Отвергнутая - Екатерина Валерьевна Шитова

он не отдаст свою дочь в жёны лесному колдуну. Сердце моё было разбито, но любовь всё равно продолжала точить его изнутри.

Я начал следить за ней. Ходил по пятам, а она меня не замечала. Потом не выдержал, поймал её как-то в лесу, возле болота, заключил в жаркие объятия, стал целовать. Кровь стучала в висках, в глазах темнело от её близости и цветочного запаха, исходившего от неё.

Всемила царапалась, как дикая кошка, вырывалась из моих объятий. Но я был крепок и силён. Я знал, что иду против её воли, но не смог преодолеть своего желания, которое так долго сдерживал. Только тёмные болотные духи и нави знали, насколько счастливым я стал в тот день, овладев ею силой.

– Ты отныне моя жена, – сказал я ей.

А она встала, посмотрела на меня заплаканными глазами, отряхнула платье и пошла прочь неровным шагом.

В следующий раз я подкараулил её в малиновых рощах. Она собирала какую-то траву и пела вполголоса. Я подкрался бесшумно сзади и схватил её. Она испугалась, задрожала, как осиновый лист, впилась пальцами в мои руки, но ей не под силу было высвободиться. Тогда я уже не чувствовал себя виноватым, ведь она уже принадлежала мне.

Но что-то страшное вдруг стало твориться в лесу: небо потемнело, словно наступила ночь. Огромная стая чёрных птиц налетела на меня. Птицы хлестали меня крыльями по голове, лицу, плечам. Острыми клювами они раздирали мне кожу, и кровь заливала глаза горячими струйками.

Я выпустил Всемилу, и она побежала прочь от меня. А её чёрные птицы летели за ней, готовясь снова вступить в бой, если я брошусь в погоню. Поцелуй, взятый силой, полынной горечью жёг мне губы. Всемила добежала до вершины пригорка, обернулась и замерла на мгновение.

– Никогда больше не бывать этому! – прокричала она, и голос её эхом разлетелся по лесу.

Взгляд её выражал ненависть и силу. Она стояла, как настоящая лесная богиня, волосы развевались на ветру, глаза сияли огнём. Потом она резко подняла руку вверх, и чёрные птицы взвились высоко в небеса, а затем исчезли, как будто их и не было.

Я мог тогда заставить её остановиться, наложить на неё одно из своих заклятий, но не сделал этого. Мне хотелось, чтобы она сама меня полюбила.

А потом случилась эта история со Змеем, когда она сама пришла в мою хижину в лесу, попросила помощи: бледная, беспомощная. И я помог: приютил, обогрел, дал ей пищу и кров. Я просил её любви, умолял, падал в ноги, но твоя мать была непреклонна. Она растоптала меня, словно гадкую жабу. Видите ли, она любила только одного-единственного человека и больше никого не могла полюбить.

– Веришь, что этот Змей, бросивший тебя, достоин твоей любви? – кричал я ей.

– Каждый достоин любви, даже если он Змей, – отвечала она сквозь слёзы.

Полынь, а не женщина! Я готов был убить её за то, что она такая неприступная, гордая, горькая. Мечтал схватить её за тонкую шею и задушить, но от этого моя страсть становилась всё сильнее и сильнее. Я возненавидел её. Душу наполнила адская смесь чувств: больной любви и неистовой ярости.

И тогда я сказал, что позволю ей остаться в моём доме при одном условии: она станет мне женой. Она не согласилась, и мне пришлось прогнать её назад, в лес…

Позже я раскаялся в этом, хотел вернуть её, думал, что она привыкнет ко мне, смирится, но, сколько не искал, не мог найти в лесу её следов. Мать-природа надёжно укрывала её от посторонних глаз, защищала её.

Я хотел забыть её, ушёл с головой в учения, отправился ещё дальше в леса, искал истину в таких местах, куда не ступала нога человека. А когда вернулся, узнал от знахарки Жданы о том, что Всемила вернулась в Общину, родила ребёнка и умерла.

Горю моему не было предела. Я любил её, Ассира. Пусть любовь моя была горькой, пусть она меня не любила, но это единственное счастье, которое было в моей жизни.

* * *

Странно слышать истории любви от людей, которые, на первый взгляд, не способны любить. Но каждому есть что сказать о любви. Велимир совсем не был похож на человека, которому чувство может затуманить разум, но он с такой страстью рассказывал о Всемиле, что она начала мне казаться неземной, недосягаемой, очень далёкой.

– Ты на неё очень похожа, Ассира. Но, одновременно, ты её противоположность. Ты земная и доступная. В тебе заложены силы, но ты не умеешь их использовать, они лишь тяготят тебя, мучают. Я хочу, чтобы ты передала их мне, вот и всё, что от тебя требуется.

Велимир немного помолчал, пригладил широкими ладонями седые волосы, а потом пристально посмотрел на меня. У меня мороз прошёл по коже от его взгляда. Он стал похож на чёрного ворона, готовящегося растерзать свою жертву.

– Всемира? Это она всё устроила? – спросила я.

– Можешь считать, что она. Твоя тётка – не истинная Пророчица. Она верит всему, что говорят ей духи, но даже не задумывается о том, что за духи с ней разговаривают.

Велимир засмеялся, а у меня все внутри оборвалось. Где найти веру в людей, если раз за разом они предают тебя?

– Всё-таки, мне иногда жаль тебя. Ты не виновата в том, что твой отец – Змей, – сказал Велимир, встал и положил свою ладонь мне на голову. И тогда я сбросила его руку и тоже встала:

– Мой отец – обычный человек. Он никого не брал силой, никогда не был подлецом. А вот ты истинный Змей. Я даже вижу чешую на твоей коже.

Велимир побледнел, а я вышла из комнаты, резко откинув тканую занавеску, висевшую в проходе.

* * *

Дни снова полетели, как птицы. Сменяли друг друга алые закаты и рассветы. Лютая зима нехотя уступила дорогу робкой весне, которая постепенно окрепла, расправила руки, взмахнула подолом яркого сарафана, согнала остатки снега с полей и лесов и украсила всё вокруг ароматными цветами и травами.

Всё это время я жила в доме колдуна Велимира в Северном лесу. Жила словно во сне, но при этом старалась запомнить каждое мгновение пробуждения природы.

У меня было такое чувство, что это я сама только-только родилась и вижу в первый раз мир вокруг себя. Хотя, правильнее сказать – в последний раз. И то, и другое добавляет остроты в жизнь. Здесь, на лоне нетронутой дикой природы, я уже вторую весну ощущала собственное перерождение, наблюдала, как жизнь