Девушка выбирает судьбу - Утебай Канахин

Перейдя на другую сторону высоты, комбат взял бинокль и принялся осматривать лежащую к западу белую степь с чернеющими лесками и перелесками. Никакого движения не было заметно у немцев, и это угнетало людей.

— Да, комсорг, все еще впереди, — задумчиво сказал Захаров, опуская бинокль. — Слишком легко нам досталась она…

С трех сторон могли немцы атаковать высоту, а отступать некуда. Путь к своему фронту отрезан блокированными ими же самими дотами. В случае отступления, немцы начнут расстреливать их в спину. Да и не может идти речь ни о каком отступлении. Приказ был — держаться и ждать своих…

К ним подошел командир второй роты, занимавшей этот участок обороны, маленький черноусый украинец.

— Так что ничего не видно, товарищ капитан, — сказал он, покачав головой. — И они нас не видели, когда мы ползли…

— Да, в этих лесочках не то что батальон, а дивизию при умении можно спрятать!

— Эх, минометов бы сюда, никого бы не подпустили к высотке!

Немцы, по-видимому, приняли сначала батальон за какую-то разведгруппу, завязавшую бой для выяснения расположения огневых средств на господствующей над местностью высоте. Этим, как видно, и объяснялась их инертность вначале. Но теперь у них не должно было оставаться сомнений в том, что высота занята советскими войсками. Вот сколько этих войск и с какой стороны они произвели атаку, немецкий штаб не знал. Во всяком случае, по его представлениям, высоту должны были атаковать не менее двух полков при поддержке танков и артиллерии. И, чтобы выбить их оттуда, необходимы соответствующие силы. Часам к десяти утра за дальним лесом было замечено движение танковой колонны. В ней насчитывалось более двадцати машин. А в батальоне, кроме противотанковых ружей и гранат, ничего не было. Но начало контратаки положили не танки. Видимо не предполагая, что три дота находятся еще в их руках, немцы подвергли высоту массированному налету пикирующих бомбардировщиков…

Они вывалились из-за синих туч, как степные коршуны, и в ушах заломило от жуткого воя. Высота содрогнулась, заходила от бомбовых разрывов, но автоматчики на этот раз не понесли значительных потерь. Бомбы, в основном, падали на выделяющиеся на снежном фоне серые доты. Один из них взлетел на воздух, и долго еще падали на снег обломки бетона.

Зато второй заход пришелся по траншеям, и вскоре вся высота была словно вспахана гигантским плугом. Не успели улететь самолеты, как заговорила тяжелая артиллерия и минометы. Немцы определенно считали, что высотой овладели крупные советские воинские подразделения. Сорок минут продолжался артобстрел, а потом из леса поползли танки — один, второй, третий. Да, не менее тридцати танков шло на высоту, а сзади двигалась пехота в черных мундирах! Эсэсовцы!..

Лейтенант Ескараев поднял голову, посмотрел по сторонам. Снега нигде не было. Черный дым и пыль от разбитых дзотов стояли над траншеей. В ушах была какая-то гулкая пустота… Обходя мертвых, он двинулся направо по траншее. Оставшиеся в живых отряхивались и сразу поправляли оружие. Только потом бойцы ощупывали себя, нет ли где ушиба или ранения.

Вот один из молодых, второй. Они оглядываются в недоумении, видят соседей и тоже начинают проверять оружие: клацают затворами, досылают патроны из магазина в ствол. Это деловитое клацание сразу успокаивает людей, Расчеты противотанковых ружей ползут вниз, в заранее отрытые окопы. Танки наверх не полезут: круто и там, на взгорье, густо разбросаны их собственные мины… Они только подведут пехоту, проложив ей дорогу в заграждениях. Там два удобных места для этого, и как раз туда направил капитан Захаров пэтээры. Они уже внизу, выставили неестественно длинные стволы навстречу ползущим чудовищам. Сверху все видно как на ладони…

Ближе, ближе немцы. Не меньше полка наступает вслед за танками. А высота молчит. Ескараев оглядывается и совсем успокаивается: лица солдат спокойны и сосредоточены. Раненые, стиснув зубы, тоже лежат с автоматами. Даже тяжелораненые не стонут. Грозная тишина!..

Метров сто пятьдесят осталось до противника. Немцы осмелели, и кое-кто начал обгонять медленно ползущие танки. В этот момент и грохнули противотанковые ружья, да так удачно, что два головных танка словно заклинились в самых удобных для прохода местах. А невидимые расчеты подбили пока еще один танк. Серый дым от горящего металла потянулся понизу. Танки остановились, не дойдя до заграждений. Пехота замешкалась, сбиваясь в группы, и в этот момент высота ощерилась огненными всплесками. Немцы были видны, как мишени на стрельбище. Их поливали прицельным огнем сверху, снизу, с разных точек высоты, и укрыться им было негде. Слепо вертелись танковые башни, но батальон был рассредоточен, и танковые орудия не могли нанести ему серьезного вреда. Еще три-четыре минуты заминки, и немцы побежали…

Выпустив вслепую по нескольку снарядов, повернули и танки. Но, пока они дошли до леса, еще два из них задымились и остановились. Было видно, как танкисты выскакивают из горящих танков и бегут вместе с пехотой.

— Прекратить огонь!

Связь была оборвана. Команда передавалась по траншее, и высота быстро стихла.

На этот раз немцы подтянули легкую артиллерию и минометы. Заметно было шевеление в лесу и перелесках, открыто подтягивались резервы. По интенсивности огня противник понял, что не такое уж большое подразделение захватило высоту. И все же перед второй атакой немцы снова проутюжили ее сначала с воздуха, а затем из тяжелых орудий. На этот раз они били уже прямо по траншеям и блиндажам, хорошо зная их расположение. Дымом и пламенем окуталось все вокруг, и не успели замолкнуть тяжелые орудия, как из ближайшего оврага и перелесков заухали минометы. Одновременно к высоте со всех сторон двинулись плотные черные цепи…

Ничего не было видно в двух шагах. Рядом с лейтенантом Ескараевым стонал, раскачиваясь из стороны в сторону, молодой боец-казах.

— Что с тобой? — спросил его на родном языке лейтенант.

— Маулена… убило…

Боец показал на лежащего рядом товарища. Бледное лицо убитого было спокойно и сосредоточено, словно он опять приготовился к бою. На груди его зияла страшная рваная рана. Эти двое были земляками и держались друг друга. Оставшийся в живых, по-видимому, до сих пор не верил в смерть и ждал, что друг его вот-вот очнется.

— Да, он