Тайная жизнь пчел - Сью Монк Кид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все целы? – спросила она, пытаясь отдышаться.
– Мы целы, – ответила Августа. – Это мистер Оуэнс, отец Лили. Он приехал в гости.
– Я не дозвонилась ни Душечке, ни Кресси, – сообщила ей Куини.
«Дочери» вчетвером выстроились за нашими спинами, прижимая к груди сумочки, словно готовясь выбить кое из кого всю дурь.
Интересно, как мы выглядели в его глазах. Кучка женщин – Мейбели небольшого росточка, Люнелла со стоящими дыбом волосами, умоляющими заплести их в косички, Вайолет, бормотавшая себе под нос «Благословенная Мария», и Куини – добрая крутышка Куини, которая уперла руки в боки и выпятила нижнюю губу, всем своим видом говоря: Это мы еще посмотрим, как ты заберешь нашу девочку!
Ти-Рэй судорожно вздохнул и уставился в потолок. Решимость его рассыпалась на глазах. Чуть воображения – и увидишь, как ее кусочки падают на пол.
Августа тоже это видела. Она сделала шаг вперед. Иногда я забывала, какая она высокая.
– Мистер Оуэнс, вы сделаете Лили и всем нам большое одолжение, оставив ее здесь. Я назначила ее своей помощницей и учу пчеловодству. Она изучает этот бизнес и помогает нам со всей тяжелой работой. Мы любим Лили и будем заботиться о ней, я вам это обещаю. Мы устроим ее в здешнюю школу и будем воспитывать.
Я не раз слышала от Августы фразу: «Если тебе что-то от кого-то нужно, предоставь ему шанс дать это тебе». Ти-Рэю нужен был способ сбыть меня с рук, позволяющий сохранить лицо, и Августа ему этот способ предоставила.
Мое сердце бешено колотилось. Я наблюдала за ним. Он один раз глянул на меня, потом опустил руку.
– Ну и скатертью дорога, – буркнул он и пошел к двери.
Нам пришлось немного расступиться, освободив проход в нашем женском строю, чтобы пропустить его.
Входная дверь захлопнулась за его спиной. Мы молча переглянулись. Казалось, весь воздух в комнате закончился, когда мы одновременно вдохнули и задержали его в легких, дожидаясь момента, когда уже точно можно будет выдохнуть.
Я услышала, как он завел двигатель грузовика, и, не дав здравому смыслу шанса меня остановить, бросилась бежать по двору, догоняя его.
Розалин окликнула меня, но у меня не было времени на объяснения.
Грузовик сдавал задом по подъездной дорожке, выбрасывая из-под колес комья земли. Я замахала руками.
– Остановись! Стой!
Он затормозил, свирепо глядя на меня сквозь ветровое стекло. Позади меня Августа, Розалин и «дочери» высыпали на переднюю веранду. Я подошла к кабине грузовика. Он высунулся из окошка.
– Я просто должна спросить тебя… – начала я.
– О чем?
– Ты говорил, в тот день, когда умерла моя мать, я подобрала пистолет, и он выстрелил…
Я смотрела на него в упор.
– Мне нужно знать, – сказала я. – Это я сделала?
Краски во дворе менялись вместе с бегом облаков, перетекая из желтого в светло-зеленый. Он провел ладонью по лицу, опустил глаза, потом снова взглянул на меня.
Когда он заговорил, из его голоса исчезла грубость.
– Я мог бы сказать тебе, что это сделал я. Вот что ты хочешь от меня услышать. Я мог бы сказать тебе, что она сама это сделала. Но в обоих случаях я бы солгал. Это ты сделала, Лили. Ты не хотела, но это была ты.
Он смотрел на меня еще мгновение, а потом стал выезжать со двора, оставив меня стоять в облаке запаха машинного масла. Пчелы вились повсюду, зависали над гортензиями и миртами, росшими на лужайке, над жасмином на опушке леса, над лимонником у изгороди. Может быть, он сказал мне правду, но с Ти-Рэем ни в чем нельзя быть уверенной на сто процентов.
Он отъезжал медленно, а не рванул вперед по шоссе, чего я, признаться, ждала. Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду, потом повернулась и окинула взглядом Августу, Розалин и «дочерей», так и стоявших на веранде. Этот момент я помню отчетливее всего – как я стояла на дорожке, глядя на них. Помню, как они стояли и ждали. Все эти женщины, со всей их любовью, ждали меня.
Я бросила один последний взгляд на шоссе. Помню, как подумала, что он, наверное, любил меня – на свой собственный скаредный лад. Он ведь отказался от прав на меня, не так ли?
Я до сих пор говорю себе, что, уезжая в тот день, он имел в виду не «скатертью дорога»; он имел в виду: О, Лили, тебе будет лучше здесь, в этом доме, у этих цветных женщин. Ты бы никогда так не расцвела со мной, как с ними.
Я знаю, это абсурдная мысль, но верю в благую силу воображения. Иногда я представляю, что в Рождество от него придет посылка, не обычные стандартные «свитер-носки-пижама», а что-то по-настоящему продуманное, например, браслет с подвесками из настоящего золота, а на открытке он напишет: «С любовью, Ти-Рэй». Он напишет слово «любовь», и мир от этого не перестанет вращаться, а продолжит заниматься своим делом как до́лжно – как река, как пчелы, как все на свете. Не следует слишком задирать нос перед абсурдными вещами. Вот посмотрите хотя бы на меня. Я совершаю один абсурдный поступок за другим – и в результате оказываюсь в розовом доме. И каждый день просыпаюсь, дивясь этому чуду.
Осенью Южная Каролина меняет краски, становясь рубиново-красной и ярко-оранжевой. Теперь я смотрю на них из своей комнаты на втором этаже, из той комнаты, которую освободила Джун, когда в прошлом месяце вышла замуж. О такой комнате я не могла и мечтать. Августа купила мне новую кровать и трюмо в стиле французского Прованса из каталога Sears and Roebuck. Вайолет и Куини пожертвовали цветочный ковер, который бесполезно пылился у них в гостевой комнате, а Мейбели сшила белые в голубой горох занавески для окон с бахромчатыми помпонами по нижнему краю. Кресси навязала крючком из пряжи разноцветных осьминожек, которые живут на моей кровати. Мне за глаза хватило бы и одного осьминога, но это единственное, что умеет Кресси, так что их число все растет и растет.
Люнелла сотворила для меня шляпу, которая дала фору всем остальным когда-либо сотворенным ею шляпам, включая и свадебную шляпку Джун. Она отдаленно напоминает мне папскую тиару. Такая высокая – все тянется и тянется вверх и никак не заканчивается. Однако округлости в ней больше, чем в папской тиаре. Я
