Тайная жизнь пчел - Сью Монк Кид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В полдень приехали «дочери Марии» и Отис, привезя с собой всевозможные блюда для стола в складчину, как будто мы не объелись до тошноты еще накануне. Они по очереди совали свои произведения в духовку для разогрева и стояли всей толпой в кухне, таская по кусочку кукурузные лепешки, которые жарила Розалин, нахваливая их и приговаривая, что это самые чудесные лепешки, какие им выпадало счастье пробовать, отчего Розалин раздувалась от гордости.
– Хватит уже трескать лепешки Розалин, – сказала им Джун. – Это нам на обед!
– Ой, да пусть едят на здоровье, – отмахнулась Розалин, чем поразила меня до глубины души, поскольку всегда шлепала меня по рукам, стоило попытаться отщипнуть хотя бы крошку до ужина. К тому времени как подъехали Нил и Зак, лепешек почти не осталось, а Розалин рисковала вот-вот улететь в стратосферу.
Я стояла, бесчувственная и неподвижная, как гипсовая фигура, в углу кухни. У меня было одно желание – уползти на четвереньках обратно в медовый дом и свернуться калачиком на кровати. Мне хотелось, чтобы все заткнулись и разъехались по домам.
Зак дернулся было ко мне, но я отвернулась и стала упорно смотреть на кухонную раковину. Краем глаза я видела, что Августа за мной наблюдает. Рот у нее был яркий и блестящий, словно намазанный вазелином, так что я поняла, что и она причастилась к лепешкам. Она подошла и прикоснулась рукой к моей щеке. Я сомневалась, что Августа уже знает о том, как я превратила медовый дом в зону катастрофы, но у нее был особый талант догадываться о происходящем. Возможно, так она давала мне знать, что ничего страшного не случилось.
– Я хочу, чтобы ты рассказала Заку, – сказала я ей. – О моем бегстве, о моей матери, обо всем.
– Разве ты не хочешь рассказать ему сама?
Мои глаза налились слезами.
– Не могу. Пожалуйста, сделай это!
Она покосилась в его сторону.
– Хорошо. Расскажу. Как только представится возможность.
Августа повела всех на улицу, чтобы провести последнюю часть церемонии Дня Марии. Мы торжественно вышли во двор, у всех «дочерей» масляно блестели губы. Джун уже ждала нас там, сидя на кухонном стуле и играя на виолончели. Мы собрались вокруг нее, свет солнца давил на нас, словно каменная плита. Джун играла музыку того рода, что врезается в душу, словно зубья пилы, вскрывая тайные камеры сердца и выпуская на свободу печаль. Слушая ее, я видела свою мать, сидящую в междугородном автобусе, уезжающую из Сильвана, и саму себя, четырехлетнюю, спящую в кроватке, еще не знающую, что́ меня ждет по пробуждении.
Музыка Джун превращалась в воздух, а воздух – в боль. Я покачивалась и старалась не вдыхать ее.
Какое было облегчение, когда Нил с Заком вышли из медового дома, неся Мадонну! Это отвлекло мои мысли от того несчастного автобуса. Они несли ее под мышками, как свернутый ковер, и цепи болтались и били по ее телу. Казалось бы, можно было снова погрузить ее на тележку – уж всяко достойнее, чем так тащить. Мало того, они ухитрились поставить ее прямо в центр муравейника, взбаламутив его обитателей, и нам всем пришлось скакать и прыгать, стряхивая муравьев с ног.
Парик Душечки, который она по неясным причинам именовала «париковой шляпкой», от этих скачков съехал на самые брови, поэтому нам пришлось подождать, пока она сбегает в дом и поправит его. Отис крикнул ей вслед:
– Я же говорил тебе, не надевай эту штуку! Сейчас слишком жарко в парике. Он скользит по твоей голове от пота.
– Если я хочу надеть свою париковую шляпку, я ее надену! – огрызнулась она через плечо.
– А то мы этого не знали! – буркнул он, глядя на нас так, словно все мы были на его стороне, тогда как на самом деле мы на сто процентов поддерживали Душечку. Вовсе не потому, что нам нравился ее парик – ничего страшнее вы в жизни не видели, – нам просто не нравилось, что Отис отдает ей приказы.
Когда все проблемы наконец решились, Августа сказала:
– Итак, вот они мы, а вот наша Мадонна.
Я окинула статую взглядом, гордясь ее новообретенной чистотой.
Августа прочла слова Марии из Библии:
– «Ибо отныне будут ублажать Меня все роды…»
– Благословенна будь, Мария, – перебила Вайолет. – Благословенна, благословенна будь, Мария. – Она смотрела в небо, и все мы задрали головы, гадая, не углядела ли она там Марию, спускающуюся сквозь облака. – Благословенна будь, Мария, – повторила она в последний раз.
– Сегодня мы празднуем Успение Марии, – сказала Августа. – Мы радуемся тому, что она очнулась от сна и вознеслась на небеса. И мы собрались здесь, чтобы вспомнить историю Мадонны в Цепях, напомнить себе, что эти цепи никогда не могли ее удержать. Мадонна каждый раз освобождалась от них.
Августа взялась за цепь, обмотанную вокруг черной Марии, и размотала одну ее петлю, после чего передала конец цепи Душечке, которая размотала следующий виток. Каждый из нас получил возможность размотать свой кусок цепи. Помню лязг, с которым она, разматываясь, оседала кучей у ног Марии, и этот звук, казалось, подхватил слова, произнесенные Вайолет: Благословенна, благословенна, благословенна, благословенна.
– Мария восстает, – говорила Августа, ее голос сгустился в громкий шепот. – Она возносится к своим высотам.
«Дочери» подняли руки. Даже руки Отиса и те взметнулись в воздух.
– Наша Мать Мария не будет повержена и скована, – продолжала Августа. – Как не будут повержены и скованы ее дочери. Мы восстанем, «дочери»! Мы… восстанем!
Джун наяривала смычком по струнам. Мне хотелось поднять руки вместе со всеми, услышать голос, несущийся ко мне с неба, говорящий: Ты восстанешь, – ощутить, что это возможно. Но они висели по бокам безвольными плетями. Я чувствовала себя маленькой и презренной, брошенной. Стоило мне закрыть глаза, как передо мной появлялся междугородный автобус.
«Дочери» стояли, воздев руки, и от этого возникало ощущение, будто они возносятся вместе с Марией. Затем Августа достала из-за стула Джун банку с медом «Черная Мадонна», и то, что она начала с нею делать, вернуло всех и вся с небес на землю. Она отвинтила крышку и опрокинула банку над головой Мадонны.
Мед потек по лицу Марии, по ее плечам, по складкам ее платья. К сгибу локтя Богородицы пристал кусочек медовых сот.
Я посмотрела на Розалин, словно говоря: Ну вот, отлично, мы все утро отчищали ее от меда, а теперь они намазывают его снова.
