На сопках маньчжурии - Павел Далецкий

Первая мысль была о коне. Леонтий бросился за балаган. Конь спокойно жевал сено. Приученный таскать убитых медведей, он не испугался тигра.

А тигр… да не один — четыре! Тигры могли войти в балаган и не вошли, могли поживиться конем и кабаниной и не поживились. Эге, тигриная свадьба! Самка и с ней три самца!

— Нюхали винтовки, — сказал Леонтий. — Плохой для них запах.

После стрельбы по изюбрихам у Леонтия осталось три пули. Хлебников отвезет в деревню кабанов, вернется к вечеру за изюбрихами и привезет новый десяток патронов, Леонтий тем временем походит с малокалиберным винчестером, посмотрит, последит…

— Только смотри, если повстречаешь тигров, не вздумай стрелять. Дай слово, что не будешь!

— Не буду, не беспокойся. Скажи Цяню: четверых встретили.

Хлебников уехал.

Леонтий обошел балаган. С задней стороны снег на склоне распадка был взрыт: отсюда тигры прыгали на крышу. Леонтий тоже взобрался на крышу… Ого, свернули трубу от камелька!

Два тигра обошли коня слева, третий и четвертый прошли между конем и кабаньими тушами, у родника следы соединились, и дальше четыре зверя пошли в один след.

Через полверсты вышли в долину, снег которой был взрыхлен стадом кабанов, и отправились за стадом.

Река подходила то к одной стороне долины, то к другой; кабаны пересекали ее, за ними — тигры, сзади всех человек.

Азарт охотника увлекал Леонтия все дальше. Кабаны свернули в кедровник. Они то рассыпались в стороны, то собирались на одну тропу. Но, несмотря на соблазнительный корм, стремились вперед.

Тигры шли за табуном осторожно: они не любят иметь дело ни с секачами, ни с матками, они нападают тогда, когда стадо кормится, когда поросята отбегают в сторону, когда матки сами увлечены едой.

Для охоты Леонтий был слабо вооружен: три пули и пятнадцать зарядов малокалиберки!

На ходу закусил копченым мясом. Время далеко за полдень, воздух стал терять ясность, — по-видимому, собирался снег. Пора назад!

Решил дойти до излучины реки — где по левому берегу начинался кедровый лес и где кабаны должны были наконец остановиться на кормежку — и вернуться назад.

Кабаны действительно остановились. Всюду валялись шишки, маслянистые сладкие орехи!

В то время когда три тигра приблизились к стаду и залегли, выбирая поросят, четвертый подошел с противоположной стороны. Там кормился старый огромный секач, и, как ни тихо шел тигр и как ни помогала ему природа скрадывать себя, старик почуял врага.

Расставив передние ноги и подняв голову, он смотрел туда, где притаился тигр!. В это время три тигра ворвались в стадо, каждый схватил свою добычу… Точно горный обвал, пронеслось стадо по кедровнику.

Вероятно, столь быстрое исчезновение стада не входило в планы четвертого тигра, он медленно поднялся во весь рост.

Минуту тигр и секач стояли друг против друга. Тигр, поддавшись голосу благоразумия, уже хотел скрыться в чащу, но тут секач сделал по направлению к нему несколько шагов. Тигр присел. Секач не испугался его позы, взрыл снег, подняв за собой целые клубы снежной пыли, и снова сделал несколько шагов.

Он стоял напружившись, пар валил из его пасти, запах доносился до ноздрей тигра. Зверь осторожно привстал, на полусогнутых лапах прошел мимо кустов и снова присел. Теперь секач был на расстоянии прыжка. Хорошо было прыгнуть сбоку, и тигр прополз несколько в сторону, но секач немедленно повернулся туда же.

Тогда тигр прыгнул… Он рассчитал сесть врагу на спину, но секач поймал его в воздухе на клыки, и силой своего собственного движения и тяжести тигр распорол о клыки грудную клетку и живот. Ошеломленный, он припал на снег, и в ту же секунду секач перевернул его, погрузил в брюхо клыки, вывалил внутренности и принялся топтать.

Пар поднимался от крови, внутренностей, от секача, не прекращавшего своей бешеной работы. Снег был протоптан до земли, и на твердой мерзлой земле секач продолжал уничтожать остатки противника. Все было растоптано, втоптано, уничтожено.

Кабан постоял на потеплевшей земле, потянул носом и медленно пошел сквозь чащу.

Леонтий, свидетель поединка, выскользнул из-за ствола кедра. От тигра действительно ничего не осталось: грязные лохмотья шкуры!

Когда Леонтий вышел из кедровника и пересек по льду реку, солнце низко стояло над западными отрогами, неяркое, красное среди мутно-белесого небесного пространства и белых просторов земли. Над берегом поднимались скалы, из-под них бежал ключ. Леонтий подумал было напиться, но, взглянув на скалы, увидел на уступе три морды, не сводившие с него глаз. Тигры!

Если он пойдет дальше, они могут последовать за ним и напасть в ночной темноте… Поднял винтовку, прицелился среднему — самке — между глаз. Совсем негромко, как-то сухо щелкнул выстрел, самка опустила голову на лапы.

Самцы сорвались со скал и кинулись на Леонтия.

Одного Леонтий застрелил на первом же прыжке. Тигр перевернулся, схватился лапами за черную березу и стал рвать ее когтями и зубами. Второму Леонтий попал в нос, зверь побежал мелким тряским бегом и скрылся за бугром.

Первому, который растянулся около березы, Леонтий еще трижды выстрелил из малокалиберного в черепную коробку, потом раскрыл зверю пасть, осмотрел клыки и невольно изумился их силе. Этими зубами тигр давил, как орехи, головы кабанов и волков.

Солнце скрылось, сумерки стали скрадывать снежные сопки. Леонтий снял рюкзак, спальный мешок и полез на прилавок за самкой. Стащил ее вниз, снял шкуру, закопал в снег, тушу тоже забросал снегом и решил, пока не стемнело, пойти за подранком. Он был убежден, что тигр далеко не ушел, подыхает или уже подох где-нибудь за соседними буграми.

Однако кровавый след вел его с увала на увал. Леонтий пробежал с версту. Сумерки сменились ночью. Пошел мелкий снег, луна висела над тайгой в мутной пелене. Пора возвращаться. Завтра с Хлебниковым они придут и возьмут шкуру… Душу наполняло торжество. Бой был серьезен, и Леонтий выиграл его. Вернется домой и расскажет Аносову, как он одолел тигров без стрихнина… И старик Цянь будет счастлив… А который же из четырех — его Ван?

Шел обратно широким шагом, неяркая луна делала все зыбким и неверным. Вот уже те скалы над берегом, где лежали тигры, и вон та черная береза… И вдруг он заметил, что тигр, убитый под березой, не валяется брюхом вверх, как час назад, а прижался к снегу и лежит головой навстречу к нему, Леонтию.

Расстояние три сажени. В ночных сумерках точно не прицелишься. Чтобы не перекинуть пулю, Леонтий взял под голову, выстрелил, и в ту же секунду тигр с ревом прыгнул на него. Когтями зверь терзал его бедра и бобриковую тужурку… Леонтий схватил тигра за горло, всадил в бок нож. Тигр отскочил, повалился, встал, стоял задом к охотнику с ножом в боку. Разъяренный борьбой, плохо соображая, что с ним, Леонтий изо всех сил ударил тигра ногой, — тот огрызнулся и поплелся к реке.

Кровь заливала глаза Леонтия, он добрел до своих мешков, перевязал голову и руку, подобрал ружья…

С каждой минутой становилось все холоднее и все труднее идти. Разложил огонь, чтобы согреться и отдохнуть. К голове нельзя было притронуться, мысли путались. Хотелось лечь. Подул ветер, снег усилился, руки не слушались, ветер со снегом потушил огонь. Не сидеть же около потухшего костра! Лыжи во время борьбы с тигром оборвались, и теперь он брел по глубокому снегу в унтах.

Все было мутно, Леонтий не различал ничего. Натыкался на деревья, на колодины, но, не видя ничего, ногами все время щупал кабанью тропу, по которой утром прошло стадо. Так он добрался до распадка, где стоял балаган. Ветер продувал насквозь, было нестерпимо холодно. Леонтий громко стучал зубами, но от сознания, что балаган близко, сил прибавилось.

Через полчаса Леонтий развел в камельке балагана огонь. Прокушенная рука, завернутая в шарф, онемела. Стал растирать ее. Правая нога разорвана когтями, обуток, налитый кровью, замерз, — разрезал его и снял.

Снова перевязался, поставил чайник. Но когда лег на пары, встать к закипевшему чайнику не хватило сил.

Утром шумел ветер и валил снег. Хлебников не приехал, должно быть из-за тайфуна.

Леонтий то впадал в забытье, то приходил в себя. В печи догорало последнее полено. Углем начертил на стене схему путы к тому месту, где зарыл в снег шкуру тигрицы и где поблизости от нее должны были лежать два убитых самца.

Ночь наступила и минула. Тряс озноб, и в иные минуты необычайно странным казалось, что вот он проделал сюда из Сибири такой длинный путь, столько здесь хотел сделать, а всему конец. Два тигра, раненные им, подыхают под деревьями, а он — в балагане.

Хлебников приехал днем. Первое, что он увидел, — окровавленный винчестер. Распахнул дверь в балаган и со страхом крикнул:

— Леонтий!