Орбинавты - Марк Далет

В дом возле моста он пришел уже в начале марта. По желанию Консуэло они сверили свои экземпляры рукописи.

— Вот здесь, — Консуэло нашла интересующее ее место, — видишь, копируя для меня текст, ты написал букву «айн».

— В моем экземпляре тоже стоит «айн», — сказал Алонсо, склонившись над рукописью.

— Но эта буква не может соответствовать никакому латинскому звуку!

Консуэло была права. Алонсо не понимал, как он упустил из виду это обстоятельство. Буква «айн» использовалась в еврейском и арабском языках для передачи глубокого гортанного звука, который отсутствовал в латыни.

— Да, — проговорил он, — странно, что я об этом не подумал. Почему же она здесь стоит?

— Возможно, — предположила Консуэло, — что это не «айн», а сочетание букв «йод» и «вав». Вообрази, что у переписчика времен Аврелиана случайно дрогнула рука, и буква «вав» вышла не прямой, а похожей на крючок. В результате она коснулась предыдущей «йод» и получилось то, что ты принял за «айн».

Алонсо с растущим интересом присмотрелся к этому месту в своем экземпляре «Света в оазисе».

— В общем, такое могло произойти, — признал он.

— Но в этом случае мы получаем вполне понятное слово, — торжествующе произнесла Консуэло. — «iuvenes», «молодые»! Алонсо, вооружайся скорей словарем и расшифровывай этот фрагмент исходя из того, что здесь действительно написано «iuvenes»! Меня очень интересует вопрос уходящей молодости. Может быть, здесь объясняется, как ее можно продлить…

Целый вечер борьбы с этим фрагментом при использовании словаря Небрихи привел к тому, что он был частично расшифрован. Недостающие места Алонсо удалось разобрать ночью, через вторую память.

Наутро Алонсо помчался не на предмостную площадь, а в Лас-Вильяс, изменив свое решение больше никогда не видеться с Росарио, так как считал необходимым поделиться с ней содержанием только что расшифрованного абзаца.

Ворота замковой ограды оказались заперты, что обескуражило Алонсо, привыкшего к тому, что они всегда распахнуты. Он несколько раз ударил по столбу висящим на веревке деревянным молотком. Эмилио, отворивший ворота, взглянул на него с некоторым неодобрением — или это только показалось гостю? — и отправился внутрь замка, чтобы сообщить хозяйке о его приезде.

Росарио ждала Алонсо в приемной зале, сидя в глубоком кресле, стоявшем вполоборота к входной двери. Свечи не горели, и в царившем полумраке был виден лишь силуэт хозяйки замка.

— Сеньор Алонсо Гардель! — церемонно доложил Эмилио и вышел.

Росарио встала и приблизилась к Алонсо. Со времени их последней встречи прошло около шести недель. Теперь она выглядела не намного старше собственного сына. Худая, стройная, подтянутая, очень привлекательная молодая женщина. Та самая девушка из медальона, но приобретшая жизненный опыт и уверенность в себе.

— Алонсо, наконец-то вы приехали! — радостно воскликнула она. — Как я соскучилась!

Перед тем как сделать сообщение, ради которого он прибыл, Алонсо пришлось прокашляться.

— Донья Росарио, я должен рассказать вам, что расшифрован важный фрагмент в тексте рукописи! И вас он касается самым прямым образом!

Хозяйка замка внимательно ждала продолжения.

— Там говорится, — произнес Алонсо срывающимся от волнения голосом, — что каждый раз, когда орбинавт совершает переход в виток несбывшейся реальности, этот переход сказывается на его теле — и на внешности, и на внутренних органах. В свое время именно такое предположение высказал мой дед Ибрагим, и оно теперь подтвердилось. Характер воздействий таков, что они придают телу облик, соответствующий представлению орбинавта о своем идеальном теле. Это представление лежит глубоко в уме любого человека. Иными словами, мы теперь знаем, почему за последнее время вы так заметно помолодели, донья Росарио!

— Как вовремя вы пришли с этим объяснением, дорогой Алонсо! — Росарио подошла ближе. — Я ведь и сама уже догадалась, что мое омоложение как-то вызвано опытами с изменением реальности, и в последние дни очень боялась превратиться в новорожденное дитя. Теперь, благодаря вам, я знаю, что этого не произойдет. Вряд ли идеальное представление о себе, которое хранится в глубине моего ума, соответствует беспомощному младенчеству!

Росарио уже находилась к нему ближе, чем позволяли приличия, и Алонсо попытался отступить назад, но почувствовал спиной косяк двери.

— Вы, как всегда, очень быстро поняли суть моих разъяснений, донья Росарио… — Алонсо не договорил, потому что хозяйка замка вдруг обняла его обеими руками и запечатала уста долгим и нежным поцелуем.

— Я же говорила тебе, что, будь я моложе, я не устояла бы перед тобой, — прошептала она.

Глава 14

И сомненье охватит тебя, может статься.А до дому — много тысяч шагов.Много тысяч гудящих ветров —До дому.Можно ль верным себе остаться,Оставаясь верным другому?

— Неужели тебя и в Гранаде звали кастильским именем? — Росарио, сидя рядом с полулежащим Алонсо, пыталась взъерошить его, чему упрямо сопротивлялись его прямые волосы. Рядом с ними, на изящном низком столике с выгнутыми ножками мерцал масляный светильник, озаряя кровать колеблющимся неверным светом. Полог вокруг кровати был отдернут.

— Только мама. Для всех остальных я был не Алонсо, а Али. Дед называл меня так до самой смерти, даже в Кордове. — Алонсо взял кисть ее руки и стал мягко целовать подушечки пальцев, отчего по спине Росарио пробежала приятная прохладная змейка.

— Али. — Она оглядела Алонсо, примеряя к его облику это имя. — Звучит очень по-арабски. Что это означает?

— Высший, Всевышний. Это одно из девяноста девяти имен Бога. Почему ты спрашиваешь? Разве имена обязательно должны что-то означать?

Росарио любила эту его улыбку любознательного и приветливого мальчика-всезнайки.

— По крайней мере, некоторые из них имеют конкретный смысл. Например, мое[59]. — Ей пришла в голову неожиданная мысль. — «Али» и имя того юноши из сказки про волшебную лампу, которую ты мне рассказывал, — они как-то связаны?

— Аладдин? Да, оно означает «Высота божественного суда».

— Ты для меня самый настоящий Аладдин, — решила Росарио. — Джинн — это сны. Твои удивительные, «сказочные» сны. А лампа — это вторая память, в которой ты творишь чудеса.

— Если я Аладдин, то ты дочь султана. — Алонсо привлек ее к себе. — Царевна Будур. Так и буду тебя звать.

— Алонсо, — проговорила Росарио, прижимаясь к нему. Чуть поколебавшись, она добавила: — Али. Аладдин. Ты не скучаешь по миру ислама? Ты же в нем вырос.

— То, что мы с тобой знаем о природе реальности, одинаково чуждо и исламу, и христианству.

— Я говорю не о вере, — пояснила Росарио, — а об обычаях, языке, музыке, стихах. Об отношениях между людьми, об одежде. О еде, наконец. Мы же привыкаем ко всему этому. Может быть, у тебя есть какое-нибудь любимое блюдо, которого тебе не хватает в Кастилии?

— По языку я действительно скучаю, — признался Алонсо. — Но у меня немало книг на арабском. Иногда разговариваю по-арабски с мамой, а она отвечает на кастильском, который знает намного лучше, несмотря на все годы, что провела в Гранаде. Музыку, к сожалению, я вообще плохо воспринимаю. Вкусно поесть могу в любом трактире, принадлежащем морискам. Впрочем, кастильская кухня мне тоже нравится, тем более что в ней много заимствований у мавров. Жаль только, здесь нельзя сварить кофе с имбирем и корицей.

— С имбирем и корицей?! — удивилась Росарио. — Их можно купить только у венецианцев, причем крайне редко и по очень высокой цене. Они стоят столько же, сколько золото.

— В Гранаде это было не так. Их привозили туда арабские купцы из Александрии. Тоже брали недешево, но все же это было доступно. Мы дома всегда пили кофе с имбирем и корицей…

Алонсо произнес это с такой мечтательностью, что Росарио решила поручить Эмилио в ближайшую же поездку в Саламанку поискать там пряностей в венецианской лавке.

Она вдруг заметила, как причудливо переплетены их преувеличенные трепещущие тени на слабо освещенной стене.

— Наши тени ведут себя намного менее скромно, чем мы сами, — поделилась она наблюдением.

— Может быть, пришло время и нам уподобиться им? — сразу предложил Алонсо.

Росарио вздохнула. С тех пор, как она помолодела, в ее теле звенели жизненные соки такой силы, какой она не помнила по своей первой молодости. Эта была властная, всепоглощающая радость бытия. В ней словно кипело плещущее через край шипучее вино. Росарио и не подозревала, какое это, оказывается, счастье — ощущение своей стройности, легкости движений, силы мышц, гибкости, подвижности, зоркости, остроты всего того, что притупляется и теряется с возрастом.