Дама с рубинами. Совиный дом (сборник) - Евгения Марлитт

Он ни слова не вставил в разговор, в который герцогиня втянула и Лотаря. Барон стоял за креслом Клодины, напротив герцога, и отвечал странным голосом, как будто что-то происходило в его душе, мешая ему произносить слова.

– Нас ждет ломбер, – сказал герцог, поцеловал жену в лоб и с легким поклоном прошел мимо Клодины в сопровождении Лотаря.

– Милейшая Катценштейн, – сказала герцогиня, – я знаю, вы хотели писать письма, так, пожалуйста, идите. Вы видите, я в приятнейшем обществе. Прикажите опустить шторы, убрать чай и пододвинуть сюда мою кушетку – мне так хорошо у камина, несмотря на то что по календарю сегодня шестое июня. И, милая Катценштейн, лампу к роялю… Вы ведь споете? – обратилась она к Клодине.

– Если ваше высочество прикажет…

– Я прошу вас. Но сперва поболтаем.

Молодая женщина, лежа на кушетке, с очаровательной любезностью старалась разговорить свою тихую гостью, но ту что-то стесняло.

Ей казалось, что в этом искусственно нагретом воздухе она задохнется от воспоминаний о прошлом, кричавшем из каждого угла, из каждого лепного украшения. Здесь, в этой большой прекрасной комнате, в детстве ей и Иоахиму дарили подарки на Рождество, здесь проходила маленькая танцевальная вечеринка, когда ей исполнилось восемнадцать лет; здесь же она со слезами, в глубоком трауре, встретила брата с молодой женой, в то время как тело умершего отца лежало внизу. Один из ее углов превратили в сад, где под гранатовыми деревьями была расставлена мебель, чтобы жене Иоахима было не так грустно в северной стране. Цветы граната, по мнению Клодины, должны были послужить приветом из ее далекого отечества, но они только вызвали слезы на глазах испанки. «Ох, как малы эти цветы и какой у них болезненный вид!» – жалостливо воскликнула она. Тяжелым было то время…

Клодина вернулась к действительности будто из глубокого сна – голос герцогини пробудил ее, она подняла глаза, полные такой печали, что герцогиня на мгновение онемела, потом робко взяла руку молодой девушки и пожала ее.

– Ах, я совсем забыла, что вам должно быть горько войти чужой в свой родной дом!

Эти слова прозвучали так задушевно, так мягко, и маленькая рука гладила ее руку так ласково, что Клодина отвернулась, стараясь скрыть слезы, наполнившие ее глаза.

– Поплачьте, от этого становится легче, – просто сказала герцогиня.

Клодина покачала головой, пытаясь успокоиться, но это ей плохо удалось. Волнение никак не могло улечься, и ко всему еще доброта этой женщины…

– Простите, ваше высочество. Простите, – выговорила она наконец. – Позвольте мне удалиться, я чувствую, что сегодня не смогу составить вам компанию.

– О нет, милая Клодина! Я не отпущу вас! Вы думаете, что я не могу понять? Дорогое мое дитя, я тоже плакала сегодня. – И слеза за слезой покатились по лихорадочно взволнованному лицу герцогини. – Мне очень грустно, – продолжала она. – Я чувствую себя так плохо, что постоянно думаю о смерти. Не выходит из головы ужасный склеп в нашей резиденции… И потом… мысли о герцоге и детях. Зачем, зачем они мучают меня, когда я так молода и счастлива? О, посмотрите, я счастлива даже в своей болезни! У меня муж, которому я дороже всего, и милые дети – и все-таки не уходят мрачные предчувствия. Мне так тяжело дышать сегодня…

– Ваше высочество, – промолвила растроганная девушка, – это следствие духоты.

– Конечно, я взволнована. Знаю, это пройдет… Мне лучше с тех пор, как вы здесь. Приезжайте как можно чаще. Я открою вам, дорогая Клодина, свою тайну, мама знает ее: с тех пор, как я вас увидела, у меня появилось желание иметь вас близ себя. Но мама сама была очарована вами, не хотела и слышать о том, чтобы расстаться. Я не могу упрекать ее за это. Сам герцог просил за меня, но она ему решительно отказала.

Клодина не двигалась, она только опустила глаза и на мгновение сильно покраснела.

– Удивительно, ведь мама никогда не отказывает мне ни в чем. Да, а теперь, Клодина, я обращаюсь к вам с просьбой: останьтесь у меня, по крайней мере, на время нашего пребывания здесь.

– Ваше высочество, это невозможно! – почти вскрикнула Клодина и прибавила: – Мой брат, ваше высочество, его маленькая дочь…

– О, я понимаю важность всего этого. Но, прошу вас, по крайней мере несколько часов ежедневно… Обещайте мне, Клодина… Пойте для меня иногда. Вы не знаете, как хорошо действует на меня ваше пение.

Худенькое личико с лихорадочным румянцем склонилось к Клодине, неестественно блестящие глаза с мольбой смотрели на нее. В лице этом так трогательно выражалась угасающая жизнь… Зачем эта женщина просила ее, и понимала ли она, кого просила… Если бы она только знала… Но нет, она не должна ничего заподозрить.

– Ваше высочество… – прошептала Клодина.

– Нет-нет, от меня не так легко отделаться, я хочу иметь друга, и более доброго и верного я не найду. Клодина, зачем вы заставляете меня так вас просить?

– Ваше высочество, – повторила побежденная девушка и наклонилась к руке, все еще державшей ее руку.

Но герцогиня подняла ее голову и поцеловала в лоб.

– Ваше высочество, ради Бога! – дрожащим голосом прошептала Клодина.

Герцогиня не слышала ее: она повернулась к старой горничной, которая тихим голосом доложила, что герцог с господами будет ужинать в салоне рядом со столовой, и спросила, куда ее высочество прикажет подать ужин ей.

– Здесь, наверху, в маленькой гостиной, – распорядилась герцогиня и разочарованно взглянула на Клодину. – Я с такой радостью ждала сегодняшнего ужина! Мы бы составили милый квартет: герцог, ваш кузен и мы с вами. – И шутливо добавила: – Да, да, милая Клодина, мы, бедные жены, всегда терпим то, что сердца наших мужей делятся между нами и еще несколькими страстями. Охота и ломбер не раз вызывали у меня слезы, но счастливы жены, которые не имеют более важных причин, чтобы плакать.

Лишь в девять часов Клодина получила разрешение уехать. Когда она в сопровождении горничной герцогини сходила по широкой, хорошо знакомой лестнице, ей встретился лакей с двумя украшенными гербами бокалами для шампанского. Она знала, что герцог любит играть с большим количеством шампанского и папирос: игра часто продолжалась до рассвета. Слава Богу, что это случилось сегодня!

Клодина легко сбежала вниз по пурпурному ковру. У дверей стоял старый слуга ее отца, Фридрих Керн, одетый в герцогскую ливрею, его открытое лицо сморщилось в радостной улыбке. Она ласково кивнула ему и поспешно вышла.

Со вздохом облегчения опустилась девушка на шелковые подушки кареты. Как ребенок она боялась, что кто-нибудь встретит ее в коридоре или на лестнице. Нет, слава Богу! Она сидела одна в герцогской карете и ехала к себе домой. О, никогда она так не стремилась в свою маленькую комнату, как сегодня! Некоторое время она ни о чем не думала, потом вдруг отворила окно кареты и провела рукой по лбу: запах надушенных подушек вызвал тяжелые воспоминания о ее придворной жизни. Это были любимые духи герцога: сладкий запах пропитывал его платье, окружал его, как облако, и часто вызывал у нее головокружение, когда его высочество танцевал с ней. Клодина сжала руки, и кровь бросилась ей в голову – ничто так не оживляет прошлого, как запах.