Башни земли Ад - Владимир Свержин

Время и люди не пощадили величественный храм Ахилла Понтахра — покровителя мореходов. Уже в обозримом прошлом камень руин храма был использован для строительства маяка. Но до того святоши христианские, а затем — мусульманские с пеной у рта пытались сокрушить языческое святилище и выжечь из людской памяти даже упоминание о нем. Их попытки не увенчались успехом. Более того, к старым легендам прибавились новые. О сокровищах острова.

Еще бы: несколько веков год за годом сюда привозились драгоценные подношения купцов, пиратов, навархов. Куда-то же все это делось?! Одни легенды утверждали, что во времена насаждения христианства в Кераме некий ревностный прихожанин решил снарядить корабль за сокровищами и преподнести их в дар церкви. Но стоило груженому кораблю отойти от берега, как налетевший шквал разбил судно. А дальше уже Фетида позаботилась об имуществе сына.

По другой версии Ахилл и сам прекрасно справился с охраной накопленных богатств. На глазах у не в меру ревностного христианина монеты, кубки, драгоценные каменья вдруг ушли сквозь толщу скалы, как дождь в песок. И по сей день они лежат в глубине одной из карстовых пещер, ожидая того, кого Ахилл благосклонно сочтет наследником сокровищ. Обе легенды сходились в одном: вышедший из Херсонеса корабль больше никогда обратно не вернулся.

— Многомудрый дервиш, — обратился к Хасану капитан, — дальше подходить опасно. Мы спустим лодку, я дам тебе двух матросов.

— Не стоит. Я отправлюсь сам. Спускайте лодку.

— Но деньги? Там увесистый мешок. Выкуп, дары эмиралу, его капитанам.

— Пусть все это пока останется здесь.

— Ты не боишься, достопочтенный, что я сбегу с такими-то деньжищами?

— Не боюсь. Если ты сбежишь, охоту за твоей головой, не сговариваясь, начнут Тимур, император и этот эмирал. В чьи бы руки ты ни попал, прольешь слез и крови больше, чем монет в мешке.

Капитан молча поклонился и, отойдя, скомандовал:

— Шлюпку на воду, негодяи, пошевеливайтесь!

Глава 20

«Если вы хотите, чтобы вам поверили, придайте правде невероятный характер».

В незапамятные времена императору Священной Римской империи вдруг среди ночи понадобилось кольцо святого Маврикия. Самые дотошные историки не могут сказать, отчего вдруг у него возникла такая надобность. Может, собирался монарх похвастаться драгоценной святыней перед соседом, а может, планировал излечить неведомую хворь. Поскольку реликвия хранилась в спальне императрицы, государь отослал за ней племянника, Бертольда. Тихо, чтобы не разбудить государыню, юноша прокрался в ее покои и начал шарить в темноте в поисках святыни. Перстень все никак не находился, и тут вдруг пальцы юноши нащупали чьи-то всклокоченные волосы. В первый миг Бертольд испугался: уж не согрешил ли он, неосторожно прикоснувшись к императрице, но быстро сообразил, что волосы ее величества не могут быть столь жесткими и расти из подбородка. Он вцепился в бороду и из всей своей немалой силушки поволок чужака на свет божий. Имени незадачливого посетителя опочивальни ее величества история не сохранила. Известно лишь, что с головой он расстался как вор и злодей.

В награду за подобную находчивость император даровал племяннику Нижнюю Бургундию — ныне княжество Савойя и графство Пьемонт.

Название Савойя происходит от латинского наименования ели. Но местные летописцы, не удовлетворившись столь прозаичным объяснением, подыскали другое, более звучное: Salva Via — путь спасения. Учитывая тот факт, что во владении хозяев Нижней Бургундии и впрямь находились важнейшие альпийские перевалы, подобное объяснение вполне имело право на существование.

Князь Амадей VIII, женатый на младшей сестре Жана Бесстрашного, весьма любезно встретил кортеж, а увидев Анну Венгерскую, немедля вызвался сопроводить гостей до южной границы своих владений.

Летнею порой горные перевалы поражали нереальной живописностью, которая вдохновляла очаровательную принцессу любоваться пейзажами, Кристофа — делать наброски, посланцев далекого пресвитера Иоанна заодно с римским понтификом — внушать потомку находчивого Бертольда мысль о необходимости примкнуть к крестовому походу. Впрочем, сделать это оказалось довольно просто.

Дед нынешнего правителя, прозванный Зеленым графом за пристрастие к этому цвету, числился среди первейших и отважнейших крестоносцев. Отец — Красный граф, получил свое прозвание за пятна крови, неизменно украшавшие его доспехи. Его ратная слава гремела по всей империи, по итальянским княжествам и, вероятно, могла бы распространиться гораздо дальше, когда бы не внезапная смерть во время охоты. Юному Амадею не терпелось приобщить свое имя к героическому списку и увенчать чело лаврами воинской славы.

Анна Венгерская, прекрасная, молчаливая и величественная, явила собой для графа превосходный объект для куртуазной рыцарской любви, не предполагающей взаимности, с полным набором причитающихся знаков внимания: балладами, воздыханием под окном в ночном саду и непременными подвигами. А чем не подвиг — выступить против нехристей-мусульман и, к чести доблестных предков, вернуться с победой.

Остановившись в итальянских предгорьях в Пьемонте, Амадей заикнулся было о том, чтобы устроить рыцарский турнир в честь Дамы возвышенных грез, но та отвергла его начинание, недвусмысленно заявив, что для доблестных воителей сейчас есть куда более разумное применение своих умений и сил, нежели схватки друг с другом. Амадей со вздохом был вынужден согласиться.

И все же, как ни спешили посланцы его святейшего величества, кортежу пришлось сделать двухдневный привал на границе с владениями герцогов Мантуанских.

Дорога через горы сама по себе оказалась непростой. Для громоздкого дома на колесах путь стал тяжким испытанием. Лишенная рессор неуклюжая постройка так заунывно скрипела при движении, что пришлось менять все оси, колеса и делать полный техосмотр этого необычного транспортного средства.

Не тратя времени попусту, Кристоф взялся за кисть. Вальдару с Лисом не без труда удавалось заставить юношу заниматься тем, чем подобает заниматься достойному оруженосцу славного рыцаря. Улучая всякий удобный момент, де Буасьер спешил к венгерской красавице, силясь как можно более впечатляюще передать на холсте ее прекрасный образ.

Тяготясь вынужденной передышкой, Камдил рассказывал о далеком царстве за морями и горами, о грозном и безжалостном Тимуре, строящем на берегах кровавых рек башни из человеческих голов.

— …Думаю, мне удастся внушить его святейшеству, что столь обширные и богатые земли давно уже заслуживают герцогского статуса, — внушал Балтасар Косса сидящему рядом Амадею Пьемонтскому, — если ваша преданность Христову делу и матери нашей церкви останутся неизменными, мы с вами легко докажем, что вы заслуживаете большего, чем графский титул.