Конан, варвар из Киммерии - Роберт Говард

Внезапно киммериец услышал легкий шелест и насторожился, предчувствуя леденящую кровь опасность. Что-то, шурша, скользило по камню. Холодный пот выступил на лбу Конана, когда в круге бледного света он увидел нечто неопределенное, но колоссальное и устрашающее. Создание выпрямилось, слегка покачиваясь, в темноте блеснули желтые глаза. Мерзкая треугольная голова появилась перед его вытаращенными от ужаса глазами, из тени возникли чешуйчатые кольца невиданных размеров рептилии.

Такой змеи Конан и представить себе не мог: не менее восьмидесяти футов длины, с заостренным хвостом и треугольной, с лошадиную, головой. Чешуя холодно светилась, белая, как лед. Эта змея, конечно, родилась в темноте, однако ее глаза все отлично видели. Она свивала свои кольца прямо перед пленником, голова на изогнутой шее покачивалась в нескольких сантиметрах от его лица, раздвоенный язык почти касался губ Конана, высовываясь и прячась, отвратительный запах чудовища вызывал тошноту. Огромные желтые глаза жгли Конана, и он смотрел в них, не отрываясь, как волк в западне. Он боролся с желанием схватить мощными руками шею чудовища — здесь, под челюстью. С силой, превосходящей понимание цивилизованного человека, он раздавил однажды затылок питона в страшной борьбе на берегах Стигии — в те времена, когда еще был корсаром. Но эта змея была ядовита: он видел громадные, длиною в фут, клыки, изогнутые, как турецкая сабля, с них стекала бесцветная жидкость. Он инстинктивно чувствовал, что она смертельна. Может быть, ему и удалось бы раздавить этот треугольный череп, страх удвоил бы его силы, но он знал, что при малейшем движении чудовище ударит, как молния.

На что он надеялся, оставаясь абсолютно недвижным? Он не руководствовался разумом: ведь разум сказал бы ему, что он только отодвигает смерть. Стоит раздразнить змею, и она кинется на него!

Змея вытянулась во всю свою длину и высоко подняла голову, рассматривая факел. Капля яда упала на голое бедро Конана — словно раскаленное железо обожгло его. Нестерпимая боль пронзила мозг Конана, но ни один мускул его не дрогнул.

«Рубец останется до самой смерти», — мелькнула бесполезная мысль.

Змея покачивалась над ним, ожидая, когда вспыхнет искра жизни в этом неподвижном теле. Но вдруг лязгнула железная дверь, невидимая в темноте.

Змея, недоверчивая, как все змеи, в тот же миг скрылась во мраке. Дверь отворилась, решетка исчезла. Огромный черный силуэт двинулся к Конану. Вот он вошел в круг света от факела, и король увидел перед собой совершенно голого негра, державшего в одной руке шпагу, а в другой — связку ключей. Негр обратился к нему на языке побережья, и Конан ему ответил: он знал этот язык с тех самых пор, как пиратствовал на берегах Куша.

— Много лет я мечтал встретиться с тобой, Амра, — сказал негр, называя Конана именем, под которым его знали кушиты: Амра — Лев. Белые зубы на черном лице сверкнули в улыбке. — Я решился на многое, чтобы увидеть тебя. Посмотри, вот ключи от твоих оков!

— Я украл их у Шукели. Сколько ты дашь за них? — И он побренчал ключами перед носом Конана.

— Десять тысяч золотом, — быстро ответил Конан.

— Мало! — вскричал негр. — Слишком мало за тот риск, которому я подвергаюсь. Из темноты могут вылезти собаки Тзоты и сожрать меня, и, если Шукели заметит, что я украл ключи, он повесит меня… Ну, сколько дашь?

— Пятнадцать тысяч золотом и дворец в Пуатоне, — пообещал Конан.

Негр зарычал и затопал ногами в пароксизме варварской радости.

— Больше! — кричал он. — Я хочу больше! Что ты мне дашь?

— Ах ты, черная собака! — взревел Конан с вспыхнувшей яростью. — Будь я свободен, я бы тебя раздавил! Не послал ли тебя Шукели, чтобы поиздеваться надо мной?

— Шукели ничего не знает, белый человек. — Негр заглянул в глаза Конану.

— Я тебя знаю давно, с того самого дня, когда был вождем свободного народа! А потом стигийцы увезли меня и продали на север. Ты забыл разграбление Абубы, когда твои морские волки вторглись туда? Перед дворцом короля Аджаги ты убил моего брата, а я убежал. Теперь я требую у тебя цену крови, Амра!

— Освободи меня, и я заплачу тебе твой вес в золотых слитках, — буркнул Конан.

Налитые кровью глаза негра дико сверкнули. Зубы ослепительно блестели при свете факела.

— Ты такой же, как все вы, белые собаки. Но для черного человека золото никогда не оплатит кровь. Цена, которую я требую — это твоя голова!

Последнее слово прозвучало безумным криком, и мрачное эхо вернуло его. Конан застыл, оцепенев: неужели его зарежут, как барана? И вдруг над плечом негра он увидел что-то, раскачивающееся в темноте.

— Тзота никогда ничего не узнает, — хохотал негр. Он упивался своим триумфом, был опьянен своей ненавистью, и не мог почувствовать смерть, стоявшую уже за плечами. — Он не скоро спустится в подземелье, а к тому времени демоны уже вытащат твои кости из цепей, Амра! А у меня будет твоя голова!

Он расставил огромные ноги и поднял массивную шпагу. Крепкие мышцы перекатывались под черной кожей, блестели под светом факела. В ту же секунду гигантская тень сзади него выпрямилась и ударила…

Звук удара эхом отозвался в подземелье. Толстые губы негра раскрылись от боли, но ни одного звука не вырвалось из них. Удар треугольной головы отбросил черное тело в конец коридора; извивающаяся масса скользнула за ним, обвила его сверкающими белыми кольцами, и Конан услышал страшный хруст костей. Шпага и ключи выпали из рук негра, связка лежала теперь у самых ног Конана.

Он хотел наклониться, но цепь оказалась слишком короткой. Задыхаясь от диких ударов сердца, Конан сбросил сандалию, подцепил ключи пальцами ноги, а затем поднял ногу и жадно схватил связку, едва удержавшись от торжествующего крика.

Еще минута — и он свободен. Конан подобрал шпагу, огляделся. Глаза его встретили темноту, в которой змея волокла что-то раздробленное, ничем уже не напоминающее человеческое тело. Конан повернулся к открытой двери. Несколько шагов, и он уже на пороге, но под сводами раздался резкий смех, решетка с шумом захлопнулась, и упала тяжелая щеколда. Сквозь брусья он увидел ухмыляющуюся физиономию: евнух вовремя хватился своих ключей. Но как же он не заметил шпаги в руках пленника? Безбожно бранясь, с быстротой кобры Конан метнулся к евнуху. Широкое лезвие просвистело между брусьями, и смех Шукели превратился в хрип. Евнух согнулся пополам и упал, схватившись за живот, откуда вылезали внутренности.

Конан даже застонал от удовольствия. Однако он оставался пленником. Что толку в ключах, если замок открывается только снаружи? Его ловкие пальцы сказали ему, что брусья тверже шпаги: если он попытается перерубить их, то лишь сломает свое единственное оружие. Но он увидел метки вдоль этих мощных брусьев, метки, похожие на укусы, и с дрожью подумал, какие же чудовища так страстно атаковали этот барьер?.. Ничего не поделаешь: надо искать другой выход. Взяв факел, он углубился в коридор, держа в другой руке шпагу. Ни змеи, ни ее жертвы… Только длинная борозда крови на плитах.