Молодая кровь - Джон Килленс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слушая его, Роб на миг перестал злиться, а тут еще подошли двое белых с огромными чемоданами, и Хэк схватил один, а Роб — другой. И опять все завертелось по-прежнему. Уже отходя от Роба, Хэк ухмыльнулся и спросил:
— Ну как, отвалил тебе мистер Бэдкок кучу денег на чай? Как он там в своем восемьсот тридцать первом?
Когда Роб кончил работу в восемь часов вечера и спустился в подвал, где находилась раздевалка для негров, там уже собрались все коридорные дневной смены, поджидая его.
— Ну, как поживает мистер Бэдкок из восемьсот тридцать первого? — полюбопытствовал Бру Робинсон. — Сволочной дядя — так мне показалось, когда я с ним в прошлом году познакомился.
Роб ничего не ответил и начал стаскивать с себя форму.
— Я вспоминаю, как я первый раз обслуживал этого старика Бэдкока двадцать четыре года назад, — зубоскалил Хэк Доусон. — Вот уж идиот, так идиот. Поверь, дал мне на чай стодолларовую бумажку. Только беда: доллары-то были конфедерации.[26]
Слушатели хохотали, топая ногами от удовольствия.
Элмо Томас подмигнул Робу.
— Эй, вы, оставьте моего дружка в покое! — сказал он и, быстро выйдя из раздевалки, поспешил наверх.
— Как тебя звать, сынок? — спросил лифтер.
— Роб Янгблад.
Старик зашнуровал башмаки и выпрямил спину.
— Как бы вам, ребята, не пришлось раскаяться. Лучше оставьте в покое Янгблада. Я сегодня понял, какой это порох, когда вез его с восьмого этажа. Боялся, что он меня поколотит в лифте.
Раздался смех. Роб посмотрел на старика и тоже улыбнулся.
Бру Робинсон подошел к скамейке, на которой сидел Роб.
— Элмо и ребята ничего дурного не замышляли, — сказал он. — Здесь каждого новичка так разыгрывают. А ты, брат, плюнь и разотри!
Роб посмотрел на Бру, потом на остальных и подумал — хорош он, наверно, был там, на восьмом этаже, когда разыскивал мистера Бэдкока в несуществующем номере, вспомнил, как он волновался и дрожал, как испугался той белой женщины, по имени Ливония, и эта затея совсем не показалась ему смешной, но все-таки он не удержался от смеха.
— Ступай ты к дьяволу, чтоб глаза мои тебя не видели! — сказал он Бру Робинсону и продолжал одеваться, не обращая внимания на болтовню ребят. Они неторопливо собирались, отдыхая после двенадцатичасовой смены.
— Сколько заработал чаевых сегодня, Янгблад? Роб замялся.
— Доллар двадцать пять, — пробормотал он. На самом деле у него было девяносто пять центов. Он только что подсчитывал в вестибюле.
— Доллар двадцать пять! Ишь ты! — воскликнул кто-то.
— Небось попали к тебе сегодня одни только важные гады из Джорджии! — заметил Бру Робинсон. — Вот чего я терпеть не могу — надеяться на эти чаевые, чтобы заработать себе на хлеб. Вечно ждать чьих-то подачек. И зависеть от того, понравится ли крэкеру, как ты ему улыбнулся.
— Типичный негр! Всегда недоволен! — сказал Хэк Доусон. — Разве ты забыл, что, кроме чаевых, ты и от хозяина получаешь целых три доллара каждые две недели. Сколько же тебе еще надо?
Все так и покатились со смеху. Эллис Джорден — пожилой «малый» поинтересовался:
— Бру, где же твой сменщик? До сих пор не пришел. Ты знаешь, кого я имею в виду: закадычного дружка Талмеджа.[27]
В этот момент в раздевалку вбежал Гас, и Бру Робинсон воскликнул:
— Эй, берегитесь все! Грядет он, наш единственный, только с маленьким опозданием!
— Вот именно, — сказал Жирный Гас, стаскивая куртку и подбегая к шкафчику. Роб молча наблюдал за ним.
Гас снял с себя одежду и остался в одном белье.
— Ну, что новенького сообщил тебе губернатор? — спросил Эллис Джорден.
— Не задерживайте толстозадого! — подмигнув Гасу, заметил Бру Робинсон. — Сам Талмедж ему не поможет, если мистер Огл даст ему ума с заднего двора. — Между собой негры называли владельца гостиницы мистером Оглом, хотя фамилия его была Отис Холлоуэй.
— Мистер Огл не боится меня, и будь я проклят, если я его боюсь! — заявил Жирный Гас, посмотрев на Бру. Потом он перевел взгляд на Роба и сначала даже не узнал его.
— Вот это здорово! — воскликнул он, вытаращив глаза от удивления и подбегая к Робу. — А ты здесь за каким чертом?
Роб посмотрел на Гаса и улыбнулся. Теперь Гас вовсе не был жирным — вырос, куда и жир девался! Но и худым его не назовешь. Плотный, коренастый парень.
— А ты как думаешь, за каким? За тем же, что и ты.
— Вот это здорово! — повторил Гас. — И ты, значит, здесь работаешь? Вот так фокус! — Гас повернулся к остальным коридорным. — Имейте в виду, это мой самый лучший друг. Чтоб никто не смел его задевать! Если вы сами не начнете заварухи, все будет спокойно.
— А я-то думал, что твой самый лучший друг — Юджин Талмедж, — пошутил Эллис.
— Да, да, я и забыл вам кое-что рассказать об этом малом из Атланты! — дурачился Гас.
Негры, смеясь, окружили его.
— Ты бы лучше поторапливался! — посоветовал ему Роб.
— Ладно уж, — сказал Гас, — пускай радуются, что я вообще пришел! — Он начал доставать из шкафчика форму, не переставая зубоскалить. — Ну так вот, старику Юджину надоело, что Роб Янгблад и разные негры в Нью-Йорке, в Чикаго и других местах вечно жалуются на него, мол, он сукин сын, и в Джорджии вообще плохо обращаются с цветными. Так вот, старик Юджин арендовал себе радиостанцию на час, чтобы транслировать на всю Америку, нет, не только на Америку — на весь мир…
Негры засмеялись, опасливо косясь на дверь. Жирный Гас на минуту перестал одеваться.
— Ну вот, — продолжал он, — Талмедж отправился в какую-то лесную глухомань, в болота, как это называется — Вонючая Нелли, что ли… штат Джорджия…
— Это хорошо — Вонючая Нелли! — расхохотался Эллис, и все вторили ему.
— Ну вот, Юджин разыскал там одного старого бедняка негра, связал его и привез с собой в Атланту. Объяснил этому негру, что он должен подойти к микрофону и рассказать всему миру, чтобы услыхал президент Рузвельт и весь народ, конечно, как хорошо обращаются с неграми в штате Джорджия. А когда он кончит говорить, его, мол, развяжут и посадят за стол и накормят так, чтоб он наелся, как никогда еще не наедался, и напоят так, как никогда он еще не напивался. Ну вот, привезли старика на радиостанцию, диктор представил его публике, а он, бедняга, стоит перед микрофоном — как воды в рот набрал. Ему шепчут, шепчут, шепчут, подсказывают, чтоб он начал говорить, как ему хорошо живется. А один из губернаторских прихвостней схватил его руки и давай крутить. Тут уж наконец бедный негр поневоле раскрыл рот. И знаете, что он крикнул в микрофон? «Спасите!»
Все хохотали, пристукивая ногами от удовольствия, а Роб так смеялся, что даже живот заболел.
— Ох, парень, больно ты строг к своему приятелю Талмеджу! — сказал Эллис.
Дверь раздевалки открылась, и смех сразу стих. Вошел дьякон Дженкинс.
— Гас, беги скорей в вестибюль! Ты уж и так опоздал на четверть часа. Не хочешь работать — скажи прямо.
— Ладно, не волнуйтесь, — ответил Гас. — Не успеет кошка лизнуть свой хвостик, я уже буду наверху.
Дьякон Дженкинс буркнул что-то себе под нос. Дождавшись, пока Гас оденется, он вышел вслед за ним из раздевалки, но задержался на пороге и сказал Робу:
— Подожди меня здесь, Лилипутик. Я сейчас вернусь.
— Слушаюсь, дьякон Дженкинс.
— Старик Лерой слишком придирается к Гасу, — заметил Бру Робинсон, когда закрылась дверь.
— Такая уж у него работа, — возразил Вилл Тернер.
Дверь раздевалки снова распахнулась, и вошел невысокого роста белый.
— Ну как, ребята, поживаете? — дружелюбно спросил он. — Все в порядке сегодня?
— Все отлично, мистер Бэйкер, — ответил за всех Вилл Тернер.
Рой Бэйкер был шеф-поваром в дневную смену.
Мистер Бэйкер обвел глазами раздевалку и остановил взгляд на Робе, и тому вдруг стало трудно дышать.
— Ты новичок, малый, да?
Роб промямлил какую-то фразу и принялся шарить в своем шкафчике, будто что-то потерял. Этак всю жизнь будешь малым, никогда мужчиной не станешь!
— Значит, это ты ездил на Север, в Нью-Йорк, да? Небось всем уже успел рассказать?
Роб не ответил. У него было такое ощущение, будто он попал в раскаленную печь.
— Говорят, там негры запросто ходят по улицам с белыми женщинами и всякое такое. Это правда, малый?
Дрожащей рукой Роб запер свой шкафчик.
— Да ты что, немой? Расскажи нам, как там в Нью-Йорке! — добродушным тоном сказал белый.
Роб опять ничего не ответил. Он шагнул мимо белого и вышел из комнаты. Все коридорные потянулись за ним. Один только Вилл Тернер сказал:
— Спокойной ночи, мистер Бэйкер! Кто-то ведь должен был это сказать!
— Пока, ребята! Как-нибудь все-таки соберемся вместе и потолкуем про Нью-Йорк!
ГЛАВА ВТОРАЯ