Орбинавты - Марк Далет

Отец и дочь были в широких четырехугольных бархатных беретах, украшенных вышивкой и перьями.

— Донья Росарио, рад видеть вас в добром здравии! — громким голосом произнес Сохо.

— Доброго вам дня, дон Каспар! Здравствуйте, сеньорита Долорес! — приветливо откликнулась Росарио. — Рада представить вам близкого друга Мануэля, сеньора Алонсо Гарделя.

Сохо скользнул взглядом по Алонсо, ответил на его полупоклон едва видным кивком и, словно забыв о его существовании, снова обратился к Росарио:

— Как я слышал, несколько дней назад отправилась в океанское плавание новая эскадра Кристобаля Колона. Теперь надо думать, что возвращения вашего сына осталось ждать совсем недолго.

— Благодарю вас, дон Каспар! Сеньор Гардель уже сообщил мне это радостное известие.

Алонсо не был уверен в точности своих наблюдений, но ему показалось, что при упоминании имени Мануэля Долорес слегка поджала губы.

— Не буду мешать вашей прогулке, сеньора, — молвил Каспар де Сохо. — Надеюсь, в скором времени мы увидимся на балу у герцога Альбы де Тормеса.

С этими словами он попрощался, и небольшая кавалькада покинула опушку леса.

Последние слова кабальеро, очевидно, предназначались для того, чтобы произвести особое впечатление на человека неблагородного происхождения, каковым в его глазах являлся Алонсо. Интересно, что бы он сказал, узнав, что книготорговец Алонсо Гардель постоянно видится с упомянутым герцогом Альбой в литературном кружке Консуэло Онесты?

— Я не слишком пришелся по вкусу вашему другу, не так ли? Может быть, дело в том, что я не дворянин?

— Возможно. — Росарио смутилась. — Он полон предрассудков. Но я не утверждала, что он мой друг. Сохо был приятелем дона Фелипе. Что же касается меня, то между нами всегда существовала определенная натянутость, а после того, как Мануэль, вернувшись с войны, не возобновил ухаживаний за сеньоритой Долорес, она усугубилась. Мануэль рассказал мне, что во время осады Гранады он полюбил девушку, которая вскоре куда-то исчезла. Я просила рассказать об этом подробнее, но он обещал сделать это лишь после того, как отыщет пропавшую возлюбленную. Так я о ней ничего и не узнала.

По дороге в Саламанку Алонсо размышлял о том, когда он теперь снова увидит хозяйку Каса де Фуэнтес. С прошлой встречи прошло не более двух недель, однако для сегодняшнего визита была веская причина: он должен был сообщить Росарио об отплытии эскадры Колона. Но теперь появляться у нее чаще чем один раз в месяц или даже в два месяца было бы неприлично. Алонсо уже ловил косые, недоумевающие взгляды Эмилио и Пепе.

Впрочем, после совместной прогулки в лесок, куда уходила римская дорога, Алонсо казалось, что ему вовсе и не хочется так уж часто видеть Росарио. Он словно насытился ее присутствием и теперь полагал, что не питает никакого особого интереса к сеньоре де Фуэнтес.

Так ему казалось еще два дня.

На третий Алонсо заскучал. Бранил себя, негодовал, всячески пытался отвлечься, но все равно тосковал. Днем наведался к Консуэло и поделился с ней своими терзаниями.

— Тебя, несомненно, что-то с ней связывает, — решительно заключила обитательница особняка на предмостной площади. — Не случайно же ты постоянно видел ее во сне на протяжении двух лет.

Да, видимо, он просто привык часто видеть во сне юную синеглазую красавицу. А теперь, после знакомства с Росарио во плоти, эти сны прекратились. Алонсо решил, что он скучает не по нынешней сеньоре де Фуэнтес, матери Мануэля, а по «девушке из медальона».

Алонсо пришла в голову спасительная мысль: он решил, что нынче же ночью непременно увидит ее во сне и это его успокоит. Ведь в попытках воздействовать на сюжеты сновидений он достиг немалых успехов! Пусть он так и не научился влиять мыслью на реальность — уж в своих-то снах, когда он их осознавал, Алонсо был полноправным господином. Почти полноправным, поправил он себя, вспомнив, как пытался превратить приснившегося ему накануне Каспара де Сохо в дружелюбного гнома с высоким колпаком, а тот стал рыжей собакой и завилял хвостом. Главная-то цель все же была достигнута: недоброжелатель превратился в дружелюбное существо.

Алонсо весь вечер набирался решимости и лег спать с таким напряженным ожиданием встречи с синеокой чернокудрой «девушкой из медальона», что полночи вовсе не мог заснуть, а затем, измученный, провалился в глубокое забытье и никаких сновидений наутро не помнил.

Этот недосып, из-за которого Алонсо весь день с трудом держался на ногах, занимаясь делами книжной торговли, свалило его в неурочный час, как только он вернулся домой.

Полежав немного, он встал с кровати и вылетел в окно по солнечному лучу. Все пространство было напоено золотым сиянием. Вскоре Алонсо оказался на римской дороге, пролегавшей внутри огромной залы, напоминавшей неф главного собора в Саламанке.

— В светлой радости усни, — приветствовала его Росарио де Фуэнтес и лучезарно улыбнулась. — Ты родился. Это сны.

Алонсо испытывал облегчение оттого, что теперь не придется искать ее образ в сновидениях. Вот она стоит перед ним во весь рост и улыбается. Только зачем она держит, подобно Афине Палладе, этот длинный сверкающий меч?

Навстречу Росарио выплыла из бокового нефа девушка из медальона. Она была меньше, тоньше, но моложе и быстрее. Она тоже была вооружена, однако напоминала скорее охотницу Артемиду.

— Постарайтесь прожить жизнь, никого не убивая! — крикнул им Алонсо. Но воительницы уже сошлись в смертельной схватке. Алонсо обмирал от ужаса за каждую из них.

Обе мастерски владели мечом и с такой скоростью управлялись с клинками, что те выглядели подобно двум павлиньим хвостам из сверкающих стальных полосок.

— Какой талант! — восхищенно произнес Пако Эль-Рей, поглаживая бороду. На кольце, свисающем с левого уха, проступали контуры черепахи. — Мы с ней одного племени!

— С какой из них? — спросил Алонсо. — С доньей Росарио или с девушкой из медальона?

Пако загадочно взглянул на Алонсо и медленно произнес, чеканя каждое слово:

В светлой радости усни.Ты родился. Это сны.

«Сны? Так это же сон! — догадался Алонсо. — Ну, конечно, это сон, и все в нем будет происходить так, как захочет сам сновидец».

— Вам не надо драться! Вы обе суть одно! — крикнул Алонсо.

Соперницы слились друг с другом в ослепительной вспышке света, и теперь Росарио, юная, восемнадцатилетняя, стройная, стояла за высоким клавесином, и из-под ее пальцев расходились во все стороны серебристо-золотистые дорожки. Ее взгляд упал на Алонсо, и она улыбнулась ему так, как может улыбаться пространство нашего собственного сна, где мы желанны, любимы и где нам ничего не грозит.

Сновидение кончилось, однако состояние сна продолжалось. Алонсо спал и в то же время слышал пение птиц за окном. Судя по отсутствию иных звуков, рассвет только занимался. Алонсо вспомнил лицо юной Росарио, когда она стояла за клавесином, и этот образ снова во всех подробностях возник перед ним. Не так, как бывает в воспоминаниях, а совершенно отчетливо, как наяву. Или как во сне, когда он еще только переживается, а не вспоминается на следующий день.

Это было одновременное пребывание и во сне, и в бодрствовании. На правый глаз упал лучик солнца, отчего Алонсо сдвинулся левее, отвернулся к стене и плотнее закутался в одеяло. В то же самое время в пространстве сна он приставил к правому глазу длинную полую трубку, напоминающую флейту. На другом ее конце что-то обжигающе сверкнуло, но Алонсо покрутил одно половинку трубки, и яркое пятно исчезло.

Он пожелал вспомнить, какой была девушка из медальона во всех предыдущих снах.

И все эти сны тут же явились его взору!

Они возникли все до единого. Давно забытые, как казалось, они таились где-то в глубине памяти. Вереница, гирлянда, длинная цепочка снов, где присутствовала эта девушка. И, наводя зрительную трубку то на одно, то на другое сновидение, Алонсо совершенно отчетливо вспоминал его во всех подробностях. Вот самый первый из них — тот, что приснился ему в памятную ночь, после того как они с Матильдой украдкой вошли в комнату, где лежал в беспамятстве раненый Мануэль, и Матильда заглянула в его медальон. Алонсо тогда впервые увидел этот образ, и ему в ту же ночь приснился сон — про ребенка-единорога и псов-инквизиторов.

Алонсо знал, что уже не в первый раз он попадает в подобный туннель памяти, где перед взором разворачивается вереница сновидений, связанных друг с другом какой-то общей темой. Это с ним уже бывало, но каждый раз при пробуждении забывалось.

Вот откуда бралось так часто преследовавшее его по утрам ощущение, будто он что-то постиг, но забыл, что именно! Впервые оно появилось более двух лет назад, весной 1491 года, когда Алонсо и Сеферина покинули Гранаду — можно сказать, бежали оттуда — и поселились в доме дяди Хосе.