Орбинавты - Марк Далет

На этот раз для прогулок в лесу было слишком холодно и промозгло, и они сидели в небольшой столовой, рядом с кухней. Через окно, выходящее на внутренний двор замка, в противоположной стене были видны крюки для привязывания лошадей. Росарио угощала гостя свежевы-печенными лепешками с перетертой оливковой мякотью. От мяса он отказался, сказав, что не голоден, но небольшую горячую лепешку с удовольствием попробует.

— Я рада, что представился случай уже не в записке, а с глазу на глаз поблагодарить вас за ваш замечательный подарок! — Росарио выглядела растроганной его вниманием. Недавно ей доставили изготовленный по заказу Алонсо высокий стул со ступенькой, чтобы было удобнее играть на клавесине.

Алонсо коротко поклонился. Он с самого начала решил вести себя как можно сдержаннее. И теперь старался не смотреть на это лицо, на эти глаза, не замечать этого наклона головы, движений этих длинных пальцев. Тем более что он все это уже знал наизусть по бесчисленным сновидениям.

Вскоре выяснилось, что Росарио настроена на серьезный лад.

— Мануэль рассказывал мне о разговоре, произошедшем между вами во внутреннем дворике дома вашего дяди, — начала она, и Алонсо снова почувствовал на себе тот пытливый взгляд, который, казалось, делал невозможным все мелочное, скрытное и недостойное. До сих пор она только однажды так смотрела на него: в тот раз, когда вспомнила, что он спас ее сына от смерти. — Вы говорили ему что-то о том, что наша жизнь похожа на сон, и что, вопреки различным вероучениям, творит ее наш собственный разум, а не какое-то доброе, злое или непоследовательное божество.

— Я не подозревал, что дон Мануэль столь точно понял тогда мою мысль, — смутился Алонсо. Выдерживать взгляд Росарио было как-то неуютно. Ему вспомнилось, что нечто подобное он испытывал на цыганской стоянке в обществе странного кузнеца с кольцом в ухе.

— Тот разговор произвел на него сильное впечатление, — продолжала хозяйка замка. — Но позже, после одного весьма необычного происшествия, Мануэль старался больше об этом не думать. Даже не знаю, почему решился рассказать мне обо всем этом. Видимо, что-то не дает ему успокоиться и полностью выкинуть эти мысли из головы.

Алонсо непонимающе глядел на Росарио.

— Сначала расскажите мне поподробнее про сны и реальность, — попросила она.

И тут Алонсо словно прорвало. Испытывая неимоверное облегчение оттого, что может быть искренним с этой женщиной из своих снов, а также оттого, что ее проницательный взгляд сменился на сосредоточенность внимательной слушательницы, он говорил и говорил.

— Позвольте мне подытожить, — произнесла хозяйка замка, когда Алонсо замолчал, — и скажите, правильно ли я вас поняла и не упустила ли чего-то важного. Сходство между сновидением и явью состоит в том, что и во сне и наяву не существует ничего постоянного. Все переменчиво, все уходит, сменяясь чем-то другим, подобно морским волнам. Кроме того, наши воспоминания о событиях, которые мы переживали в прошлом, со временем тускнеют и теряют выразительность и правдоподобие. Точно таким же качеством обладают и наши воспоминания о сновидениях.

Росарио отпила глоток вина и продолжала:

— Большинство людей судят о сновидениях по этим стертым, неясным отпечаткам в памяти и поэтому считают сны синонимом чего-то ненастоящего, туманного, чему не следует придавать значения. Между тем в то время, когда сновидение еще только длится, все, что нам снится, представляется неопровержимо подлинным и реальным. Мы видим, слышим, обоняем, осязаем, переживаем, радуемся, горюем. Лучшим доказательством того, что до наступления пробуждения сон обладает всеми качествами реальности, является факт, что в подавляющем большинстве случаев люди в сновидении даже не догадываются о том, что это сновидение.

— Вы очень отчетливо и последовательно все изложили, — сказал Алонсо с некоторым удивлением.

— За это качество следует благодарить «Латинянку», сеньору Беатрис Галиндо, которая мне его привила! — улыбнулась Росарио.

— Итак, вы замечательно перечислили то, что роднит сон и явь, — менторским тоном произнес Алонсо, входя в роль профессора факультета снов. — А в чем же состоит различие между ними?

— Различие состоит в скорости, с которой происходят события. — Казалось, Росарио не заметила предложенной игры, хотя, возможно, она сознательно уклонилась от участия в ней.

Алонсо тут же устыдился своего нарочито игривого тона.

— Если явь и является разновидностью сна, — продолжала Росарио, — то протекает она во много раз медленнее, чем обычные сновидения, отчего перечисленные выше пункты сходства имеют обыкновение ускользать от нашего внимания, — опять последовал проницательный взгляд. Может быть, Росарио просто не знает о такой особенности своих глаз? — Алонсо, скажите, все эти рассуждения являются плодом ваших собственных размышлений или же вы где-то что-то подобное читали? Признаться, я сама читаю все, что только удается раздобыть, но не могу даже вообразить, чтобы кто-то из числа христианских мыслителей, даже самых отпетых еретиков, мог так рассуждать.

— Я немало размышляю на эти темы, — осторожно ответил Алонсо. — Но первоначально прочитал о таком понимании природы сна и яви в одной древней рукописи. Она была написана далеко отсюда, в Азии, в те времена, когда не было ни христианства, ни ислама.

Он замолчал, мучительно пытаясь разрешить для себя вопрос, можно ли посвящать Росарио в тайну манускрипта. Вне всякого сомнения, она в состоянии понять и не отвергнуть того, что в нем написано. Но иметь общую тайну с матерью друга, который в нее не посвящен?.. Такое поведение Алонсо считал не слишком лояльным по отношению к Мануэлю.

— Что ж, — заметив его колебания, решительно заключила Росарио. — Благодарю вас, Алонсо. Если вы когда-нибудь решитесь рассказать мне больше, чем сегодня, я с огромным интересом выслушаю вас. Я вообще надеюсь, что мы не в последний раз говорим на эту тему. Но сейчас я хотела бы, чтобы вы попытались объяснить мне природу того странного случая, после которого Мануэль стал всячески избегать мыслей на тему о сходстве яви и сна.

— Я постараюсь, хотя не уверен, что смогу. — У Алонсо не было никакой догадки о том, что именно он обещал сейчас сделать, но не мог же он отказать в просьбе доброй хозяйке своего верного кота.

— Во время осады Гранады произошло сражение, которое позже стали называть Боем королевы, — сказала Росарио. — Оно началось с поединка двух рыцарей. Сарацин был сильнее и выбил христианского воина по имени Гарсиласо де Ла Вега из седла. При падении Ла Вега выронил меч, и тот оказался на земле слишком далеко от него.

Алонсо слушал, недоумевая, зачем она ему все это говорит.

— Мусульманский воин, который тоже упал на землю, прижал Ла Вегу к земле. Было ясно, что сейчас он заколет рыцаря кинжалом. Как вы думаете, чем все это закончилось?

Алонсо пожал плечами, не зная, что и думать.

— Может быть, рыцарь успел вынуть какой-нибудь стилет? — предположил он. — Или с неба ударила молния и сожгла мусульманина? Донья Росарио, по правде говоря, из того, что вы до сих пор рассказали, следует, что мусульманин должен был победить в этой схватке.

— Если вы спросите кого-нибудь из тех, кто находился в долине Гранады и наблюдал за поединком, хоть того же Пепе Круса, то он скажет вам, что при падении Гарсиласо де Ла Вега не выпустил из руки меча. И поэтому, уже лежа на земле, он сумел извернуться и первым нанести удар противнику. Именно так он и победил. Как вы это объясните?

Алонсо замялся. Как-то неудобно было в отсутствие Мануэля подвергать критике точность его воспоминаний.

— Вероятно, дон Мануэль наблюдал поединок с такой точки, с которой ему показалось, что Ла Вега выронил меч, хотя на самом деле этого не произошло, — предположил он.

Чтобы как-то справиться со смущением, Алонсо взял с тарелки крупное красное яблоко с белым пятном на румяном боку и разрезал его острым ножиком с перламутровой ручкой.

— Мануэль клянется, — чуть понизив голос, произнесла Росарио, — что все было именно так, как он рассказывает. И что все остальные этого просто не помнят. А коль скоро он клянется, как я могу ему не верить?

Выражение лица Алонсо красноречивее любых слов говорило, что он ничего не понимает.

Росарио выдержала паузу и, внимательно глядя на собеседника, воскликнула:

— Слушайте же, что там произошло! И не вздумайте отрицать собственной ответственности за случившееся!

Недоумение Алонсо уже превзошло все границы. Какую он мог нести ответственность за исход поединка, находясь в то время то ли в Кордове, то ли в Саламанке?

— Когда Гарсиласо выронил меч, — сказала Росарио, — Мануэль вспомнил ваши слова о том, что жизнь по своей природе подобна сну. И тогда он решил: «Если это мой сон, то все будет так, как я хочу». Он закрыл глаза и представил себе, что все было иначе, что Ла Вега не выронил меча. Мануэль несколько раз отчетливо воображал, как тот падает с лошади, крепко сжимая рукоятку. А затем Мануэль открыл глаза, и все уже было именно так, как он и воображал! Вы понимаете? — Росарио торжествующе смотрела на Алонсо. — Он как будто изменил ход событий! Рыцарь проткнул мечом сарацина, и никто вокруг не помнил той реальности, где он потерял меч и был обречен на верную гибель. По крайней мере, никто из тех, с кем Мануэль это обсуждал. Он весь вечер расспрашивал разных людей, утверждая, что ему было плохо видно. И все в один голос твердили, что Ла Вега не ронял меча! Вот после этого Мануэль и решил больше не касаться этой темы даже в мыслях. Она показалась ему слишком опасной. Он не смог поверить в то, что может изменить реальность. Это ведь попахивает не только ересью, но и колдовством, а также вызовом христианскому учению. Что вы на это скажете, сеньор Гардель?