На сопках маньчжурии - Павел Далецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ло Юнь помог Лэю приподняться.
Лэй, прихрамывая, шел к оморочке; вот он сел, обмыл в реке голову, взялся за весло…
19
Су Пу-тин сказал жене, Таисе:
— Оденься получше, поедем вместе со мной к Занадворову.
Тайса надела платье из золотистого шелкового полотна и соболью жакетку. Коня запрягли в американку.
— У Занадворовых сегодня кто-нибудь именинник? Разве сегодня Елизаветы?
— У нас нехорошие дела, — объяснил муж. И тут Таиса вспомнила, что вчера вечером, когда она легла спать, а Су Пу-тин остался сидеть в спальне за угловым столиком, переворачивая листы своих книжек и передвигая фишки счетов, в дверь постучали, раздался голос одного из компаньонов. Су Пу-тин вышел и вернулся только под утро.
В американке на сиденье лежал сверток.
— Подарок Занадворовой… Отдашь сама.
Экипаж покатился. Су Пу-тин важно правил. Из окон и калиток на проезжающих глазели:
— Куда-то Су Пу-тин с женкой собрался!
Су Пу-тин не оборачивался, знакомым кланялся. Важно повернул в открытые ворота занадворовского дома.
Занадворов был сегодня не в духе.
Он поставлял мясо Морскому ведомству для судов Сибирской флотилии. Мясо — корейский скот — скупал для него Су Пу-тин на ярмарке в корейском городке Бюнлян-дзип-чень. Доходы были хорошие. Но Су Пу-тин намекнул, что доходы могут быть значительнее: можно за бесценок получать коров и быков, зараженных чумой, — только нужно ночью перегонять скот через границу, да чтобы ветеринары не мешали.
Уже трижды Занадворов проделал подобную операцию. Получил большие барыши, говорил Су Пу-тину: «Молодец, голова у тебя работает!» Но вдруг среди местного скота тоже появилась чума, и неспокойные умы, кажется, догадались об источнике заражения.
Доход от продажи чумных быков был настолько велик, что Занадворов теперь и думать не хотел о том, чтобы доставлять Морскому ведомству здоровый скот. Черт бы побрал всех этих догадливых умников.
— А, Су Пу-тин! Приехал с женой… Вот Таису твою всегда хвалю. Не был бы женат — разбил бы твое семейное счастье.
Щелкнул шпорами и подал руку Таисе.
— Ну, иди, милая, к Елизавете — дорогу, чай, знаешь…
— У меня, ваше высокоблагородие Иван Иванович, большая жалоба.
— Пройдем, пройдем в кабинет, там будешь жаловаться.
Во дворе у камня два солдата, занадворовские денщики, щипали гусей. Служащий канцелярии с папкой под мышкой заглянул в калитку. Занадворов крикнул из окна:
— Потом, потом, братец, — ведь не горит?
В кабинете Занадворов уселся в кресло и набил трубку.
— Большие безобразия делаются, ваше высокоблагородие Иван Иванович: Попов снарядил баты, нагрузил товарами и отправился в тайгу. Всем тазам запрещает платить мне долги и вести со мной дела.
— Позволь, на каком же основании?
— Господин Иван Иванович, в тайге он и Леонтий Корж нашли заимку Лэя. Когда я однажды пришел на его делянку, я даже зажмурился. Господин Иван Иванович, небо голубое, а внизу все белое.
— Мак, что ли, снотворный?
— Тот самый мак, который ты разрешил сеять, собирать опий и с которого я тебе в прошлый раз привез столько золота, что ты, господин Иван Иванович…
— Ладно, ладно, дальше!
— Попов вместе с Леонтием Коржом потоптали и пожгли поле, а моего компаньона Лэя избили. Не знаю, выживет ли…
— Обалдели они, что ли?
— Ведь ты, господин Иван Иванович, разрешил мне!
Занадворов отодвинул коробку с табаком и стукнул кулаком по столу.
— Что они, обалдели, спрашиваю?
— Попов всем говорит: я русский! А разве я не русский? — возвысил голос Су Пу-тин. — Кто у меня жена? Таиса Пашкова, — сам видел, сегодня приехала! Какой веры я? Православной. Так кто я, скажи, — русский человек или китайский? Почему Попов посмел идти в тайгу и мне не сказать? Как это можно? Моя тайга! Опий уничтожил! Двести тысяч убытку! Ты потеряешь!
— Зачем уничтожил? — спросил Занадворов, смотря в черные разъяренные зрачки Су Пу-тина.
— Сам хочет торговать, свою делянку имеет!
— Не иначе, — рявкнул Занадворов, — пренаглейший господин!
Заходил по комнате. Остановился у окна: жена его Елизавета разговаривала в палисаднике с Таисой. Да, с Таисой никто не сравнится… только казачки и бывают такие… точно непосредственно ею занимался сам господь-бог. Елизавете лучше и не стоять рядом. Мяса много, мясо бестолковое, и лицо как будто не лицо, а коровье вымя. Но, несмотря на такие размышления о жене, он побаивался ее.
— Попов и шхуну-то получил черт знает как. Линдгольм хотел даже в заграничную газету писать.
— Тут Таиса подарок твоей Елизавете привезла. Старого китайского шелку, — богдыхан такой носит, теперь твоя жена наденет.
— А мужчинам из него можно что-нибудь?
— Все можно. И тужурку, и штаны.
— Вот за это спасибо, Су Пу-тин… Ах, какой мерзавец этот Попов!
20
Во Владивостоке китайцев было больше, чем русских; они строили под начальством русских десятников и инженеров дома из дерева и камня, сооружали порт, были печниками и огородниками, водоносами и прачками, вели мелкую и крупную торговлю, служили бойками.
Для их нужд и для собственной прибыли Су Пу-тин на Семеновском покосе, где селилось большинство китайцев, построил бани.
Приехав в город, Су Пу-тин отправился прямо в бани — узнавать новости.
— Я буду мыться в общей, — сказал он конторщику и прошел в бассейную.
Голые люди сидели на барьерах бассейна, намыливались, соскальзывали в зеленую воду, кричали, кряхтели, окунались. Шум, плеск и крики неслись из бассейна.
Вдоль стен помещения тянулись капы, разделенные невысокими перегородками на клетушки. Это были отдельные «номера» с циновками, одеялами, подушечными валиками и чайными столиками. Сюда после мытья в бассейне и массажа приходили клиенты.
Массажисты у Су Пу-тина отличные — из Мукдена и Пекина! Выйдя из бассейна, клиенты ложатся на высокие скамейки, и над ними орудуют банщики-массажисты. Руками и половицами они скатывают с кожи грязь, и здесь, собственно говоря, человек и становится чистым.
Прямо перед Су Пу-тином лежал на лавке, зажмурив глаза, костлявый мужчина. Несмотря на то что он был голый, Су Пу-тин сразу узнал его, подошел, склонился, проговорил:.
— А, здравствуй, здравствуй, счастливого пара…
Аджентай открыл глаза.
— Именно тебя хотел я встретить здесь, — сказал он многозначительно, и Су Пу-тин сразу обеспокоился.
— Очень рад, что ты моешься в моей бане! Сейчас я вымоюсь, и мы отдохнем.
Он разделся, мылиться сам не стал — банщик его намылил, — спустился в бассейн, погрузился в горячую воду, но радости не испытал, Аджентай в бане! Ничего хорошего не может быть от разговора с Аджентаем.
В бассейн прыгали белые от мыла люди и медленно выходили багровые, распарившиеся.
Су Пу-тин вышел, лег на скамейку, банщик-массажист взмахнул над ним руками и полотенцем. В соседней комнате скрипач выводил на скрипке печальную тоненькую мелодию. Там, в той комнате, были маджан, кости и шахматы. Пожалуйста, после бани играйте и выигрывайте!
После массажа Су Пу-тин лег в кабине на циновку, прикрыл ноги одеялом, налил себе и гостю чаю. Выпили. Начальник знамени сидел на корточках и пил такими большими глотками, что у него дрожал живот.
— Оказывается, ты для меня ничего не оставил! Все взял. К кому я ни приду, говорят: Су Пу-тин взял!
— Напрасно, великий господин, ты поверил этим сказкам.
Су Пу-тин еще наполнил чашечки, и Аджентай выпил чай такими же большими, жадными глотками.
— Бамбукам поверил. Бамбуки умеют спрашивать. Тебе нужно возместить мне. Иначе, смотри, я тебя не пощажу.
Су Пу-тин сказал сдержанно:
— У меня, великий господин, имеется для вас одно сообщение. Крестьяне Старой Манзовки были у меня и написали на вас заявление русскому губернатору. Просят защиты, поскольку земля, на которой они живут, русская и поскольку вы бесчеловечны.
Аджентай от гнева и удивления выпучил глаза.
— Я еще не передал русскому губернатору этого заявления, но, если передам, вас будут ловить русские солдаты, вам трудно будет собирать налоги.
Теперь начальник знамени сам налил себе чаю, взял бобовую пастилу и медленно жевал ее, чтобы обдумать услышанное. «Собака Су Пу-тин вот что можно сказать, обдумав. Он, китаец, ненавидит меня, маньчжура. Сообщу дзянь-дзюню! Вернется на родину — не обрадуется».
— Известие драгоценное, — сказал Аджентай, — оно, конечно, стоит немало. Поэтому я прощаю на этот раз твои безобразия. Но приказ дзянь-дзюня должен быть выполнен, налог должен быть собран, и император должен быть об этом извещен.
Но говорил он уже вяло, понимая, что игру проиграл, что действовать теперь нужно будет очень осторожно. Если даже крестьяне и не писали на него заявления, то Су Пу-тин сам может написать в любой момент.
