уже установил Добромир, и осторожно начала спускаться вниз.

Едва я ступила на землю, Добромир схватил меня за руку и потянул за собой. Мы побежали к задним воротам, а оттуда – дальше по дороге. Там Добромира ждал его конь. Он отвязал его и помог мне забраться в седло.

Внезапно острая боль пронзила моё тело. Я охнула, схватилась руками за живот. Добромир посмотрел на меня с тревогой, и практически в тот же миг мы услышали голос Ярослава:

– Остановись, щенок! Ты не понимаешь, что делаешь. Я же убью тебя!

Живот снова скрутило, и эта боль была так сильна, что я согнулась пополам.

– Беги, Добромир. Похоже, роды начались.

Добромир осторожно ссадил меня с коня, и через минуту к нам подбежал Ярослав. В руках у него сверкнул кинжал. Со страшным, искаженным яростью лицом, он занёс кинжал над Добромиром, но тот успел перехватить его руку, кинжал выпал на землю, и мужчины, сцепившись,