Божественная комедия - Данте Алигьери

       И вверх к различным высотам всплыла,

       Как Солнце, их возжёгшее, судило.

106 Когда она недвижно замерла, —

       В той огненной насечке, ясно зримы,

       Возникли шея и глава орла.

109 Так чертит мастер неруководимый;

       Он руководит, он даёт простор

       Той силе, коей гнезда сотворимы.

112 Блаженный сонм, который до сих пор

       В лилее М[1506] не ведал превращений,

       Слегка содвигшись, завершил узор.[1507]

115 О чистый светоч![1508] Свет каких камений,

       И скольких, мне явил, что правый суд

       Нисходит с неба, в чьей ты блещешь сени!

118 Молю тот Разум, где исток берут

       Твой бег и мощь, взглянуть на клубы дыма,

       Которые твой ясный луч крадут,[1509]

121 И вновь разгневаться неукротимо

       На то, что местом торга сделан храм,

       Из крови мук возникший нерушимо.

124 О рать небес, представшая мне там,

       Молись за тех, кто бродит, обаянный

       Дурным примером, по кривым путям!

127 В былом сражались, меч подъемля бранный;

       Теперь — отнять стараясь где-нибудь

       Хлеб, любящим Отцом всем людям данный.[1510]

130 Но ты, строчащий, чтобы зачеркнуть,[1511]

       Знай: Пётр и Павел, вертоград спасая,

       Тобой губимый, умерли, но суть.

133 Ты, впрочем, скажешь: "У меня такая

       Любовь к тому, кто одиноко жил

       И пострадал, от плясок умирая,

136 Что и Ловца и Павла я забыл".[1512]

ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

1 Парил на крыльях, широко раскрытых,

     Прекрасный образ и в себе вмещал

     Веселье душ, в отрадном frui[1513] слитых.

4 И каждая была как мелкий лал,

     В котором словно солнце отражалось,

     И жгучий луч в глаза мне ударял.

7 И то, что мне изобразить осталось,

     Ни в звуках речи, ни в чертах чернил,

     Ни в снах мечты вовек не воплощалось.

10 Я видел и внимал, как говорил

      Орлиный клюв, и "я" и «мой» звучало,

      Где смысл реченья «мы» и «наш» сулил.

13 "За правосудье, — молвил он сначала, —

      И праведность я к славе вознесён,

      Для коей одного желанья мало.

16 Я памятен среди земных племён,

      Но мой пример в народах извращённых,

      Хоть и хвалим, не ставится в закон".

19 Так пышет в груде углей раскалённых

      Единый жар, как были здесь слиты

      В единый голос сонмы просветлённых.

22 И я тогда: "О вечные цветы

      Нетленной неги, чьи благоуханья

      Слились в одно, отрадны и чисты,

25 Повейте мне, чтоб я не знал алканья,

      Которым я терзаюсь так давно,

      Не обретая на земле питанья!

28 Хоть в небесах другой стране[1514] дано

      Служить зерцалом правосудью бога,

      Оно от вашей не заслонено.

31 Вы знаете, как я вам внемлю строго,

      И знаете сомненье[1515], тайных мук

      Моей душе принёсшее столь много".

34 Как сокол, если снять с него клобук,

      Вращает голову, и бьёт крылами,

      И горд собой, готовый взвиться вдруг,

37 Так этот образ, сотканный хвалами

      Щедротам божьим, мне себя явил

      И песни пел, неведомые нами.

40 Потом он начал: "Тот, кто очертил

      Окружность мира, где и сокровенный,

      И явный строй вещей распределил,

43 Не мог запечатлеть во всей вселенной

      Свой разум так, чтобы её предел

      Он не превысил в мере несравненной.

46 Тот первый горделивец, кто владел

      Всем, что доступно созданному было,

      Не выждав озаренья, пал, незрел.[1516]

49 И всякому, чья маломощней сила,

      То Благо охватить возбранено,

      Что, без границ, само себе — мерило.

52 Зато и наше зренье, — а оно

      Лишь как единый из лучей причастно

      Уму, которым все озарено, —

55 Не может быть само настолько властно,

      Чтобы его Исток во много раз

      Не видел дальше, чем рассудку ясно.

58 И разум, данный каждому из вас,

      В смысл вечной справедливости вникая,

      Есть как бы в море устремлённый глаз:

61 Он видит дно, с прибрежия взирая,

      А над пучиной тщетно мечет взгляд;

      Меж тем дно есть, но застит глубь морская.

64 Свет — только тот, который восприят

      От вечной Ясности; а все иное —

      Мрак, мгла телесная, телесный яд.

67 Отныне правосудие живое

      Тебе раскрыл я и вопрос пресёк,

      Не оставлявший мысль твою в покое.

70 Ты говорил: "Родится человек

      Над брегом Инда; о Христе ни слова

      Он не слыхал и не читал вовек;

73 Он был всегда, как ни судить сурово,

      В делах и в мыслях к правде обращён,

      Ни в жизни, ни в речах не делал злого.

76 И умер он без веры, не крещён.

      И вот, он проклят; но чего же ради?

      Чем он виновен, что не верил он?"

79 Кто ты, чтобы, в судейском сев наряде,

      За много сотен миль решать дела,

      Когда твой глаз не видит дальше пяди?

82 Все те, чья мысль со мной бы вглубь пошла,

      Когда бы вас Писанье не смиряло,

      Сомненьям бы не ведали числа.

85 О стадо смертных, мыслящее вяло!

      Благая воля изначала дней

      От благости своей не отступала.

88 То — справедливо, что созвучно с ней;

      Не привлекаясь бренными благами,

      Она творит их из своих лучей".

91 Как аист, накормив птенцов, кругами,

      Витая над гнездом, чертит простор,

      А выкормок следит за ним глазами,

94 Так воспарял, — и так вздымал я взор, —

      Передо мною образ благодатный,

      Чьи крылья подвигал такой собор.

97 Он пел, кружа, и молвил: "Как невнятны

      Тебе мои слова, так искони

      Пути господни смертным непонятны".

100 Когда недвижны сделались огни

       Святого духа, все как знак чудесный,

       Принёсший Риму честь в былые дни,[1517]

103 Он начал вновь: "Сюда, в чертог небесный,

       Не восходил не веривший в Христа

       Ни ранее, ни позже казни крестной.

106 Но много и таких зовёт Христа,

       Кто в день возмездья будет меньше prope[1518]

       К нему, чем те, кто не знавал Христа.

109 Они родят презренье в эфиопе,

       Когда кто здесь окажется, кто — там,

       Навек в богатом или в нищем скопе.[1519]

112 Что скажут персы вашим королям,

       Когда листы раскроются для взора,

       Где полностью записан весь их срам?

115 Там узрят, средь Альбертова позора,

       Как пражская земля разорена,

       О чём перо уже помянет скоро;[1520]

118 Там узрят, как над Сеной жизнь скудна,

       С тех пор как стал поддельщиком металла

       Тот, кто умрёт от шкуры кабана;[1521]

121 Там узрят, как гордыня обуяла

       Шотландца с англичанином,[1522] как им

       В своих границах слишком тесно стало.

124 Увидят, как верны грехам земным

       Испанец и богемец,[1523] без печали

       Мирящийся с бесславием своим;